Демидовы - Евгений Федоров

Петр Алексеевич был в благожелательном настроении; на обширном столе перед ним лежали корабельные чертежи; царь, похудевший, в очках, которые он стал носить недавно, разглядывал их и довольно попыхивал дымком из голландской трубки. В эти минутки подумывал царь о стройке фрегатов. Нужны были дерево, пенька, смола, железо, — государь разглядывал чертежи и прикидывал, откуда все это раздобыть.

Долгорукий тихонько приоткрыл дверь, просунул свое грузное тело и прошел к столу. Государь поднял круглые смеющиеся глаза на князя, шевельнул усами.

— Ну, что скажешь? Видел? — Петр Алексеевич мундштуком трубки повел по чертежам. — Ноне весной заложим на Неве. Знатно!.. Отпиши Демидычу, что железо и якоря потребны…

Царь пристально поглядел на простое русское лицо князя, на его широкий нос. Долгорукий поклонился:

— Ваша царская милость точно угадали, я пришел, государь, с челобитной на Демидова. Фискал доносит, государь…

— А ну, князь, прочти. — Царь сел на стул, отвалился, закинув ногу на ногу, и задымил трубкой.

Долгорукий неторопливо, вразумительно читал, а государь покачивал головой: «Так, так…»

В царской горнице были широкие окна: солнечный свет золотыми брусьями падал на пол. За окном раскачивались зеленые ветки кустов, щебетали птицы. По-весеннему было хорошо и свежо. Рядом за стеной раздавались женские голоса; царь прислушался, узнал голос жены; заботливо подумал: «Последние дни дохаживает, а все хлопочет… Катюша!»

Долгорукий прочитал челобитную, наклонив голову в пышном белом парике; волнистые локоны упали на малиновый кафтан; князь ждал царского решения.

— Ну как? — спросил царь.

— Мыслю я, государь, потребно против сего допросить Демидова…

— Верно, — согласился Петр Алексеевич. — Демидыч мне друг сердешный. Но дружба — дружбой, а служба — службой, допросить надо… И у другов бывает заворуйство… Но то помни, князь Василий Владимирович, что в челобитной фискала много напраслины. Заводы Демидову переданы мною навечно, окупил он их; мужик он крепкий, хозяйственный. У него, князь, сердце железное, а руки золотые…

— То верно, ваше величество, — согласился Долгорукий. — Хорошо бы, государь, тебе иметь сотню таких слуг, как Никита.

Царь прищурил глаза, повеселел:

— Хорошо бы и пять и шесть таких, как Демидыч, и тем был бы я доволен. Горное дело знатно пошло бы в гору… Ты, князь, запроси Адмиралтейство, по сколь берут другие подрядчики за железо, тогда и рассудим…

— Правдиво, государь, разрешил. — Князь учтиво раскланялся и неслышным шагом вышел из царской горницы.

Государь встал, подошел к окну и распахнул его. С моря дул легкий ветер, раскачивал деревья. По двору, взявшись за руки, вперевалку, как утята, расхаживали двое годовалых ребят. Царь засмотрелся на крошек и счастливо подумал: «Эх, если Катеринка родит сына, ну и пир задам! Держись!»

Яркое солнце пригревало землю и людей. Оттого было бодро и весело.

Князь Василий Владимирович Долгорукий не мешкал, вызвал Никиту в Санкт-Питербурх. Демидов разом воспрянул духом, заторопился в дорогу: «Кто знает, может, осподь доведет увидеть самого Петра Ляксеича?» В Розыскной канцелярии присмирели, выжидая, что будет…

Вешняя дорога утонула в грязи; буйные паводки посрывали мосты через многие реки, снесли вниз по течению, путникам подолгу приходилось задерживаться у переправ. В ожидании Демидов нетерпеливо ходил по берегу; подхлестывала мысль: «Скорей, скорей в Санкт-Питербурх!»

Колеса по ступицу уходили в грязь, притомлялись кони. Ночи стояли дождливые, небо плотно заволокло тучами, темень; но Демидов, забыв хворости, — разом отошли они, — подгонял себя вперед и днем и ночью.

Май был на исходе, когда Демидов въехал в Санкт-Питербурх. Все занимало его; прошло несколько годков, и многое изменилось. Через Фонтанку-реку построили добротный тесовый мост. На Невской першпективе среди мазанок появились каменные палаты, рылись канавы, осушались топкие болота, вдали в тусклом свете хмурого дня показались широкие ворота Адмиралтейства, а над ними — деревянный шпиц. По улицам нового города катилось много экипажей; небо было хмурое, однако жизнь везде била ключом. Остановился Демидов в своих хоромах; приказчик заждался хозяев и немало был обрадован приезду Демидова. Никита словно помолодел; бойко расхаживал по горницам и расспрашивал о делах.

Положение было невеселое: амбары хозяйские опустели, железо давно разошлось. Из-за притеснений и придирок Розыскной канцелярии сын Акинфий прекратил доставку железа в Санкт-Питербурх. Весна в тот год выпала многоводная; Чусовая поразметала да разбила о каменную грудь «бойцов» немало стругов, груженных железом. Кругом одни убытки…

Но не унывал сейчас Никита Демидов. Позвали его в Санкт-Питербурх, значит у царя дело есть.

