Просто дети - Патти Смит

— А знаешь, мне очень нравится белизна рубашки, — сказал Роберт. — Можешь снять пиджак?

Я перекинула пиджак через плечо, на манер Фрэнка Синатры. Меня занимали только аллюзии, а Роберта — только светотень.

— Свет вернулся, — сказал он.

И еще несколько раз щелкнул фотоаппаратом.

— Получилось.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

В тот день он отснял двенадцать кадров. Через несколько дней показал мне контрольки. Ткнул пальцем:

— Вот в этом волшебство есть.

Теперь, глядя на это фото, я никогда не вижу на нем себя. Вижу только нас вдвоем.

Роберт Миллер пропагандировал творчество таких фигур, как Джоан Митчелл, Ли Краснер и Элис Нил; увидев мои рисунки на третьем этаже "Готэм бук март", он пригласил меня выставляться в его галерее. Энди Браун, который много лет поддерживал мое творчество, очень за меня обрадовался.

Оказавшись в этой просторной фешенебельной галерее на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню, я усомнилась в том, что заслужила такой зал. А также рассудила, что в галерее такого высокого уровня не могу выставляться без Роберта. И спросила, нельзя ли нам устроить совместную выставку.

В 1978 году Роберт с головой ушел в фотографию. Замысловатые рамы отражали его интерес к геометрическим формам. Прежде он снимал классические портреты и необычайные по своему сексуальному накалу натюрморты с цветами. Перенес порнографию в плоскость изобразительного искусства. А теперь учился повелевать освещением и добиваться самых насыщенных черных тонов.

В то время Роберт имел контракт с галереей Холли Соломон и для совместной выставки со мной должен был попросить разрешения. Я ровно ничего не знала о правилах игры в арт-мире. Знала лишь, что нам следует выставляться вместе. Мы решили показать работы, которые подчеркивали наши отношения — отношения художника и музы, роли, которыми мы оба менялись.

Роберт захотел, чтобы для галереи Роберта Миллера мы создали нечто уникальное. Для начала он отобрал мои лучшие портреты своей работы и отпечатал в формате крупнее натуральной величины, а нашу фотографию на Кони-Айленде перенес на холст высотой шесть футов. Я нарисовала серию портретов Роберта и решила сделать цикл рисунков на основе его эротических фотографий. Мы выбрали молодого человека, который мочится в рот другому, окровавленную мошонку и персонажа в черном латексовом костюме, сидящего на корточках. Отпечатки были сравнительно маленького формата. По периметру некоторых я написала стихи, другие дополнила карандашными рисунками.

Мы подумывали снять короткометражный фильм, но средства у нас были ограниченны. Мы скинулись, и Роберт нанял оператора — студентку киношколы Лайзу Ринцлер.

Сценария у нас не было. Мы просто надеялись, что оба сыграем свои роли. Приглашая меня на съемки на Бонд-стрит, Роберт сообщил, что приготовил мне сюрприз. Я расстелила на полу кусок ткани, положила на него хрупкое белое платье — подарок Роберта, белые балетки, индийские ножные браслеты с бубенцами, шелковые ленты и фамильную Библию. Все завязала в узел. Почувствовала: теперь я готова. Отправилась в его лофт пешком.

Увидев, что приготовил для меня Роберт, я восхитилась. Точно так же в Бруклине я возвращалась с работы и обнаруживала, что он превратил комнату в живую инсталляцию. Здесь Роберт создал антураж для мифа — задрапировал стены белой сеткой, а на их фоне поставил только одну вещь — статую Мефистофеля.

Я положила узел на пол, и Роберт сказал, что нам обоим надо принять "эм-ди-эй". Я толком не знала, что это такое, но Роберту доверяла полностью. Я согласилась. Когда мы вошли в кадр, я не думала о том, подействовал "эм-ди-эй" или нет, — слишком сосредоточилась на своей роли. Надела белое платье и браслеты с бубенцами, развязанный узел оставила на полу. Что было у меня на уме? Откровения. Контакт. Ангелы. Уильям Блейк. Люцифер. Рождение. Я говорила, Лайза снимала на кинокамеру, Роберт фотографировал. Он бессловесно направлял меня. Я была как весло в воде, а Роберт — как уверенная рука гребца.

В какой-то момент я решила сорвать со стен сетку — по сути, разрушить его творение. Потянулась, ухватилась за край сетки… и обмерла: меня хватил паралич, ни пошевелиться, ни заговорить. Роберт бросился ко мне и положил руку мне на запястье, и так стоял, пока не почувствовал, что я расслабилась. Он так хорошо меня знал, что без единого слова втолковал мне: все в порядке.

