Хроники Проклятого - Ян Валетов

Так же действовали войска Тита при осаде Иотапаты.

Так же действовали они у стен Иерусалима.

Так же действовали они сотни раз до того и будут действовать еще сотни раз после того.

«Черепаха» ползла вверх по насыпанной за несколько месяцев эстакаде. Стучали по щитам выпущенные из пращей камни, летели вниз звучные проклятья обороняющихся. Достигнув нужного места, носильщики опорожнили корзины, и, окутавшись пылью, строй двинулся назад, утаптывая только что уложенный грунт.

Через десять минут процедура повторится в точности, только земля будет высыпана на пару шагов дальше. И снова «черепаха» поползет вниз. А потом – вверх. И снова вниз. Когда эти легионеры устанут закрывать щитами рабов, их сменят следующие и работа не прекратится ни на час. С утра до ночи, с ночи до утра. За полный день насыпь вырастет на три локтя по вертикали. Завтра еще на три. И послезавтра. А потом они поведут по насыпи осадную башню…

Он скорее почувствовал, чем увидел Элезара. Тот подошел неслышно и молча встал рядом и чуть сзади, за правым плечом Иегуды. Теперь они смотрели вдвоем, как «черепаха» спустилась вниз, рассыпалась, впуская внутрь себя новых носильщиков, и затопала обратно.

– Иногда я думаю – живые ли они? – сказал Элезар со всей серьезностью. – Словно жернова мельницы… Может быть, мы воюем с мертвыми?

– Они живые, – отозвался Иегуда, не отрывая взгляда от приближающейся колонны. – Просто воюют сотни лет. Без отдыха воюют. И многому научились за эти годы. Воевать и убивать – вот что они умеют в совершенстве.

Немного подумав, он добавил:

– Я сказал неправильно, прости… Они многое умеют в совершенстве. Покорив множество народов, они усвоили лучшее от каждого из них, впитали их знания, как морская губка впитывает воду. Эти люди многому научились. Просто покорять и нести смерть у них получается лучше всего.

– Ты думаешь, что у нас нет шансов?

– Ты и сам так думаешь, Элезар. Я не ошибусь, если скажу, что ты знал все с самого начала.

Бен Яир промолчал.

Иегуда подождал немного, а потом спросил:

– Почему ты не увел людей, Элезар? Ведь борьбу можно продолжать и дальше. Пока жив хотя бы десяток из твоих людей, ты еще можешь продолжать свою миссию….

– А куда нам уходить, старик?

– Мир велик… Я знаю много мест, где есть евреи. Я вырос в таком месте. Ты бы нашел там пристанище.

Защитники крепости подволокли к краю стены огромный камень, заранее поднятый на леса, и столкнули глыбу вниз, навстречу «черепахе». Тяжелый снаряд запрыгал по склону, набирая скорость. Зелоты торжествующе закричали, представляя себе, как кусок скалы врежется в строй, прикрытый щитами, и пронесется сквозь него, оставляя за собой раздавленные тела и искалеченных раненых. Камень несколько раз ударился о склон, подскочил, выкатился на эстакаду, набирая скорость, но «черепаха» внезапно рассыпалась перед ним, распалась на две части, образовав проход, в котором остались только несколько замешкавшихся рабов с тяжеленными корзинами за спиной, и валун врезался в них, словно выпущенный из баллисты, круша и разрывая носильщиков в клочья. Крик покалеченных был так силен, что перекрыл вой разочарования осажденных, раздавшийся со стен Мецады.

Разобранная на части «черепаха» зашевелилась, через несколько секунд солдаты восстановили строй, и пущенные сверху стрелы и камни снова застучали по прочным щитам, не причиняя легионерам вреда. Зато в ответ на сброшенный камень возле стоящих в лагере Сильвы метательных орудий засуетились солдаты, и «ложки» катапульт выгнулись под усилием натягиваемых канатов, замерли и взлетели в воздух одна за другой, швырнув вперед каменные заряды.

Выпущенные орудиями камни ударили в скалу под стеной Западного дворца, пронеслись над Мецадой, и лишь один попал в основание сторожевой башни, вывернув из нее огромный кусок и убив по дороге пожилого мужчину в порванном кетонете и молодую женщину с ребенком на руках. Зелоты отхлынули со своих позиций, и вовремя. Следующий снаряд вдребезги разбился о гребень стены, и осколки его сыпанули вокруг, находя случайные жертвы среди бегущих. Фрагмент стены поплыл, словно не сложенный из камней, скрепленных раствором, а наспех вылепленный из мокрой глины. Все это происходило в десятке метров от Иегуды и Элезара, но ни один ни второй не тронулись с места. Только бен Яир судорожно сжал кулаки.

Если бы взгляды умели убивать, то никто из тех, кто был у подножия Иродового гнезда, не прожил бы и секунды. Глаза человека, который много лет возглавлял одну из самых радикальных партий в стране, человека, видевшего, как умер город его веры, как рухнул, превратившись в пепел, главный храм иудеев, как были украдены святыни, горели мрачным, недобрым огнем. Он не был полон ненависти. Он сам был – ненависть. Если бы у Смерти было лицо, то Иегуда бы узнал ее безошибочно – сейчас она стояла в шаге от него.

Бен Яир смотрел со стены вниз, прямо на лагерь Сильвы, самый большой из девяти лагерей, построенных римлянами вокруг Мецады, и старик понял, что вождь сикариев пытается разглядеть среди легионеров фигуру прокуратора Флавия. Этот приземистый, похожий на крестьянина человек с тяжелой челюстью и косолапой походкой всадника часто стоял у входа в свою палатку, вперившись ненавидящим взором в каменную громаду крепости. Иегуда, хотя и не мог рассмотреть его лица, хорошо представлял себе бритые по римскому обычаю, вислые щеки Луция Флавия, его тяжелую, словно у греческих боевых псов, голову, покатые мощные плечи воина и даже тик, подергивающий глаз и височную мышцу слева. По рассказам знакомых с ним людей, рану, скривившую ему лицо, Луций Флавий получил во время подавления восстания в Британии. С бунтовщиками у него были свои счеты. Пощады от прокуратора ждать не приходилось – не тот человек стоял под стенами последнего оплота сикариев.

Они были достойны друг друга – прагматичный, жестокий и беспощадный Луций Флавий Сильва и фанатичный, жестокий и беспощадный Элезар бен Яир. У одного из них в распоряжении был Десятый легион, девять тысяч рабов-евреев, осадные машины, огромный опыт и вся мощь Империи за спиной. За спиной у другого – меньше тысячи соратников, включая женщин, детей и стариков, опустошенная страна, оскверненная вера, сотни тысяч погибших соплеменников да старая крепость, построенная самым кровавым и одаренным царем в истории евреев.

Никто из них не отступит. Сильва не уйдет до того, как последний сикарий не будет прибит к кресту. А бен Яир…

«А ведь я знаю, почему ты не ушел, – подумал Иегуда, глядя на Элезара. – Знаю, почему ты не увел людей. Я давно это знал, только боялся себе признаться в том, что знаю. Ты никогда не скажешь мне правды. До самого конца не скажешь правды. До самого конца».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});