Тингль-Тангль - Виктория Платова

– Привет, – сказала S часть дуэта ЧукГек.

– Привет, – ответила Васька, тотчас нацепив на себя приятельскую улыбку. – Куда же вы запропали, парни? Я думала о вас.

– Вряд ли ты о нас думала, Гек погиб.

В первую секунду Васька почувствовала облегчение: если Гек исключается, то перед ней – Чук, двух мнений быть не может. Значит, она назовет Чука именно Чуком и не поставит себя в дурацкую ситуацию. Но что сказал Чук?

ВрядЛиТыОнасДумалаГекПогиб.

Вот так, безо всякой интонации, плотно подогнав слова друг к другу и оставив лишь небольшие зацепки, зазоры, выступы, чтобы, ухватившись за них и подтянув тело, можно было добраться до вершины смысла: ГЕК ПОГИБ.

– Как погиб? Что значит погиб?

– Это значит, что его больше нет, – Чук смотрит на Ваську так, как будто она виновата в смерти Гека.

– Мне очень жаль… Сварить тебе кофе?

– Свари.

На Чука уже оборачиваются, весь его вид диссонирует с обстановкой «Ноля»: потрепанные джинсы, черная майка, тяжелые ботинки на ногах, уйма кожаных браслетов на запястьях, а еще скейтборд, торчащий из рюкзака. Чук чертовски молод, чертовски высок, чертовски загорел, мускулист, пропорционально сложен; он – явная угроза для постоянных посетителей ресторана, всех этих небедных людей, не таких молодых, высоких, загорелых и мускулистых. Пришедших сюда с подружками, невестами и любовницами, Васька ни секунды не сомневается, что в непристойных фантазиях подружек, невест и любовниц парни, подобные Чуку, фигурируют всегда. В качестве водопроводчиков, сантехников, садовников, инструкторов по фитнесу и горным лыжам, шоферов-дальнобойщиков, коммивояжеров с набором насадок для пылесоса.

Насадки интересуют скучающих самочек больше всего.

Дерьмообразный официант Виталик уже смотрит в их с Чуком сторону и недвусмысленно семафорит Ваське рукой: «сплавляй своего дружка к чертовой матери, пупхен, не зли папашек».

Иди ты в жопу, мысленно отвечает Васька.

– …Как это произошло? Когда?

– В тот вечер, когда мы виделись в последний раз. Помнишь?

В последний раз они виделись в тот вечер, когда Васька познакомилась с Ямакаси. К несчастью, Васька почти не помнит Чука и Гека в контексте этого вечера, они не были водопроводчиками, сантехниками и коммивояжерами, их роль свелась к тому, чтобы представить Ваське

человека-паука

человека-кошку

человека-ядро

но Васька думала о них тогда, – прежде, чем забыть окончательно. С печалью. С предчувствием возможного несчастья. Они слишком тяжелы, слишком неповоротливы для того, чтобы одолеть крыши, пусть качаются на волнах, пусть качаются в небе, пусть присасываются к загубникам аквалангов и крутят педали, а крыши им не по зубам – и вот, пожалуйста. Так и случилось.

– Гек сорвался с крыши? Разбился насмерть?

– Точно, – кофе уже стоит перед Чуком, но он даже не думает к нему прикасаться.

– Я ведь говорила вам…

– Я тоже говорил ему – «не стоит, брателло, может, человек-паук и прав». Он не послушал меня. И тебя тоже. Почему ты не пришла на похороны, Васька?

Чук – странный парень, как она могла прийти на похороны, если даже не знала, что Гек погиб?

– Я ничего не знала про похороны.

– Разве Ямакаси ничего тебе не сказал?

Это что-то новое. Настолько новое, что Васька машинально берет чашку с кофе, до сих пор стоявшую перед Чуком, и отхлебывает из нее глоток.

Самая настоящая бурда.

Шайзе.

– А он должен был сказать?

– Он ведь теперь твой парень, я прав?

– Он ничего мне не говорил… Он знал?

– Он знал. Мы виделись.

– Когда?

– На следующий день… После того… После того как это произошло.

На следующий день после того, как они с Ямакаси познакомились. На следующий день после того, как погиб Гек. Какое из событий важнее?

То, что связано с Ямакаси.

В том, что связано с Ямакаси, слишком много неясностей, недоговоренностей, она и раньше подозревала это. Неясность, недоговоренность, зыбкость воздушных потоков, обманчивая надежность кровельного железа, обманчивая доступность пожарных лестниц, хитросплетение татуировок, хорошо отрепетированная пустота азиатских глаз. Он кажется наивным простачком и хитрым змием одновременно, он пялится в дурацкие порномультяшки и вынюхивает места, у которых когда-либо задирал лапу Шаброль.

