Уэлихолн - Торин Владимир

— Как ты можешь так говорить? — испуганно пролепетал Томми.

Его по-детски наивное возмущение показалось Джозефу Кэндлу забавным, и он рассмеялся. Да, это был смех, которого лучше никогда не слышать, — свирепый, злорадный и почему-то торжествующий.

— Как я могу говорить о том, чтобы убить собственную мать? А затем еще и сестру? — спросил он. — Да, это тяжело понять глупому ребенку.

«Его мать?! — ужаснулся Томми. — И сестра?! Как такое может быть? Значит, и папа тоже? Папа и дядюшка Джозеф — сыновья той старухи? Они — братья мисс Мэри?!»

Хоть он и был потрясен, все же резко одернул себя: ни в коем случае нельзя выдавать, что это для него новость! Он ведь сказал, что якобы все знает, нельзя показывать недоумение, пока на самом деле не узнает все…

— Почему ты их ненавидишь? — спросил он.

Дядюшка пожал плечами. Он всегда так делал, когда кто-то задавал ему неудобный вопрос, но раньше Джозеф Кэндл всякий раз увиливал от ответа. Сейчас же он, видимо, собрался как следует этим ответом насладиться.

— И правда, как я могу ненавидеть этих ничтожеств? — с презрением бросил дядюшка. — Давно прошло то время, когда имя Кроу звучало гордо. Они лишились всего — бездарно и глупо растратили, потеряли и заложили. Когда-то они правили этим городом, но теперь уже никто и не вспомнит, кем они были. Старая ведьма сама до этого довела. Она боялась. Боялась! Как думаешь, чего? Она боялась своих же детей — той тени, которую отбрасывает на нее крона выращенного ею же дерева. Старуха взяла топор и сама обрубила все ветви у этого дерева, оставив лишь одну — сухую и мертвую — ту, что никогда не сможет отбросить на нее тень. Чему же тут удивляться, если дерево в итоге засохло полностью. Но для меня все это в прошлом, и я рад, что мне довелось наблюдать за увяданием Кроу со стороны. От них почти ничего не осталось — лишь старуха и ее сумасшедшая дочь. И все же… все же… Пока хоть кто-то из Кроу жив, они будут представлять угрозу для нашей семьи.

— Но выходит, эти Кроу тоже наша семья! — запротестовал было Томми. Он вообще уже ничего не понимал.

— Нет, парень, — безжалостно сказал дядюшка, покачав головой. — Наша семья — это Кэндлы. Мы с твоим отцом давно больше не Кроу, и я сделаю все, что будет нужно, для нашей семьи. Для Кэндлов. Тебе ясно?

— А папа? — спросил Томми с вызовом. Знал бы кто-то, чего только стоил ему этот вызов.

— Что папа? — не понял дядюшка.

— Папа тоже все сделает?

Джозеф Кэндл расплылся в неестественной, фальшивой и оттого еще более жуткой улыбке.

— А папочка твой — муж Корделии, и этим все сказано.

Для Томми этим ничего не было сказано, хотя дядюшка явно вкладывал в очевидный для всех факт какой-то особенный смысл.

— Но чем они нам угрожают? — спросил мальчик. — Эти Кроу?..

— Парень, — Джозеф прищурился, глядя на племянника. — Твоя мамочка полагает, что ты глупое дитя и твою ранимую душу нужно беречь. Я же считаю, что ты уже достаточно взрослый, чтобы понять простые вещи. И это единственная причина, по которой мы сейчас с тобой вообще разговариваем. Не будь ты Кэндлом, я бы уже давно свернул тебе шею за подобные вопросы. Ты меня понял? — Нынешний Джозеф Кэндл был явно способен воплотить свои угрозы в жизнь. — Так вот, тебе нужно понять одну простую вещь: у тебя есть семья, и у твоей семьи есть враги. Да, их сейчас мало, и они разобщены, от них остались лишь жалкие тени, но они ждут того часа, когда мы зазеваемся и утратим бдительность.

— О чем ты говоришь? Враги? Как будто идет война…

— А так и есть, парень, — усмехнулся Джозеф Кэндл. — Все схватываешь на лету. Есть Кроу, есть Тэтч, когда-то из Германии ползла зараза кайзеровских Ратте… Но не будем углубляться в историю. Сейчас мы сильны, но так было не всегда. Мы сильны, без ложной скромности могу тебе заявить, благодаря мне и твоему отцу. А еще мы все связаны. Даже безумная старуха Джина, даже ты. Так что и думать не смей идти против семьи.