Меня отпустило. Я завернулась в сетку, бросила взгляд на Роберта, а он запечатлел этот миг в движении. Я сняла хрупкое платье, расстегнула браслеты на своих щиколотках. Надела свои джинсы, фельдмаршальские сапоги, старую черную футболку — мою рабочую униформу, а все остальное завернула в ткань и перекинула узел через плечо.

В своем монологе в фильме я рассуждала о том, что мы с Робертом часто обсуждали. Художник пытается докопаться до своего интуитивного понимания богов, но потом ему приходится покинуть это соблазнительное бесплотное царство — иначе он так ничего и не создаст. Для работы художник должен возвращаться в материальный мир. Задача художника — найти равновесие между связью с мистическими мирами и созданием произведений искусства.

Я покинула Мефистофеля, ангелов и руины мира, сотворенного нашими руками, заявила:

— Выбираю Землю.

Я поехала со своей группой на гастроли. Роберт звонил мне каждый день:

— Ты готовишься к выставке? Ты вообще рисуешь? — Он дозванивался мне во все гостиницы на нашем пути. — Патти, чем ты занята? Рисуешь или нет?

Он так беспокоился, что в Чикаго, где у меня было три свободных дня, я пошла в магазин художественных принадлежностей, купила несколько листов моей любимой атласной бумаги "Арш" и завесила ими стены гостиничного номера. Прикрепила к стене фото мужчины, который мочился другому в рот, сделала по мотивам фото несколько рисунков. Я всегда работаю таким штурмовым методом. Когда я вернулась с рисунками в Нью-Йорк, Роберт, вначале досадовавший на мою канитель, остался очень доволен:

— Патти, чего же ты так долго тянула?

Роберт показал мне работы для выставки, над которыми корпел, пока меня не было в городе. Он отпечатал серию фотографий со съемок нашего фильма. А я ведь настолько увлеклась своей ролью, что даже не заметила, как много он отснял. Получились одни из лучших фотографий, которые мы сделали вместе. Роберт решил назвать фильм "Still Moving"[140], так как при монтаже перемежал сцены, отснятые на кинопленку, своими фотографиями. Саундтрек мы составили из моих рассуждений вперемежку с моей игрой на электрогитаре и отрывками из "Глории". Так Роберт отразил многогранность нашего творчества: фотографию, поэзию, импровизацию и сценические выступления.

В "Still Moving" отражены представления Роберта о будущем изобразительного искусства и музыки — получился этакий музыкальный видеоклип, который, однако, имеет самостоятельную ценность как произведение искусства. Роберт Миллер одобрил фильм и выделил нам маленькое помещение для его непрерывного показа. Он предложил нам сделать афишу, и мы оба выбрали изображения друг друга: подтвердили нашу веру в то, что мы — художник и муза.

На вернисаж мы отправились из квартиры Сэма Уэгстаффа. Там и наряжались. Роберт надел белую рубашку с закатанными рукавами, кожаный жилет, джинсы и остроносые туфли. Я — шелковую куртку-ветровку и брюки с манжетами. Роберт — Роберт, вот ведь чудеса! — одобрил мой наряд. Собрались люди из всех миров, к которым мы принадлежали начиная со времен "Челси". Поэт и художественный критик Рене Рикард написал статью о выставке — прекрасное эссе, где назвал наше творчество "дневником одной дружбы". Я многим обязана Рене: он часто отчитывал и ободрял меня, когда я решала забросить рисование. Рассматривая вместе с Робертом и Рене работы, развешанные в позолоченных рамах, я мысленно благодарила их обоих: они не давали мне опустить руки.

Это была наша первая и последняя совместная выставка. В 70-х моя работа с группой увела меня далеко от Роберта и нашего общего мира. В гастролях по разным странам у меня было время поразмыслить о том, что мы с Робертом ни разу не путешествовали вместе. Не высовывали нос дальше окраин Нью-Йорка — разве что мысленно, когда читали книги, никогда не сидели в самолете, держась за руки, ожидая взлета в новое небо и посадки на новую землю.

И все же в творчестве мы с Робертом совершали экспедиции по неизведанным просторам и создавали целые страны друг для друга. Выходя без него на сцены всего мира, я закрывала глаза и воображала, как он снимает свою кожаную куртку и вступает вместе со мной в бескрайнюю страну тысячи танцев.

* * *

Как-то под вечер мы шли по Восьмой улице и вдруг услышали: из всей череды магазинов гремит "Потому что ночь" ("Because the Night"). Это была моя совместная композиция с Брюсом Спрингстином, сингл из альбома "Easter". После записи Роберт стал нашим первым слушателем. Так решила я, и не случайно. Именно об этом он всегда для меня мечтал. Летом 1978-го песня поднялась до 13-го места в "Топ-40", осуществив мечту Роберта о том, что когда-нибудь моя пластинка станет хитом.