Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный

находят многих сторонников, но я не из их числа... если выбор существовал, но затем отменен, то это случилось не без уважительных причин. Отношения с тех пор до того искажены, что возрождение выбора у нас в России принесло бы столько пользы, сколько разведение виноградных лоз вдоль тротуаров в Петербурге». И если, по мнению Болотова, в древней Церкви выборы велись «образцово», то впоследствии ситуация изменилась на противоположную. Он воссоздал впечатляющую картину истории таких выборов, в ходе которых были подлоги, подкупы, а иногда и «борьба черни с дрекольем в руках заменялась борьбой влиятельных лиц с мешками золота».

Следует отметить, что при избрании низших клириков в России современники констатировали приблизительно такую же картину. Так, например, один из очевидцев писал: «Тяжелые, а иногда прямо жуткие сцены разыгрываются при избрании членов причта. Сцены, которые не могут не вызвать чувства сожаления... Шум, крик, ожесточенная перебранка, а иногда и драка — необходимые спутники голосования. Пишешь и думаешь, когда же все это кончится».

Конечно, при выборах епископата до этого не доходило, но все же образцовыми, особенно в провинции, считать их нельзя.

По мере «углубления» революции церковное движение, особенно среди низших клириков, в некоторых наиболее «неблагополучных» епархиях начинало серьезно беспокоить высшие власти. Так, среди духовенства «появились лица, которые приняли на себя обязанности земских комиссаров. разъезжают по приходам и потворствуют толпе, сеют семена вражды к землевладельцам и призывают к так называемому отобранию земельных имуществ», — сообщал в Синод Орловский епископ. А в одной из епархий появилась «боевая организация псаломщиков», которая под страхом террора требовала от «товарищей» благочинных нового дележа доходов.

Радикализм и законотворчество столичного и особенно провинциального духовенства обычно обгоняли инициативы высшей церковной власти. «Жизнь нас опережала, — признал на Поместном соборе член Синода протопресвитер Н. Любимов, — не успеем сделать распоряжение, получаем вести: там отстранили епископа, тут отцы захватили власть в свои руки. Что было делать Синоду?» Требования введения выборного начала в среде духовенства стали повсеместными. Это отмечали и другие осведомленные современники.

И все же высший церковный орган, несмотря на общий паралич власти в России, сохранял роль решающего арбитра во внутрицерковной борьбе. В результате Церковь не только не развалилась, но и сумела консолидироваться, постепенно изживая крайности революционного времени.

Конечно, выборы проходили в тяжелой обстановке прогрессирующего общенационального кризиса. Сильное давление осуществлялось со стороны общественных организаций (местные комитеты и Советы). Вмешательство таких организаций во внутрицерковные проблемы происходило, несмотря на соответствующий циркуляр главы Временного правительства и противодействие Синода. «Советы солдатских и рабочих депутатов и другие организации вмешиваются даже в выборы игумений для женских монастырей», — с возмущением говорил член Синода протоиерей Ф. Филоненко.

Более того, в некоторых губерниях именно власть таких организаций и была единственной реальностью. От них «бегут и комиссары правительства», — писал обер-прокурору Пермский епископ Андроник. Апофеозом подобных действий стал случай в Харькове, когда комитет сам выработал правила избрания епархиального владыки и требовал руководствоваться только ими. Но если в Харькове атаку комитета удалось отбить, то в Курске представители Совета смогли принять активное участие в выборах.

Само Временное правительство и его представители на местах, как показывают документы, во внутрицерковные дела, как правило, не вмешивались. Однако и защитить церковных лиц от произвола различных комитетов и Советов официальные власти не всегда могли. Вообще же вмешательство в дела Церкви политических и общественных организаций в данный период не имело характера всеобъемлющего диктата, характерного для последующей эпохи. Более значимую роль для выбора того или иного кандидата имели его взаимоотношения с рядовым духовенством. Можно определенно сказать, что «архиерей-вотчинник» или «князь церкви» не имел в 1917 г. никакого шанса возглавить епархию.

Механизм выдвижения претендента на кафедру мог быть различным. Кто-то сам активно выдвигал свою кандидатуру, некоторые же церковные деятели, как, например, мирянин Н.И. Знамировский — узнавали о своем выдвижении только из телеграмм. Следует отметить, что выдвижение на епархиальную кафедру мирян — явление исключительное в истории Русского Православия. Однако характерно, что даже у консервативных историков тогда не возникало сомнения в каноничности данной практики. Вместе с тем в ходе выборов ни один кандидат, не имевший сана епископа, так и не стал епархиальным архиереем. Тут, возможно, сказалось как отсутствие прецедента, так и определенный страх части выборщиков перед возможностью иметь своим архиереем мирянина или представителя белого духовенства.

Так, например, в Москве после проведения второй баллотировки часть делегатов Собора из простых крестьян, по сообщению газеты «Московский голос», «облегченно крестилась — хорошо, что барина не выбрали». А присутствующий на данных выборах в качестве делегата от прихода академик А.И. Соболевский писал своему коллеге И.С. Пальмову: «Москва выбрала себе митрополита, человека подходящего, не ведшего никакой агитации... Конкурентом был А.Д. Самарин, все время находившийся лично, присутствующий и при беседах, и при голосовании, и при подсчете голосов. Как ни странно, он чуть-чуть не был выбран. Сильное впечатление на собравшихся произвел вопрос одного делегата-мужичка. Он слушал, слушал доводы за Самарина и вдруг спросил: “Ну выберем Самарина, приеду я к себе; меня спросят, кого выбрали? Что скажу: выбрали помещика в пиджаке”».

Сыграла свою роль и некая солидарность епископата, особенно заметная в истории екатеринбургских и рязанских выборов.

Утверждение результатов выборов в 1917 г. носило двухступенчатый характер. Первым свое решение высказывал Синод, затем Временное правительство, хотя утверждение избранного епископа светской властью имело формальный характер: все решения Синода были подтверждены. Епархиальный владыка вступал в свои права с момента определения Синода. Утверждение решений церковной власти властью светской являлось последним реликтом еще не порванной окончательно связи государства и Церкви.

Не совсем ясны принципы, которым следовал Синод при утверждении выборов. Так, например, официальными причинами непризнания выборов в Рязани и Екатеринбурге стало как отсутствие кворума, так и неполучение ни одним из кандидатов абсолютного большинства. Но в то же время в документах, присланных из Владимира, нет упоминания ни о числе присутствующих на съезде, ни о результатах двух баллотировок, а лишь констатируется окончательная победа архиепископа Сергия. В Чернигове избрание вообще произошло еще до официального увольнения прежнего архиерея.

В изученных материалах хорошо заметно отличие провинциальных церковных выборов от столичных. В провинции сильно политизированное духовенство прибегало к таким официально запрещенным средствам, как дискредитация неугодных кандидатов, в ходе которой оно часто стремилось заручиться поддержкой светской власти. Другими словами, по выражению историка Б.И. Ко-лоницкого, духовенство использовало «современные методы политической мобилизации». Если к власти в Петрограде и Москве пришли церковные «идеалисты» Вениамин и Тихон, то в провинциальных епархиях победу на выборах получили опытные