Исповедь куртизанки - Джон Окас

Полицейские медики определили, что цианида, содержащегося в ликере, хватило бы, чтобы убить меня одним маленьким глотком.

Начальник полиции Сартен заверил меня, что на поиски автора анонимного письма будут брошены все силы. Он пообещал лично допросить всех иезуитов и парламентариев, которых только сможет найти, чтобы найти зачинщиков возможного заговора.

Сартен потратил три дня, но ничего не выяснил. Он не смог выйти на информатора, но выяснил, что все допрошенные им люди не имели никакого отношения к заговору. В это время наемный посыльный принес во дворец второе анонимное послание. В нем говорилось, что я получу информацию о готовящихся покушениях на мою жизнь и жизнь короля, если утром следующего дня оставлю сумку с пятьюстами тысячами ливров под скамейкой в парке около Аполлоновых купален.

Под покровом ночи люди Сартена заняли наблюдательные посты в кустах и за деревьями. На рассвете Генриетта, одетая в мое платье, положила деньги в условленное место. Через несколько мгновений полиция схватила женщину средних лет, которая пришла за ними.

Женщину отвезли в Бастилию и пригрозили пытками, если она не расскажет все как есть, но арестованная заверила, что в этом нет необходимости, так как она готова ответить на любые вопросы. Она рассказала, что ее зовут мадам Лоример и о заговоре она узнала случайно. Она живет неподалеку от Рю Сен-Роше, где есть небольшой тихий скверик. Она целую неделю наблюдала за двумя подозрительными типами, которые каждый день встречались в этом парке, – медленно прогуливалась мимо них, навострив уши. По обрывкам фраз она поняла, что эти двое были наняты иезуитами и парламентариями, чтобы убить короля и меня. У нее были проблемы с деньгами, и по глупости своей она решила извлечь выгоду из того, что ей удалось узнать. Мадам Лоример сказала, что, после того как она написала первое письмо, ей удалось узнать имя одного из мужчин. Она готова сообщить его полиции в надежде на снисходительность. Его звали Шамбер.

Мадам Лоример бросили в тюрьму по обвинению в вымогательстве и сокрытии преступления. Месье Шамбера, приятного молодого человека, арестовали и доставили в Бастилию. Он рассказал совершенно иную историю. По его словам, он был любовником мадам Лоример, но она надоела ему, и он закрутил роман с молоденькой натурщицей. Мадам Лоример пришла в ярость, когда он отверг ее, угрожала ему расправой и теперь, пытаясь отомстить, придумала эту историю.

Сартен снова допросил мадам Лоример. Она заявила, что незнакома с Шамбером. Шамбер же не смог предоставить следствию ни единого свидетеля, который мог бы доказать, что он был ее любовником.

Кто же она – обманутая женщина или вымогательница? Является ли он угрозой жизни короля и моей или виноват лишь в том, что бросил одну женщину ради другой?. Кому из них верить? Эти вопросы не давали мне покоя. Я хотела найти на них ответы.

Женщина сама согласилась помогать следствию, а потому я приказала Сартену подвергнуть мужчину пыткам. Полицейские истязали его на дыбе несколько дней, но он продолжал клясться, что единственное его преступление – увлечение молодой женщиной. Сартен сообщил мне, что, даже когда Шамбера растянули до предела, он продолжал утверждать, что не слышал ни о каком заговоре. Сартен просил моего разрешения прекратить допрос. Нездоровое любопытство толкнуло меня пойти посмотреть своими глазами, какие страшные муки может причинить один человек другому. Шамбер был довольно красив, но сейчас он выглядел просто ужасно. Я приказала управлявшему пыточным колесом увеличить растяжение и продолжать допрос. На моих глазах Шамбер скончался в диких муках.

Я была отвратительна сама себе. Мне вспомнилось, как злилась я на мадам де Помпадур за то, что она бросила несчастную девушку в темницу только потому, что это было в ее власти. Теперь и я из страха за свою жизнь творила ту же неоправданную жестокость, пользовалась своим положением, чтобы причинить невиновным страдания, гибель. Стыд лег на меня невыносимым бременем, и результатом стала неконтролируемая ярость. Я потребовала, чтобы мадам Лоример подвергли такому же допросу. После нескольких дней на дыбе она тоже не выдержала мучений и умерла. До последнего момента женщина клялась, что никогда не видела Шамбера ранее и знает только то, что ей удалось подслушать. Найти участников заговора среди иезуитов и парламентариев не удалось.

Расследование завершилось полным провалом. Единственным его результатом стали слухи о моей безжалостной жестокости. Мысль о моем поступке вызывает у меня огромное чувство вины. Я никогда никому не признавалась в этом грехе, но, раз уж это мои последние часы на этой земле, нужно вымолить прощение хотя бы за самые страшные свои дела.

Замо подрос и превратился в бунтующего подростка. Голос его стал ниже; он часто грубил, испытывая мое терпение. Я же продолжала потакать ему во всем.

В июне я отправилась в Лувисьен. Я пригласила канцлера Рене и нескольких его друзей поужинать во флигеле. Замо прислуживал нам. Во флигель частенько залетали мухи, и Замо начал гоняться за одной из них. Когда насекомое уселось на парик канцлера Рене, глупый мальчишка в пылу погони сорвал его, выставив на всеобщее обозрение лысину сконфуженного канцлера. Я была крайне недовольна своим подопечным и сочла, что он заслужил наказание. Я приказала слугам высечь Замо перед всеми собравшимися.

Это стало ужасным потрясением для наивного, избалованного мальчика, ведь он привык ко всеобщему обожанию. После ужина я нашла его на пороге моей спальни в совершеннейшем расстройстве. Я причинила боль не только его телу, но и его душе, и мне стало стыдно, что я так сурово обошлась с ним. Я отвела его в комнату, прижала к груди и начала успокаивать нежными ласками. Надушенным платочком я вытерла его мокрые от слез щеки. Он расцвел от моих легких прикосновений.

Большую часть лета 1773 года король провел в Лувисьене. Он привык к бурной жизни Версаля, и неспешность сельской жизни выбивала его из колеи. На Луи вновь нахлынула скука, одолевавшая его до нашей встречи. Днем он спал, а ночи сидел без дела, много ел и пил. В результате он так разжирел, что уже не мог забраться на лошадь без посторонней помощи. Охота больше не интересовала его. В постели он был пылок, но даже на пике наслаждения я не могла не чувствовать его усталости.

Общество Луи угнетало меня, и я возобновила роман с герцогом Эркюлем. Эркюль был для меня загадкой. Он был сам себе хозяин, но при этом полностью принадлежал мне. Я диву давалась, как этот непреклонный, целеустремленный человек так легко подчинился мне, капризной и ветреной.

Я прилагала все усилия, чтобы растормошить Луи, дошла даже до того, что начала поставлять ему сельских коровниц. Новизна ощущений и полная доступность этих крепких блондиночек, готовых примчаться по первому его зову, увлекала его несколько недель. Но скоро гарем крестьянок наскучил королю, и он снова затосковал. К августу он снова впал в депрессию и мучился душевной пустотой. Луи сказал, что боится Бога, но и дьявол внушает ему благоговейный трепет. Он верил, что таинство исповеди поможет ему очиститься душой, но от признания в грехах его удерживал стыд. Мысли о собственной греховности и угрызения совести вызывали лишь желание творить новые грехи.