В один из дней Никита Демидов предстал перед князем Долгоруким. Князь ранее не встречал Демидова, но, будучи много наслышан о нем, внимательно рассматривал туляка. Заводчик был бодр, глядел весело. «Орел», — определил князь Демидова. Он запросто, по-дружески встретил его:

— На тебя, Демидыч, поступил навет, но я твердо верю, что все это отпадет и мы будем друзьями…

Никита почувствовал подъем сил; он с надеждой взглянул на князя:

— Дай-то бог, дай-то бог… Расказните, а выслушайте. Извелся я от сутяжничества. Заводы, яко малое детище, требуют ухода и хозяйского глаза, а на заводы меня не пущают. Ваше сиятельство, верьте: от того жизнь не мила!

Долгорукий пожал Демидову руку:

— Вот за то государь и любит тебя, что делу предан. А теперь расскажи всю правду без утайки.

— И таить-то нечего. Трудно работать, князь: не всегда удача. Хлопот немало и с народом и с делом. Даны мне заводы и крестьяне, кои робят по восемь недель в году, а за ту ихнюю работу вношу в казну подати. Народ неспокойный, бывает — покинут работу, разбредутся, вот и все тут!.. Ставлю я, ваше сиятельство, воинские припасы против других дешевле, обхожусь малым прибытком; сам да дети глядим за заводами: в том и есть прибыток. Жить можно в доброе время, а как в домнах аль в молотах случись неполадок, аль плотину прорвет, аль пожар, аль грузы на Чусовой об камень шваркнет да на дно — один разор тогда. Да будет, ваше сиятельство, вам известно, что деньги от казны за поставленное железо задерживают два, а то три года… Вот оно как!

Князь, внимательно слушая Демидова, прошелся по двусветному обширному залу; шаги его гулко звучали по паркету. Никита оглядел крытый штофом зал и подумал:

«Быстро город отстроили. Были землянки да избы, а теперь палаты добрые…»

Князь прервал думу Демидова:

— Сказывают, что ты пошлины не платишь?

— Верно, — отрубил Никита. — За поставляемые металлы в казну не плачу пошлин. Пошто я платить должен? Пошто другие заводчики — иноземцы Миллеры да Нарышкины — не платят, а я должен? Государь жаловал меня заводами, а об том в грамоте не указано, что должен я за казенное железо пошлину нести…

Долгорукий в раздумье покачал головой:

— Пожалуй, тут есть резон…

В зал вошел слуга — высокий статный старик с седыми бакенбардами. Камзол на слуге синего сукна, башмаки с пряжками, на ногах белые чулки.

Слуга поклонился; на иноземном языке что-то сказал князю.

Долгорукий кивнул головой и, оборотясь к Демидову, сердечно попросил:

— Княгиня приглашает к столу.

Князь взял Никиту под руку и повел через залу. У Демидова гулко заколотилось сердце. Он не чуял под собой ног. «К добру, к добру это!» — подумал Демидов, выпрямился, осмелел и пошел в княжьи покои…

Князь был высок, строен, немного тучноватый, с двойным подбородком; парик высился копной, отчего Долгорукий казался еще выше и грузней. Княгиня ж перед ним хрупка и мала ростом; глаза синие, волосы золотистые.

«Осподи, до чего прекрасна!» — восхищался Демидов и не знал, взять или не взять в свою шершавую ладонь протянутую ручку княгини. Пальчики были так тонки, розовы, что Никита подивился, как может жить человек с такими руками.

Хозяйка восторженно смотрела на Демидова, чем немало смущала его.

— Вот вы какой! Я так и думала, что богатырь!

Вокруг обеденного стола стояли хрупкие кресла, и Демидов не знал, куда упрятать свои большие ноги. Поражало Никиту, что царь живет проще своих приближенных. А у князя — разодетые холопы; на их руках белые перчатки; сказывали, только при иноземных дворах такая роскошь.

Демидов смущенно положил руки на колени. Княгиня, как вешняя птаха, щебетала самое пустое, а Никита и слов не находил. Мычал да поддакивал…

Ушел Демидов от князя усталый, разбитый, но осчастливленный. Всю ночь не приходил сон; думал Никита, чем бы отблагодарить князя за ласку и внимание…

Князь Василий Владимирович Долгорукий запросил генерал-фельдцейхмейстера Брюса, Адмиралтейство и Сибирский приказ, кто из заводчиков и по какой цене поставляет в казну железо и воинские припасы. Запрос шел от канцелярии государя, и потому все не замедлили отписаться. Когда сопоставили цены, то оказалось, что многие железные припасы Демидов поставлял вдвое дешевле других заводчиков, и не нашлось у невьянского заводчика припасов, которые были бы дороже. Генерал-фельдцейхмейстер Брюс уведомлял, что невьянское железо Демидовых не уступает свейскому; сдавал его Демидов по шестнадцати алтын за пуд, а свейское покупалось по тридцать алтын, а ноне и в продаже нет. Дьяк Сибирского приказа Иван Чепелев в доношении о ценах добавил, что Никита Демидов за поставляемое в казну железо пошлин не платит потому, что в договоре о платеже их не написано.