Тонкая нить судьбы - Лара Продан

– Не могу, дверь закрыта снаружи. У меня ключей нет. Помогите. У меня воды отошли. Помогите. – кричала Катя осипшим голосом.

– Надо ломать дверь. Колька, сбегай-ка за молотком и пилой и позови дядю Петю из одиннадцатой квартиры – раздался деловой женский голос.

Потом этот же голос, но более мягко сказал:

– Не беспокойся, сейчас поможем тебе.

А потом, спохватившись, женщина крикнула:

– Колька, и скорую вызови!

Через три часа Екатерина лежала в послеродовой палате. Родилась девочка, очень слабенькая. Когда Катя лежала уже в палате, а девочку приводили в порядок, пришла врач, женщина пятидесяти лет со строгим лицом.

– Что ж вы, мамаша, ни за собой, ни за своим малышом не следите. Слабенькая девочка очень, питались вы, видимо, не ахти как, да и на свежем воздухе, видно, мало бывали.

Врач хотела еще что-то сказать, но осеклась. Екатерина вдруг разрыдалась. За всё время, что она была в заточении, девушка ни разу не заплакала. Ее сердце как будто окаменело, оно ничего не чувствовало. Даже своего ребенка, развивающегося у нее в утробе, Катя не чувствовала как своего, она его не ненавидела. Но сейчас, когда Катя произвела на свет дитя, и оно было ее кровиночкой, хоть и рожденное от ненавистного человека, она поняла всю трагедию своей жизни и жизни ребенка. Горючие слезы лились из ее глаз. Екатерина даже не старалась их вытирать. Она только периодически шмыгала носом и плакала, плакала навзрыд. Врач села рядом с молодой женщиной, обняла ее, вытерла глаза своим носовым платком и по-матерински тепло и проникновенно тихо произнесла:

– Рассказывай, Катюша, все рассказывай. Видно, тяжело тебе. У меня времени много. Я обход закончила. Ты у меня последняя пациентка. Я тебя слушаю.

– Вот мерзавец! – в сердцах крикнула врач, когда Екатерина закончила рассказ о своей жизни – Я так не оставлю. Сообщу куда надо.

– Нет, нет, что вы! Он меня убьет. Это страшный человек. Для него ничего святого нет. Прошу вас – испугалась Катя.

Она вся побледнела, ее стала бить нервная дрожь. Врач сочувственно посмотрела на Екатерину:

– Я дам тебе сейчас успокоительного. Отдохнешь, поспишь. Я пойду проверю твою малышку и вернусь. Не беспокойся, все будет хорошо.

Молодая женщина поверила врачу, приняв успокоительное Катя впервые за много месяцев заснула спокойным сном.

Вечером в больницу примчался Угловатый. Екатерина его не узнала. В руках он держал огромный букет сирени, в авоське находились коробка шоколадных конфет фабрики «Красный Октябрь» и бутылка какого-то вина. Степан был улыбчивым, в прекрасном расположении духа.

– Ну, Катюха, молодец. Дочь мне родила. Спасибо говорю. Рад. – с нотками гордости в сладком голосе произнес Угловатый.

А потом жестким, низким и тихим голосом спросил:

– Ты, надеюсь, никому не рассказывала о своей жизни? А то смотри у меня!

Катя вся съежилась на кровати, в глазах отражался страх, появились слезы. Такой ее застала врач, вошедшая незаметно в палату и слышавшая последние слова Угловатого.

– Здравствуйте, вы, наверное, муж Екатерины? – как ни в чем не бывало спросила врач Степана, посмотрев на Катю и, уловив ее благодарный взгляд, подмигнула ей.

Степан, не ожидавший кого-либо видеть и слышать в палате, вздрогнул и обернулся на голос. Его жесткое лицо изменилось на добродушное и подобострастное.

– Здравствуйте, спасибо за …жену, за дочку. Это вам – произнес Угловатый, передавая врачу авоську с подарками.

– Нет, нет. Не надо, товарищ Угловатый. Лучше сохраните это, отметите появление нового члена семьи, когда мы выпишем вашу жену и дочь. – с улыбкой при жестких глазах ответила врач. – А сейчас позвольте проверить Екатерину. Выйдите, пожалуйста.

Через три дня, когда Катя готова была к выписке, в палату вошла врач с ребенком на руках.

– Катюша, у тебя начинается новая жизнь. Ты – мама. Девочка у тебя просто прелесть. Запомни, она твое продолжение. Люби ее. Думаю, что у тебя все наладится. – голос врача был по-отечески ласковым. – И еще, Катюша. Прости, но я все-таки доложила в органы о поведении Угловатого. Они обещали принять меры.

Сердце у Екатерины тревожно забилось.

– Что вы наделали? Жизни мне теперь не будет.

– Да не беспокойся, моя девочка. Все у тебя будет хорошо. Запомни это.

