Летописи Святых земель - Полина Копылова

– Я понимаю, что все равно главный сейчас Ниссагль. Я с этим не спорю. Но канцлер…

– Ой, отстань от меня, а? Или мне, может, стражу позвать?

– Неужели тебе трудно?

– Надоел… – Он едва разобрал это, выдавленное сквозь стиснутые зубы. – Убирайся вон. Я не собиралась делать тебя канцлером и не собираюсь. Обойдешься. Петух!

Глава пятнадцатаяКАЖДОМУ СВОЙ АД

Судно ударилось форштевнем о скользкие бревна мола, сотряслось, и сразу послышалась матросская брань на чужом наречии.

Он с трудом поборол дневную дремоту и приподнялся на койке. В слюдяном оконце смутно темнели низко нависшие над водой постройки, клонились мачты со спущенными парусами.

Путешественник скинул с постели ноги, оправил мятую одежду и выглянул в треугольную дверь, отогнув занавеску из моржовой кожи. С криками носились чайки. Хмурое небо нависало над незнакомым городом.

Это был Сардан, вольный город во Эманде, уже не один из многих причалов бегства, уже, дай Бог, почти конец пути.

Навели трап.

На узкой набережной царила невообразимая суета. И было странно чувствовать под ногами не шаткую палубу, а неподвижные каменные плиты. Залив узким языком уходил прямо внутрь Сардана, пересеченный наплавными мостами с башнями и подъемными секциями для прохода барж вверх и вниз по Вагернали. Островерхие дома с нежно-бирюзовыми от молодила крышами теснились над пенистыми, мутными волнами, бившими в их каменные основы. Улочки разбегались прямо от воды и виляли между домов, сходясь порой по пять, по шесть в звезду маленькой площади. Эти площади так и звали «звездами». Повсюду пахло рыбой.

Вереница носильщиков отправилась с его поклажей в одну из многочисленных гостиниц на набережной. Ему же надо быть взять подорожную в магистрате. Он нашел, что приличнее будет пойти в сопровождении двух прислужников.

Население Сардана, вероятно, имело понятие обо всех языках Святых земель. Дорогу к ратуше ему показывали дважды и давали надлежащие разъяснения на ломаном, но вполне внятном венткастиндском, хотя он и порывался говорить по-эмандски.

Ратуша стояла далеко от воды, на непривычно обширной площади с двумя крытыми каменными колодцами. Между ними был добротно сколоченный эшафот, над перилами которого торчало несколько голов на пиках. Головы были свежие.

В ратуше путник спросил клерка, куда и к кому обратиться за подорожной. Тот подумал и проводил его в большое крыло, занятое местным отделом Тайной Канцелярии, оговорившись, что если подорожные для высоких гостей выдают и не здесь, то здесь уж точно знают, куда за ней обратиться.

Дверь охраняли двое рослых алебардщиков в мрачных, серых с черным, кафтанах и вороненых островерхих шлемах. Тут же за столом сидел старшой. Лицо у него было закрыто маской, точно у палача или разбойника. Перед ним стоял ящик в виде домика со щелью на крышке. Надпись на ящике, которую пришедший не смог перевести, гласила: «Для доношений». В помещение Канцелярии путника пустили одного: прислужников оставили дожидаться снаружи. Помещение представляло собой длинную темную комнату, облицованную деревянными панелями и уставленную пюпитрами для письма. Возле окна за столом сидел чиновник.

– Комес Таббет, примас Венткастиндский в изгнании? – переспросил чиновник. – Мы осведомлены о вашем приезде. Большая честь для этого города и всего Эманда видеть вас на своей земле. Ваш пас на проезд до Хаара с правом бесплатных лошадей и бесплатного кормления на станциях готов. Какую гостиницу вы изволили избрать в Сардане?

– Мне кажется, она называется «Розовая корона». Только позвольте узнать, зачем…

– Ее величество предоставляет вам личный эскорт для следования в Хаар. Вечером люди должны найти вас в гостинице. Это будут рейтары Окружной стражи.

– Я очень благодарен ее величеству за оказанную честь.

Рейтары Окружной стражи выглядели простовато, посадка у них была мужицкая, но в седле они держались крепко, снаряжение у них было добротное, мечи громадные. Главой эскорта был замкнутый, внимательный человек, которого солдаты понимали с полуслова, хоть он и казался среди них чужаком.

Путь лежал по низким зеленым равнинам вдоль реки. Облака за ночь поредели, высоко между их молочно-белыми краями голубело небо, но солнце все никак не могло сквозь них прорваться. Широкая дорога была оживленной: обросла корчмами, мельницами и фермами, уже частично превратившимися в лавки. На буроватой прибрежной воде стояли свайные дощатые сараи и качались лодки. По пологим, как бы стертым холмам бродили черно-белые или золотисто-бурые коровьи стада, кое-где, точно осевшие на землю тучки, белели гурты овец. Везде, насколько хватало глаз, царили покой, мир и цветение.

Как горели дома и хозяева в них!

– Ха! Мятежники! Ну, поделом.

Постарались вовсю молодцы мои,

Что приперли им дверь колом.

Вой мерзавцев как музыка для меня – Звонче лютни и слаще баллад!

Дым и вонь никогда не пугали меня – И напротив, нет лучше услад!

Одного я уж было хотел пощадить – Не за так, за красивую дочь.

Ухитрился девчонку дурак утопить!

Сам себя не сумел уже жизни лишить – Ослабел! Ну, пришлось тут помочь.

Я с собой волкодавов моих захватил,

Думал – мало ли, выскочит волк.

Так на эту скотину их ловчий спустил:

Хоть какой-никакой вышел толк.

Было даже забавно – увидя собак,

Он собрался от них удирать!

Все смеялись вокруг – ну и надо же так – Расхотел, негодяй, умирать.

У другого бабенка была хороша – Он мне дверь с топором заступил.

Раздразнил ведь, подлец, расходилась душа – И на колья я всех усадил!

Как лягушки на прутиках – ах, красота! – Вдоль забора торчали рядком.

Чуть со смеху не лопнуть: мужлан-простота,

От кого защищаешь ты дом?

Если я, хозяин и господин,

Соизволил взять этот край – Будь червем предо мной,

Будь рабом моим,

И жену, и добро отдай!

– вспомнилась вдруг дословно нечестивая песенка Гино Фрели, что ходил в любимцах возле Венткастиндского трона, и Таббет подумал, что слухи о жестокой здешней владычице, должно быть, сильно преувеличены. Он сам бежал из страны, где король был жесток. Он знал, на что это похоже. За его спиной остались истоптанные охотами поля, факелы горящих жилищ, скрюченные тела посаженных на колья вилланов, наглый Гино с разрисованным лицом возле груди короля Одо, и страх, страх, такой страх, что внутри все стыло и сохло. А здесь солдатам королевы даже никто не кланялся, – торговцы и возчики за тынами харчевен орали, бранились и ржали во все горло, ни на кого не обращая внимания.

Впереди завиднелся небольшой замок, выстроенный, видимо, на старой камышовой отмели – он вырастал из самой воды, и бледно-серые стены его у основания покрыла яркая зелень. Таббет слегка удивился, что над кровлями нет вымпела или флага. И замер, свесив руку за борт помеченных эмандским гербом носилок: на наведенных над воротами, уже белых от птичьего помета балках качались полуистлевшие висельники. Ветер шевелил их светлые волосы. Несколько толстопузых воронов сидело на балках. Птицы были неподвижны, словно деревянные.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});