— Но я и не думал…

— Вот и хорошо. А теперь говори, что тебе сказала старая ведьма Кроу? И вообще, как это так вышло, что ты ее увидел? — Джозеф Кэндл вдруг оборвал себя. — А, ну да. Клара…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Нет, я говорил только со старухой! — воскликнул Томми. Он всерьез испугался за мисс Мэри. Что если этому чудовищу вздумается сделать ей что-то плохое?

— И что она сказала?

— Почти ничего, — быстро проговорил Томми. — Я случайно попал в дом на пустыре, и старуха из Гаррет-Кроу велела спросить у тебя, почему она нас ненавидит.

— И это все? — прищурился Джозеф Кэндл.

— Да.

Томми сейчас было не поймать на лжи, ведь он говорил чистую правду.

— Я уже ответил: Кэндлы и Кроу — старые враги. Разумеется, она нас ненавидит.

— Но как вышло, что ты и папа?..

— Мы перестали быть Кроу и стали Кэндлами. Отрубленные и выброшенные ветви прижились на другом дереве.

— Я не понимаю…

— Ну, если не понимаешь, значит, пока с тебя хватит семейной истории. На этом мы и закончим разговор.

— Но…

— Я сказал, хватит!

Дядюшка сжал кулаки и шагнул к Томми. Мальчик отшатнулся.

— Тебе бы начать слушать, что говорят, — сказал Джозеф Кэндл, наделив племянника злобным взглядом. — И уж поверь мне, не стоит посвящать мамочку в детали нашей милой беседы. Это я тебе как любимому племяннику советую. Корделия не хотела бы, чтобы я тебе что-то рассказывал, но мне она ничего не сделает. А вот на твоем месте я бы задумался, будет ли она рада, если узнает, что ты говорил со старухой Кроу. Все, можешь убираться.

Томми попятился к выходу из библиотеки. Он был так напуган, что просто не чувствовал ног. Из головы исчезли все мысли, кроме одной: «Скорее… скорее сбежать от этого монстра…»

В тот миг, когда мальчик уже повернулся к двери, Джозеф Кэндл вновь заговорил.

— Милый мой, — сказал он голосом прежнего дядюшки, добродушного и нелепого толстяка, слегка ворчливого, но не более, — надеюсь, ты будешь здесь в следующий раз, когда привезут тыковки, и поможешь нам с ними управиться. Я очень на это… — он сделал недобрую паузу, — надеюсь.

Джозеф Кэндл снова стал таким, каким мальчик знал его до этого разговора. С покрасневшим от простуды лицом, вечно ежащимся от невидимого сквозняка. Но эта метаморфоза пугала еще сильнее. Дядюшка вновь надел свою маску.

— Мы на месте, сэр.

Желтый облезлый таксомотор остановился у обочины, и пожилой таксист негромко выдохнул:

— Улица Серая.

Виктор Кэндл поглядел в окно. Выходить ему расхотелось.

Это была самая окраина Уэлихолна. Причем окраина настолько, что даже дома здесь располагались только с одной стороны улицы — с городской. По другую же сторону простирались пустыри, плавно перераставшие в вересковую пустошь. Кругом плыл туман. Очертания проглядывающих во мгле домов казались неаккуратно пришитыми где-то на самом краю видимого пространства. Даже свет, зажженный в некоторых окнах, выглядел серым и чахлым.

— Мы на месте, сэр, — повторил таксист, пристально глядя на пассажира через треснувшее зеркало заднего вида.

— Да-да, — пробормотал Виктор.

— Таксометр говорит, с вас флорин.

Виктор глянул на круглую механическую коробку, висящую на дверце у зеркала. Цифры на ячейках явно скромничали: если им верить, машина едва покинула Холмовой район, — казалось, таксометр сломался еще где-то под холмом Ковентли.

— Держите полкроны, — сказал Виктор и протянул монету. — Сдачи не надо.

— Благодарю, сэр, — таксист кивнул и указал на улицу за окном. — Советую поднять воротник — там холодно…

Дверь хлопнула. Таксист надавил на педаль, и спустя пару мгновений желтая машина исчезла в тумане. Виктор остался стоять на обочине в полном одиночестве.

Туман поднимался до самых крыш и клубился так сильно, словно его целый месяц плели дамы из местного вязального общества: на расстоянии уже в десять шагов почти ничего нельзя было разглядеть.