Наполеон - Эдвард Радзинский

«Я представляю лицо Лафайета! – Она заливалась смехом. – Почему вы такой мрачный, сир? Если они и хватились нас, то только что… мы выиграли целую ночь», – приставала она к молчаливому королю.

А тот монотонно повторял: «Мадам, я неудачник в жизни и по-прежнему сомневаюсь, что путешествие удастся».

«Ваше Величество хочет обвинить меня заранее?»

«Я благодарен вам, мадам. Мы обязаны были сделать это. Бегством из собственного дворца мы объясним народу, что его король несвободен и должен бежать из своей столицы, как из неволи».

Но он волновался и потому пил много воды и постоянно ходил оправляться. Мустье слезал с коня и заслонял его. Впоследствии шевалье поведал, как Его Величество, поправляя брюки, сказал: «Если нас постигнет неудача, всякое дальнейшее сопротивление насилию этих безумных уже бесполезно. Общественное мнение нельзя будет убедить даже воззванием к народу, которое я оставил на камине в своем кабинете».

К Шалону подъехали без приключений.

Так что повторюсь с удовольствием: пьеса, придуманная Бомарше, была безукоризненна.

В Шалоне начинало действовать «сочинение» графа Ферзена. И оно быстро показало свою бездарность. После Шалона за безопасность кареты должен был отвечать маркиз Буайе – единственный генерал, который согласился отдать своих солдат в распоряжение короля. Его корпус стоял на границе с Люксембургом, у Стенея. Неподалеку от этого города Семья предполагала пересечь границу.

Видимо, герцог Орлеанский продолжал что-то подозревать (или до него дошли какие-то слухи). Накануне побега Семьи к Буайе прискакал Лозен. Вчерашний воздыхатель Антуанетты, а ныне сторонник и друг герцога Орлеанского был теперь генералом Революции. После долгого разговора о том, как герцог любит своего монарха и как их поссорили завистливые придворные, Лозен заговорил о грозной ситуации для короля в Париже. «Им нужно срочно бежать», – сказал Лозен и вопросительно посмотрел на Буайе.

Буайе только усмехнулся, пожал плечами и сказал, что не понимает, к чему клонит Лозен.

Так что герцог Орлеанский опять ничего не узнал…

Как условились граф Ферзен и Буайе, на всем пути следования экипаж должны были поджидать отряды, высланные генералом. Они должны были обеспечить полную безопасность движения от Шалона до границы. Первый эскадрон гусар должен был ожидать карету у въезда в Шалон, другой отряд – в Понт-де-Соммевеле, пятьдесят драгун – в Сен-Менеуле, отряд графа де Дама – в Клермоне и, наконец, еще один гусарский эскадрон поджидал Семью в Варение. Любой отряд мог легко освободить карету, если ее задержат. Гусарами в Варение, последнем городе на пути к границе, командовал сын генерала Буайе. Он и должен был доставить карету к своему отцу, после чего сам Буайе во главе немецкого полка (на французских солдат полагаться было опасно) должен был эскортировать Семью до границы.

Этот немецкий полк в несколько сотен всадников стоял в Стенее. Он мог за несколько часов достигнуть любой точки на пути следования кареты и отбить короля, если бы с Семьей приключилось что-то неладное. План этот неоднократно обсуждался графом Ферзеном и маркизом Буайе, который под предлогом инспектирования границы много раз выезжал осматривать дорогу.

Все было проверено, но, как и предполагал я, Бомарше, они были дурными сочинителями, ибо не учитывали, что их пьесу обязательно будет править Революция.

Невезение, которого так ждал король, началось в Шалоне.

Никакого эскадрона, который должен был встречать их у заставы, Мустье не увидел. Но он решил не расстраивать короля и ни слова не сказал ему об этом.

В Шалоне наняли опытного кучера со свежими, крепкими лошадьми. Но когда карета покидала город, все четыре лошади загадочно пали. Будто пораженные ударом молнии, они лежали на земле, смотрели покорными глазами, и бока их судорожно вздрагивали – они хрипели…

Мустье схватил кучера за горло: «Почему ты взял таких лошадей?»

Но тот, задыхаясь, уверял: «Эти были самые лучшие. Сам не понимаю! Может, что-то в овес подсыпали…»

Лошадей пришлось бросить подыхать на дороге. Хорошо, что с каретой ничего не случилось… Царственные путники сидели испуганные за занавесками и молчали.

Долго искали новых лошадей. К счастью, Мустье наконец нашел их, и эта удача вселила великое оживление в короля. Он сказал, что «его звезда впервые благоволит ему», ибо он загадал: если они благополучно проедут Шалон, то оставшаяся часть пути не доставит никаких трудностей. Королева расхохоталась и посоветовала всегда слушаться ее.

