Дети порубежья - Вера Школьникова

"Доспорились! Эльфы!" — мальчишка в ужасе попятился, а вторая такая же стрела догнала метнувшегося в сторону тощего браконьера. Салин, пригнувшись, кинулся под защиту деревьев, и побежал, петляя между стволами. На его счастье эльфы перестали стрелять, опасаясь оскорбить священный лес. Хотя никакого вреда от воткнувшейся стрелы дереву не будет, эльфы предпочли упустить разбойника. Ненадолго.

* * *

Около полудня цепочка всадников окружила деревню. Эльфы, не шевелясь сидели в седлах, держа луки на взводе. Девчонок, собравшихся в лес за грибами, завернули обратно, не сказав и слова — хватило стрелы, вонзившейся в землю под ногами. Эльф в расшитом золотыми нитями тяжелом малиновом плаще, поверх серого походного дуплета, безошибочно спешился у дома старосты. Он проговорил, негромко, но отчетливо, не сомневаясь, что его услышат:

— Старосту сюда.

Староста, не мешкая, вышел. Он знал, что деревню оцепили, но не понимал, зачем — упустили вора, так все теперь, олухи бессмертные. В следующий раз попроворнее будете. Если порубщик успевал выбраться за границу леса, преследовать его дальше у эльфов права не было. Бояться староста не боялся — ничего они не сделают, но на душе было неспокойно — Салин еще не вернулся. Что, как поймали мальчишку, а он все на отца свалил? До суда дело дойдет, выставят свидетелем, не оправдаешься. Не надо было его посылать, мал еще, гонору много, а ума что у котенка — только миску найти и хватает. Он степенно вышел из дому, поклонился эльфу:

— Гостя в дом боги приводят. Что ж мы посреди дороги говорить будем? Вы уж в дом пожалуйте.

— Незачем, — холодно ответил эльф. — Этим утром в священном лесу погибли деревья. Убийцы — из вашей деревни. Мы застали их на месте преступления. Двое мертвы, один сбежал. Выдайте нам виновного.

Староста вцепился в кисть пояса: знать бы, кого убили, а кто ноги унес. Салин ведь хоть и восьмой сын, а все равно своя кровиночка. Эх, не надо было его посылать, не надо, лучше бы свояка подрядил, так жадность сгубила. Но жив парень, или уже нет, а эльфам тут делать нечего. Он откашлялся и степенно возразил:

— Деревень много вокруг. Может, кто из соседей и баловался, а мы такими делами не промышляем.

— Лошадь вернулась в вашу деревню. Не изворачивайся, смертный.

— А если и вернулась, то что? По закону вам только в лесу право судить дадено. А в деревне мы уж сами как-нибудь разберемся. Если и впрямь кто в лесу шалил, сами накажем, чтоб неповадно было. По-свойски, как испокон веку было. А вам, господин хороший, домой пора, а то, неровен час, еще чего срубят.

Эльф смерил его холодным взглядом, так, что мужик поежился, несмотря на боевой настрой:

— Испокон веку вы убивали наш лес, смертные. Так было. Но больше не будет. — Эльф взмахнул рукой, и в воздухе повисли огромные песочные часы. Из верхней колбы тонкой струйкой сыпался кроваво-красный песок. — Два часа. К этому сроку вы должны выдать преступника.

— Да что он, дурак последний, пока вы тут торчите, возвращаться? — Староста уже не взывал к законам.

Но эльф не стал слушать. Он одним быстрым движением вскочил в седло и ускакал, обдав старосту клубом пыли. Часы остались висеть прямо перед носом растерявшегося крестьянина, песок с тихим шелестом сыпался вниз. Староста досадливо махнул рукой ему вслед и вернулся в дом, успокоить жену. Только бы Салин целым вернулся, шкуру с него отец сам спустит.

Старшие сыновья каждый год порубщиков в лес водили, ни разу не попались, а этот только сунулся — и на тебе. Одни убытки: сын-то еще, может, вернется, а вот лошадь и подвода сгинули. А какая коняга была, семижильная, да и молодая еще совсем — пяти лет не разменяла, сам из жеребенка вырастил! Об эльфах, окруживших деревню, староста и думать забыл. Постоят-постоят, да уедут. Права у них никакого нету на людских землях суд вершить.

Последняя песчинка упала в нижнюю чашу, и по деревне разнесся низкий глухой звук, словно кто-то ударил в набат. Староста вышел из дому, оставив в горнице подвывающую жену — Салин, последыш, был ее любимчиком. Эльф уже ждал, появившись посреди улицы будто по волшебству. На этот раз он не стал спешиваться, застыв в седле, словно был со своим конем одним целым. Казалось, он даже не дышал. Староста развел руками, отгоняя страх, внезапно пробежавший по спине липким потом:

— Нету у нас в деревне порубщика. Хоть год дожидайтесь.

— Укрывший виновного виновен сам. — Эльф словно потерял всякий интерес к старосте. Часы, повинуясь его жесту, исчезли.

Староста, помолчав, ушел в дом. Что толку стоять тут пялиться? Заплатят они, как же. Было уже такое, пару лет назад, с соседями. Эльфы на целую деревню в суд подали, так отправил их судья восвояси: мол, не может вся деревня виновата в порубке быть, это вам не государственная измена.

Эльфы стягивали кольцо, оттесняя сельчан к центру деревни, где на площади перед общественным колодцем стояла часовня Навио. Они заходили в каждый дом, заставляли всех выйти на улицу, не забыв и стариков, доживавших свои дни на печках, бабам приказывали взять детей, даже младенцев из люлек. Дети, не понимая, что происходит, плакали, женщины, вместо того, чтобы успокоить отпрысков, причитали.

Кто-то пустил слух, что эльфы в отместку сожгут деревню, чтобы другим неповадно было, потому и выгоняют всех из домов. Проклинали старосту: если бы не его жадность, ничего бы и не случилось. Каждый мужик не сомневался, что уж он-то бы не попался. Бабы торопливо прятали за пазуху деньги, вытащив из ухоронок.

Наконец, все население деревни оказалось на площади. Пять сотен живых душ, самый старший — дед Опалий, он и сам не помнил, сколько ему лет, самый младший — сын кузнеца, только два дня как появился на свет, еще в книгу записать не успели. Староста с семьей держался чуть поодаль, старательно не замечая мрачных взглядов односельчан. Он все еще не верил, что эльфы что-либо сделают. Небось попугать решили.

Как все закончится, будет герцогу жаловаться: хоть они и бессмертные, и королю сородичи, а на чужой земле хозяйничать нечего! Не им подать платят, не им с деревни и спрашивать. Только вот что герцог сделает? На эльфов испокон веку никакой управы не было, такие им наместницы вольности дали. Одно ясно — после такого перепуга старостой ему уже не быть, изберут на сходке другого.

Эльфы разделились: половина оцепила площадь, с луками наготове, остальные начали загонять людей в часовню. Сруб сельчане поставили большой, не пожалели общинных денег, но не на пять же сотен человек! Но эльфы, не обращая внимания на жалобы и крики, запихивали сельчан внутрь, быстро и бесстрастно, будто снопы на подводу грузили. Старосту загнали последним, он спиной уперся в тяжелую дверь и закашлялся: дышать в часовне было уже нечем. Дети орали, бабы выли, мужики глухо кашляли, и никто, в том числе и староста, не понимал, что происходит.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});