Не последний, между прочим, режиссер, уж не влюбилась ли Васька?

Определенно да.

Да. Да. Да.

Кем бы он ни был на самом деле. Не Шаброль – Ямакаси. Она влюблена в него, как кошка. Кошка влюблена в человека-кошку. Смешно.

– Чему ты улыбаешься? Ведь Гек погиб, ты разве не поняла? – на скулах Чука появляются красные пятна. – Какие тут могут быть улыбки?

– Прости, – в этом месте не мешало бы устыдиться, но Васька не испытывает никакого стыда. – Это не имеет никакого отношения к Геку. Я сожалею, что он погиб. Я потрясена… Вы что, случайно встретились?

– С кем?

– С Ямакаси.

Чук долго и пристально вглядывается в лицо Васьки, прежде чем ответить:

– Нет, он заходил ко мне.

– Зачем?

– Забрать сумку.

Какая сумка, при чем здесь сумка? До сих пор Ваське был известен чахоточный рюкзак из «Ганга», а сумка никогда не всплывала. Но все еще можно прояснить, если расспросить Чука обстоятельнее.

– Ты имеешь в виду рюкзак?

– Да нет, это была сумка, – Чук смотрит на Ваську с недоумением. – Обыкновенная спортивная сумка.

– А почему эта сумка оказалась у тебя?

– Он жил у меня пару дней, когда появился в городе. Мой друг – не Гек, другой парень… Он попросил приютить одного крутейшего человека… На время, пока тот осмотрится в Питере.

– Ямакаси был этим крутейшим человеком?

– Да.

– И откуда же он приехал?

– Я не знаю. Никогда не спрашивал. Видел только бирку от ручной клади на его сумке. Но она как-то быстро исчезла.

Бесполезно выспрашивать у Чука, что именно было написано на бирке, он наверняка не запомнил. Вряд ли он вообще придал ей хоть какое-то значение. Но Васька – разумная девушка, хотя, в силу редкой психологической особенности, ни за что бы не поладила с надписями на бирках и со всеми другими надписями тоже. Это не мешает Ваське оставаться разумной, и разум подсказывает ей, что именно означает бирка: Ямакаси прилетел в Питер самолетом. А для того, чтобы попасть в самолет, необходимо пройти паспортный контроль. А для того, чтобы попасть в объятья паспортного контроля, а до этого купить сам билет, нужно как минимум, иметь паспорт.

Конечно же у Ямакаси был паспорт.

И в него была вклеена фотография (узкие азиатские глаза, узкий рот, узкие полоски татуировок вместо бороды), и был вписан год рождения, и место рождения, и настоящее имя.

Конечно же у Ямакаси есть настоящее имя.

Васька – не романтическая дура, она прекрасно отдает себе в этом отчет. Будь он японцем – его еще могли бы звать Ямакаси, и то не факт. Но Ямакаси – не японец. Он прекрасно говорит по-русски, и без всякого акцента. Русский – его родной язык, это не подлежит сомнению. К тому же японцы не выговаривают уйму букву, составляющих основу русского языка. Они не могут выговорить их в принципе. Ваське известны как минимум две – «р» и «л».

Ямакаси – не японец.

И самое ужасное – он может оказаться кем угодно: керамическим убийцей, птицей Кетцаль, человеком, укравшим у другого человека сертификат промышленного альпиниста, королем воздуха, королем воров, королем мопедов, королем телевизионных пультов, поклонником Шаброля, горячим поклонником порномультфильмов, Васькиным возлюбленным, наконец. Все это, даже сложенное вместе, никогда не прольет свет на истинную личность Ямакаси.

– …Он расспрашивал меня о тебе, Васька, – голос Чука слегка подрагивает от обиды: он хотел бы говорить о своем друге Геке, но вынужден говорить о Ямакаси, потому что этого хочет она. Девушка, которую Чук никогда не переставал любить.

– Когда забирал сумку?

– Нет. Много раньше. Он и Гека расспрашивал… Вот это да! А Васька еще наивно полагала, что ее уже ничем нельзя удивить.

– Мне казалось, что это была ваша идея – познакомить нас.

– Нет. Это была его идея познакомиться с тобой. Сказанное Чуком не то, чтоб так уж неприятно Ваське – она вообще предпочла бы никогда об этом не узнать. На случайности знакомства держались все последующие, довольно искренние (с ее стороны – так точно) отношения с Ямакаси, теперь же придется искать в каждом из совершенных им поступков двойное дно.

– Мне показалось, что он был не слишком доволен, когда увидел меня на крыше…

– Да нет же. Он хотел тебя увидеть. Он попросил, чтобы мы привели тебя с собой.

– А зачем – он не объяснил?

– Нет. Сказал, что много слышал о тебе и хочет познакомиться…