Не ходите, дети... - Сергей Удалин

– И твой шакаленок тоже пожалеет, – неожиданно добавила Нтомбази, когда Андрей уже прошел мимо нее.

Он вздрогнул, хотел было остановиться и заставить ведьму высказаться яснее. Но возле ворот крааля появилась немощная, сутулая, но все равно зловещая фигура Хлаканьяны, и Андрей счел за лучшее не встречаться с ним. Пусть уж лучше грызутся между собой, как пауки в банке, а нормальному человеку рядом с ними делать нечего.

Он свернул в сторону, прошелся вдоль хижин, в которых обитали слуги Сикулуми, обогнул одну из них и вернулся на тропинку, ведущую к воротам, уже за спиной у мерзкого старика. Хоть и с неприятным осадком после разговора с матерью Звиде, зато избежав новых расстройств от встречи с советником.

Теперь хорошо бы куда-нибудь свернуть из этого овражка, потому что впереди явно что-то затевается. Шумят, спорят, ругаются. Один голос звонкий, совсем мальчишеский, а другой трубит, как слон. Кажется, коров они между собой не поделили. И очень не хочется снова влезать в местные разборки, но и мимо не пройдешь – тропинка узкая, а склоны оврага слишком уж крутые, да к тому же скользкие.

Ну, может, как-нибудь получится проскочить…

Между коровами он действительно продрался, а вот дальше путь преграждал здоровенный негр, небрежно опиравшийся на такой же огромный железный топор, словно мраморный Геракл на свою палицу. Впрочем, он больше напоминал плохо тренированного боксера-профессионала супертяжелого веса. Дряблые мышцы груди, основательный живот, блестящая от пота темно-коричневая кожа. И пояс из бахромы, похожий на спортивные труселя, свисающие у некоторых особо продвинутых мастеров бокса чуть ли не ниже колена. Только перчаток не хватало, но кулаки Геракла и без них смотрелись убедительно.

И вот этакий мордоворот наезжал на щуплого, нескладного парнишку лет четырнадцати, стоящего с разведенными в стороны руками, словно закрывая ими от верзилы свое стадо. Только руки с каждой секундой опускались все ниже, спина все больше сутулилась, и было понятно, что парень ужасно боится супостата, но еще больше опасается показать себя трусом. И наверное, давно бы слинял в кусты, если бы не знал, что об этом станет известно отцу и сверстникам, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– А что я скажу отцу? – спросил парнишка у верзилы, словно надеялся, что тот и в самом деле поможет ему отыскать выход из тупика.

– Скажешь, что корову забрал Страж Брода, – важно ответил тот.

– А если он спросит, почему я позволил ее забрать?

– Не спросит.

В голосе Геракла звучала такая уверенность, что Андрей едва не поверил в законность его требований. Если бы не понимал, что подросток вряд ли стал бы спорить со взрослым мужчиной, не будучи убежденным в своей правоте. И если бы здоровяк дальнейшими объяснениями сам не разрушил это обманчивое впечатление:

– Он знает обычай: каждый, кто переходит реку в этом месте, должен подарить мне часть своего имущества. А если не подарит, я сам заберу столько, сколько захочу. Теперь тебе все ясно?

Шахов, который и сам по молодости не раз оказывался в подобных ситуациях, хоть и не видел лица парнишки, хорошо представлял, что творится у него на душе. И верзила тоже наверняка представлял и наслаждался собственным превосходством, самодовольно ухмыляясь. Не будь этой ухмылки, Андрей, возможно, и не вмешался бы. Но уж больно противно, когда кто-то силушкой не по делу хвалится.

– Ты бы, приятель, отошел в сторонку? – лениво и как бы дружелюбно окликнул он верзилу. – Это тебе заняться нечем, а мальчишка, наверное, домой торопится. Вечереет уже, между прочим.

Страж Брода обернулся к нему, как будто только сейчас заметил, скроил странную гримасу, по-видимому изображающую приступ гнева, и пророкотал:

– Между прочим, тебя это тоже касается. Все платят мне за проход, и ты тоже плати.

– А если мне нечем заплатить? – простодушно поинтересовался Шахов.

– Как, совсем нечем?

Верзила настолько удивился, что даже забыл в очередной раз сделать страшное лицо. Вероятно, с такой проблемой ему раньше не приходилось сталкиваться. Но, поразмыслив немного, от какового нелегкого занятия на лбу у бедняги выступили крупные капли пота, Страж все-таки сообразил, что над ним издеваются. Железа на шаховский ассегай ушло, конечно же, меньше, чем на топор, но и его без труда можно обменять на хорошую корову, а то и с теленком в придачу.

– Тогда отдавай копье, – громогласно объявил он о своем решении.

Шахов безразлично пожал плечами. Ну, раз нужно человеку…

– Бери! – коротко согласил он и протянул верзиле ассегай древком вперед.

Тот потянулся к добыче, наклонил голову и тут же получил деревяшкой по носу. Не больно – как слону дробина или как лайковой перчаткой по щекам. Не удар, а пощечина, вызов на дуэль. Жест, понятный без слов любому папуасу, и зулусскому в том числе. Оскорбленный в лучших чувствах гигант взревел, ухватился за свой топор и бросился на обидчика.

И тут Шахов понял, что недооценил противника. Из себя-то он Стража вывел, но не настолько, чтобы тот забыл об осторожности. Или это просто манера боя у него такая? Может, в спокойном состоянии верзила и казался увальнем, но сейчас двигался быстро, ловко, со сноровкой опытного бойца. Вращал свой тяжеленный топор восьмеркой, как каратист работает с нунтяку[77], постоянно угрожая страшным ударом и не давая не единой возможности для контратаки. Первая же попытка Андрея пробиться сквозь этот живой пропеллер едва не закончилась катастрофой. Мало того, что он не дотянулся до груди врага, так еще и не успел выдернуть ассегай обратно. Встретившись с бешено вращающейся глыбой железа, древко жалобно крякнуло и переломилось, оставив в руке обрубок длиной с барабанную палочку.

Секундная растерянность чуть не стоила Шахову головы. Причем в самом буквальном смысле. Топор верзилы вдруг сорвался с уже ставшей привычной траектории и выстрелил в сантиметрах над ухом Андрея. Страж недовольно рыкнул и попытался зацепить врага на обратном движении, но теперь Шахов уже был готов к обороне. Он пригнулся и сразу же нырнул под копыта ближайшей коровы. Та испуганно дернулась, и слава богу – Андрея она не зашибла, зато топор просвистел в том месте, где только что находилась ее шея.

Теперь растерялся Страж. Порубить на куски собственную добычу не входило в его планы. Но и белокожего наглеца следовало наказать любой ценой. Верзила недоуменно переводил налитые кровью глаза с топора на корову, с коровы на Шахова, но пока не мог решить, как ему влезть на елку и не уколоться.

А Андрей, прикидывая маршрут дальнейшего отступления, неожиданно встретился взглядом с парнишкой, благоразумно отбежавшим в сторонку в самом начале драки. Ужас был написан на его лице крупными буквами. Но переживал он явно не за своего нежданного заступника, а за буренок. Оно и понятно. Предположим, минут через пять верзила утомится, у него собьется прицел, и в конце концов страшный топор застрянет в теле какой-нибудь из коров. Пятой или, допустим, шестой по счету. Шахов, разумеется, воспользуется моментом и обезвредит этого недоумка. Но обрадуется ли отец парнишки такой победе – большой вопрос. Может, он решит, что было бы лучше, если бы сын отдал одну из коров по-хорошему, а не подставлял своим упрямством под топор все стадо?