Но Екатерина ничего не ответила. Она быстро пошла к выходу. Врач пошла за ней. На крыльце стоял Угловатый со цветами. Он передал цветы врачу и со зловещей улыбкой произнес:

– Спасибо, товарищ врач за всё, за помощь, за советы, за беспокойство.

От этой улыбки врачу стало не по себе. Она поблагодарила за цветы и быстро ушла.

– Дай мне ребенка, Катюха – только и сказал молодой матери Угловатый.

Прошло недели три после возвращения Екатерины из роддома. Она стала потихоньку приходить в себя. Угловатый вел с ней предупредительно-вежливо. Приносил продукты, необходимые для нормального питания, часто брал малышку на руки и играл с ней. Одно тревожило Катю. Голос Степана всегда звучал злорадно, а глаза излучали ненависть. Однажды, когда она собиралась приложить малышку к груди, в квартиру позвонили. Открыв дверь, Екатерина увидела троих мужчин, одетых в штатское.

– Гражданка Буйновская Екатерина Владиславовна? – спросил один из них.

– Да… – недоуменно ответила она.

– Пройдемте с нами.

Катя попятилась назад в комнату, схватила дочку, закружилась ней по комнате.

– Вы, вы не имеете права. Мне надо кормить. Она маленькая…

Один из мужчин подошел к ней, вырвал ребенка из рук, положил в кроватку.

– О ней побеспокоятся. Пошли – быстро произнес он и схватил ее под руки.

Она закричала. Тогда второй мужчина подошел к ней, приблизил свое лицо к ее лицу и, смрадно дыша, сказал:

– Замолчи, сука продажная.

Она была арестована как дочь предателей Родины. После побоев и пыток, Катю обессиленную и окровавленную, выволокли из подвала здания НКВД и бросили в машину, где находились другие арестованные. Кто-то взял ее голову и положил к себе на колени. Катя почувствовала мягкую добрую руку, убиравшую ей волосы с лица.

– Катюша, это ты? – услышала она знакомый, но очень слабый голос врача.

– И тебя, гад, не пожалел! Прости меня, моя хорошая. Я ведь думала, что делаю все правильно, восстанавливаю справедливость. Подлец должен быть наказан. А в результате…

Врач, стойкая женщина, никогда не плакавшая до сих пор, даже тогда, когда потеряла мужа и сына, арестованных и расстрелянных три года назад, разрыдалась. Она плакала от обиды и безысходности.

В лагерях Екатерина провела в общей сложности пятнадцать лет. Получив свободу стала разыскивать свою дочь. В квартире, где она жила с родителями, и где находилась в заточении у Угловатого, жили другие люди. Они ничего не знали о бывших жильцах. Удрученная, Екатерина при выходе из подъезда столкнулась с соседкой, которая помогла ей в свое время. Как известно, соседи знают всё друг о друге и даже больше. Она – то и рассказала Екатерине о том, как Угловатый подбросил дочку в детдом, и о том, что его уже нет в живых. А дальше узнать адрес дочки было уже делом техники.

– А я называла тебя как мою маму – Василисой. Но Варвара тоже красивое имя, гордое – закончила свой рассказ женщина, пытаясь погладить Варвару по голове.

– Так, выходит твоя мама – дочь Угловатого. Но ведь для Анастасии Угловатый тоже является родным отцом – воскликнула Джейн в удивлении.

– Да, девочки, действительно, моя мама и Анастасия были больше чем подругами, они были сестрами. Но Анастасию воспитывали в семье, по крайней мере, до трех лет у нее были мама и папа, пусть не родные. Ухтомские Алексей и Полина стали для нее настоящими родителями и других она не знала.

– А что дальше стало с Екатериной? – тихо спросил Надежду Владимир.

Надя посмотрела долгим взглядом на юношу, тряхнула головой и продолжила.

Екатерина Буйновская и моя мама долго привыкали друг к другу. Варваре тяжело было расстаться с мыслью, что ее отец и ее мать не были героями войны, что отец позорно, по своей халатности подорвался на мине, а в жизни оказался подлецом. К Екатерине, она относилась предвзято. Варвара во всем обвиняла Катю, и в том, что отец у нее не герой войны, и что она росла без семьи, и что сама Екатерина большую половину своей жизни провела в лагерях. Ей, Варваре, совершенно не было жаль свою мать. Она к ней ничего не испытывала. Екатерина это почувствовала. По своей натуре, по своему воспитанию Катя была представителем той интеллигенции, для которой на первом плане в человеке стояла его духовность. Родители привили ей чувство собственного достоинства, добросердечность, порядочность, правдивость, чуткость. Екатерина не обиделась на свою дочь, уловив ее отчужденность. Она понимала, что иного и не могло быть. «Девочка никогда не знала родителей, привыкла жить, полагаясь только на себя.

Пусть привыкнет к мысли, что я есть, я жива и нахожусь рядом.» – решила Катя. – «А там сердце дочери потихоньку отогреется и примет ее. как мать».