Карета покинула город. Был рассвет, и домики на окраине утопали в сонной тишине и цветах. Лошади бежали бойко. Король пришел в самое беззаботное, веселое расположение духа и первый раз заговорил о еде.

«Он даже не заметил, что в Шалоне нас никто не встретил», – рассказывал потом Мустье.

Семья приступила к трапезе. Король ел с большим аппетитом. Ее Величество подозвала Мальдена к окну кареты, предложила ему и Мустье поесть. Она пошутила насчет их смешной формы, сказала, что на ближайшем маскараде, который непременно устроит ее брат в Вене, «надеется видеть их в тех же костюмах». Еще она сказала, что, без сомнения, сейчас, когда они беседуют, «Лафайету весьма не по себе». И расхохоталась.

Она была очень весела.

Два раза, покуда меняли лошадей, король выходил оправиться. Мадам де Турзель искреннее страдала, видя, как рушится этикет.

Король шутил, сказал, что, согласно этикету, прикрывать его должно не шевалье, а графу. Так что на этот раз его загораживал от любопытных взглядов граф де Мальден. Королева и дети «сделали свои дела» в маленьком леске на холме. Мальден помог всем спуститься и снова сесть в карету.

Но необъяснимые вещи продолжали происходить. По прибытии в Понт-де-Соммевель они опять не нашли встречающих гусар.

В этот момент мимо проезжал какой-то щуплый, похожий на девочку, лейтенантик. Он был весь в пыли и дорожной грязи. И лошадь его уже с трудом шла – видно, бешеная была скачка.

Он остановился у кареты и спросил, где можно сменить лошадь.

Мустье объяснил, что «они сами тут проездом, везут казну и мало что знают».

Лейтенант хлестнул несчастную лошадь, и Мустье только успел крикнуть ему вслед: «Если встретите отряд гусар, ожидающий нас, передайте: пусть немедля скачут сюда!»

Лейтенант кивнул и продолжил свой путь.

«Наверное, они дожидаются в следующем городе, так как увидели, что тут нет никакой для нас опасности», – весело сказала королева.

Король, свято веривший в дисциплину и в то, что все распоряжения Буайе должны быть точно исполнены, предложил поискать гусар.

Гусар искали, но безуспешно.

Мустье и Мальден, уже начавшие догадываться, что происходит, уговорили Семью продолжить путь…

В Сен-Менеуле все повторилось: и здесь не было драгун. Король уже открыто негодовал, и Мустье отправился на поиски. Зная солдатские нравы, он ожидал найти драгун в трактире.

Около трактира, откуда слышались пьяные голоса, к нему торопливо подошел человек в разорванном мундире. Мустье с изумлением узнал в нем командира драгун графа д'Андуина. Не глядя на Мустье, граф просвистел шепотом: «Немедленно уезжайте, если задержитесь – все пропало. Торопитесь!» И тут же удалился.

Только на обратном пути шевалье узнал подробности: отряд из Сен-Менеула был разоружен и арестован национальными гвардейцами совсем незадолго до их приезда. Драгуны д'Андуина не только отдали оружие без сопротивления, но радостно орали: «Да здравствует нация!» Командир пытался усовестить их, говорил, что они «оставляют без охраны казну, которая должна скоро прибыть». Однако в ответ звучали выкрики: «Толстопузую казну и дырку австрийской шлюхи, куда не лазил только ленивый, охранять не хотим! По этой семейке фонарь давно плачет!»

Откуда-то они уже все знали…

Все закончилось потасовкой: на графе разорвали мундир, его с трудом отбили от своих же драгун национальные гвардейцы. Потом драгуны отправились в трактир, а д'Андуин, сообразив, что скорее всего их и будут искать там, решил быть поблизости…

Во время короткого разговора Мустье и графа д'Андуина случилось, как выяснится потом, необратимое.

Король, услышав шепот графа, приоткрыл занавеску. Мустье дал знак немедля ее закрыть. Но было поздно. На площади перед трактиром стояли двое молодых людей и рассматривали прибывшую карету. Один из них, некто Друэ, был сыном городского почтмейстера, второй – его друг, местный пьяница.

«Надо бы проверить документы у хозяев такой богатой и большой кареты», – предложил Друэ, служивший до революции в полку принца Конде и знавший толк в каретах.

Услышав эти слова, Мустье молча вынул из сумки подорожную и паспорта.

«Значит, этот толстяк – дворецкий? – усмехаясь, сказал Друэ, возвращая документы. – Сдается мне, что этот дворецкий, который прячется за занавеской… очень похож на свое изображение на пятидесятиливровой купюре».