Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - Кристоф Рехаге

А блондинка тем временем уже повернулась вокруг своей оси, и, изрыгая непонятные ругательства, мчится к лифту. Пока он ее догоняет, мне приходит в голову мысль, что их можно было бы принять за поссорившуюся супружескую пару. Потом они уезжают.

Тишина. Я медленно отпускаю дверь номера, она щелкает замком. Я иду к окну. На столе лежит билет на самолет до Пекина. Он выписан на седьмое марта, у меня есть еще три дня. Я так и не понял, что здесь произошло.

Звонит телефон, раздается голос мужчины из той же конторы: ему очень жаль, что так получилось, он и не догадывался, что русская не захочет работать с иностранцем. Может быть, он пришлет ко мне чешку?

Я думаю пару секунд и соглашаюсь. Через полчаса в дверь снова стучат. Я открываю, и происходит то же самое, что и в прошлый раз, а когда я снова закрываю дверь, Сиань становится городом, в котором мне грубо отказала не одна, а сразу две проститутки.

На следующий день я зашнуровываю ботинки и чувствую себя освобожденным. Я покидаю отель и иду по магистралям города Сиань. В одном из парков я прохожу мимо каменного памятника, изображающего караван из людей и верблюдов. Рядом стоит щит со схемой старых магистральных дорог. Я ставлю указательный палец на точку в Сиань и медленно веду его до следующей большой остановки моего маршрута: индустриального города Ланьчжоу, расположенного почти в тысяче километрах отсюда.

Дальше где-то там начинается Гоби. Я думаю о проблемах с ногами и с паспортом, а еще о том, как все теперь стало сложно.

Интересно, как все будет дальше, когда я буду в пустыне?

Ходьба успокаивает меня, ведь все, что мне нужно будет делать в ближайшие шесть часов, – это ставить одну ногу вслед за другой и смотреть на здания, как они постепенно становятся ниже и реже. Я снова оказываюсь в деревне. Город провожает меня тем же зрелищем, каким и приветствовал меня неделю назад: гигантским автомобильным мостом.

Идиот

Я прилетел в Пекин на четыре дня, и это время кажется мне одновременно реальным и нереальным, как воспоминание о часто повторяющемся сне. Серым утром я приземляюсь в аэропорту и еду в знакомый район. Повсюду висят плакаты, посвященные Олимпийским играм.

Сяо Чай открывает мне дверь. Он похож на привидение, в одних трусах, в его квартире все перевернуто вверх дном.

– Жена с малышом уехали в Хунань, а я все это время работаю, – говорит он и со вздохом снова падает на кровать.

В тот день, когда у него родился сын, я заблудился в окрестностях гор у каменной деревни Ю. С тех пор прошло почти три месяца. В тот день мы часто перезванивались, и, пока я искал в горах путь обратно на главную улицу, Сяо Чай гнал на своей машине мимо меня тысячу километров на юг, чтобы присутствовать на родине при рождении своего сына.

– Кстати, в твою старую квартиру переехала какая-то фирма, – бормочет он из-под одеяла, – здесь стало скучнее, чем раньше.

Сейчас выходные, так что консульство закрыто. Я удивленно замечаю, что дни недели уже давно не имеют для меня значения.

Мне нечем заняться. Сяо Чай работает по вечерам, а днем мы смотрим фильмы и играем в видеоигры. Все почти то же самое, как будто я и не уезжал. Во дворе тоже ничего не изменилось: бабушки и дедушки радостно машут руками, продавщица во фруктовом киоске отпускает шутку по поводу моей бороды, а продавец дисков говорит: «Давно не виделись!» – и протягивает мне стопку фильмов. Сяо Чай смеется над мазью от грибка, которую мне прописали в Сиань.

– Это не помогает, уж поверь мне! Я приехал с юга, там люди знают, как это лечить. Как ты думаешь, почему это называется «нога Гонконга», а не «нога Пекина?»

Через некоторое время моя нога стоит в миске, наполненной зеленоватой жидкостью. Этот раствор пузырится и обжигает кожу.

– Тридцать минут! – говорит Сяо Чай и, ухмыляясь, протягивает мне игровой джойстик. Прошла только половина времени, а боль уже невыносимая.

На следующий день я подаю в посольстве заявку, и в это время мне звонит одна из близнецов. Она немного ворчит, что я не сообщил ей, когда приехал в город. Они с сестрой хотят пригласить меня к себе на игру, говорит она, и ее голос звучит при этом так заманчиво, что у меня екает сердце.

Они с сестрой? Так-так.

Заполняю формуляры, сдаю фотографии, оплачиваю пошлину – все это делается на автопилоте. И вот уже я стою перед дверью квартиры по адресу, который они мне назвали, у меня потеют руки. Она открывает дверь, сестра стоит за ней, квартира наполнена светом, и они улыбаются своей одинаковой улыбкой. Не хочу ли я что-нибудь выпить?

Мы сидим на диване, и они рассказывают что-то про квартиру: свекровь старшей все оплатила, ее муж получил спортивный автомобиль в качестве свадебного подарка, а младшая живет в такой же квартире этажом выше. Я слушаю, играю с их волосами, глажу руками их спины и чувствую, как они дышат. Они похожи на сытых домашних кошечек.

Вдруг младшая встает и уходит из квартиры.

Через час я стою, прислонившись спиной к остановке, и держу в руке пирог. Его дала мне младшая. Она пришла и принесла мне пирог, когда мы со старшей были уже одеты. Пока я жду на остановке, я кажусь себе демоном, которому приносят в жертву людей и пищу.

Пирог со взбитыми сливками! Я ненавижу пироги со сливками. Я выбрасываю его в ближайшую мусорку и сажусь в автобус. Возвращаясь в квартиру Сяо Чая, я прохожу мимо ругательных слов на лестничной клетке. Кто-то закрасил их белой краской, но слова еще можно разобрать. Какой же я идиот!

… – Какой же ты идиот, – замечает Сяо Чай.

Он везет меня в аэропорт и поглядывает на меня со смесью сочувствия и насмешки.

– Сначала ты вытворяешь такое, а потом еще и рассказываешь об этом своей подружке?

– Она мне не подружка, – возражаю я, и он отвечает неопределенным «гм-м-м».

Я вспоминаю о десяти тысячах юаней, об орущих проститутках и о том, как сложно все стало. Джули плакала по телефону.

Когда я поднимаюсь по трапу самолета, летящего в Сиань, моя нога невыносимо чешется. Кожа облезает длинными полосками, но Сяо Чай советовал не беспокоиться об этом.

Мне приходит имэйл от кельнской мэрии, меня спрашивают, не хотел бы я по дороге в Бад-Нендорф заехать в Кельн. Пекин и Кельн – города-побратимы.

Мне досталось место у окошка по соседству с пожилой супружеской парой. Женщина боится летать. Ее муж кладет свою руку на ее, и она благодарно смотрит на него. Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья.

Какой же я идиот.

Курица

Телефон молчит, от Джули не приходят эсэмэс. Я сижу в гостинице в Сяньян. Она называется «Радуга», но почему-то вся выдержана в коричневых тонах. Стены, полы, стол, изнутри и снаружи, – все это имеет различные оттенки коричневого цвета.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});