Ангарский Сокол - Хван Дмитрий Иванович

«А вот тут как быть?» — задумался Алексей, поглаживая головку тихонько сопящей Сэрэмы, которая спала, прижавшись к своему мужчине. Сэрэма после крещения у отца Кирилла стала Евгенией, не за горами было и венчание.

— Не делить же его пополам? — пробормотал он.

— Ты не спишь? — тут же проснулась девушка.

— Да я про этого Бомбогора размышляю, как бы его убрать без лишнего шума. Но не убивать, чтобы не злить солонов.

— Поддержи мелких князьков, каждый род, один за одним. Его не любят. — Девушка сладко зевнула и продолжила: — Отец так делал дома: дружил с каждой деревней дикарей по очереди, чтобы они не были вместе и каждый их вождь думал, что он главный. Поэтому они не доверяли друг другу.

Алексей широко раскрыл глаза, в который раз он поражался словам своей Жени-Сэрэмы — сложно было ожидать их от столь милого создания. Да и с тестем познакомиться ему хотелось всё сильнее и сильнее. Что же это за народ такой — айну?

А через неделю вместе с очередными перебежчиками из владений солонского князя пришли и относительно свежие новости. На реке Хурха, а как выходило по всему — это правый приток Сунгари, местные племена восстали против маньчжурского владычества. На их подавление были присланы войска с юга, вооружённые так же, как и воины справедливого князя Шилгинея. Тут перебежчики указывали на ангарские ружья, как похожие на оружие недавнего врага. А вот это уже было интересно. На секунду Сазонов оторопел, ведь, по словам американцев, китайцы шарились у киргизской аномалии, не могли ли они также проникнуть сюда?

Но, взяв себя в руки, он решительно отмёл эту версию — неужели у маньчжуров не было ружей? Зато появился повод для объединения усилий с казаками и приамурскими народами — внешняя угроза. Надо только всё правильно рассчитать и уяснить причины того, отчего дауры и солоны в своё время помогали отнюдь не русским, а маньчжурам. Казалось бы, ближний враг опаснее, чем дальний — ведь цели русских и маньчжуров на Амуре были одинаковые. Но они выбрали династию Цин, помогая им в борьбе с русскими, хотя сами только недавно боролись против маньчжуров. Надо было заставить историю сделать иной поворот.

Следующей ночью были долгие переговоры с Ангарией. Принципиальное согласие на операцию от Соколова и Смирнова было получено. А ещё Сазонов узнал, что во Владиангарск пришёл целый караван поморских кочей! Родная деревня теперешнего байкальца Вигаря целиком прибыла на Ангару. Соколов обещал поспособствовать тому, чтобы теперь и на Амуре появились люди, способные достичь океана, застолбив устье Амура.

Оставалось главное — обсудить этот вопрос с Москвой.

ЕнисейскЗима 7146 (1638)

В начале декабря, когда на Ангаре встал крепкий лёд, из Владиангарска ушёл небольшой санный караван до московского форпоста на Енисее. Олени, запряжённые в шесть саней, нагруженные провиантом, одеялами, меховой одеждой и противоцинготными средствами, прокладывали зимник. Вёл караван оставивший Белореченск на одного из своих заместителей капитан Новиков. По пути следования отряд останавливался в зимовьях, что стояли по берегам реки и за которыми обязаны были присматривать жители окрестных тунгусских поселений, пополняя в них запасы хвороста. К чести тунгусских старост, все зимовья были в полном порядке. Взяв хороший темп, отряд Новикова вскоре увидел высокие берега Енисея. Голова Ангарского приказа Василий Беклемишев, едва прослышав о предложении ангарского князя, тут же ухватился за эту идею. Он немедля написал два письма, одно из которых должно было уйти к царю в Москву, а второе предназначалось для дьяков Сибирского приказа, находившихся в Казани, дабы те озаботились снаряжением и людьми для Енисейска и Якутска. Василий Михайлович поначалу решил было самолично участвовать в сём деле, но позже, рассудив, что едва ли уместно будет ему скакать по диким местам, решение своё отменил. Тем более что в Енисейск на следующий год должна будет добраться его семья, оставленная им в Томске из-за плохого самочувствия супруги.

После первых переговоров, бани и небольшого застолья Новиков, проконсультировавшись с Граулем и Карпинским, обратился к Беклемишеву:

— Мы заберём пять семей, — заявил Василий.

— Оно, конечно, заберёте. Но золотишко надо бы положить за людишек-то? — тут же засуетился один из дьяков, бывших в свите приказного головы.

— Не бойся, чиновья душонка, золото имеется. — Новиков подозвал одного из бородачей, что были с ним, и тот вытащил из сумы кожаный мешочек, шмякнувшийся о поверхность стола с приятным уху металлическим лязгом, собрав на себе алчные взгляды енисейцев. Сума ангарского казака также оказалась под такими пристальными и тяжёлыми взглядами, что Павел машинально положил руку на кобуру излучателя.

— Когда уходите в обратный путь? — спросил Измайлов, поигрывая изящным ножичком, когда дьяк, забрав золото, ушёл.

— Через два-три дня. Может статься, что к новому году успеем вернуться, — с надеждой ответил Новиков, за что тут же получил под столом «дружеский» пинок ногой от Карпинского и укоризненный взгляд Грауля.

— Как к новому году? — удивился Беклемишев. — Нешто вы, почитай, цельный год идти будете? Докуда же путь держать предстоит?

— Да он шуткует, Василий Михайлович. До конца декабря воротится ко Владиангарску. Ты мне вот чего скажи: вместно ли тебе границу нашу учинять? — Грауль, пытаясь вставлять в свою речь употребляемые в этом времени слова, немного смущался.

— Об чём речь ведёшь, о восточных украйнах сибирских? — Беклемишев прищурился. — Границу мне обсуждать вместно, а рядить се токмо самодержец наш, великий царь Михаил Фёдорович, может и никто более.

— Годится! — Павел сгрёб со стола все, что не убрали служки, и вытащил из своего планшета перерисованную под калькой карту Сибири. — Смотри, Василий Михайлович!

Приказный голова разом изменился в лице, ноздри раздулись, а на правом глазу, казалось, задёргалось веко.

«Надо было подготовить его. Неловко получается», — уныло подумал Грауль. Карпинский прикрыл ладонью лицо, а Новиков с некоей оторопью наблюдал за картиной. Измайлов пока ничего не понял, лишь выронил от безмерного удивления ножичек, уставившись на Михаила Васильевича немигающим взглядом.

— Откуда? — прохрипел Беклемишев, вцепившись ногтями в поверхность стола.

— Что откуда? — внимательно посмотрел на него Грауль.

— Откель чертёж земли Сибирской? — Царский посланник до сих пор не мог совладать с эмоциями.

«Упс». — Карпинский с надеждой взглянул на Павла. А тот спокойно объяснил:

— Михайло Васильевич, это список карты, сделанный моими географами с прежнего чертежа землицы Сибирской. Передана нам нашими набольшими людьми, дабы мы с тобою решили дело о границе, да немедля. Карта верна во всём.

— Дай мне такую карту, Богом клянусь, в долгу не останусь! — воскликнул Беклемишев, глядя на Грауля.

— Мы это сможем обсудить, но рядить это может лишь наш князь, Вячеслав Сокол, — перефразировал приказного голову Павел. — Так давайте обсудим пока наши граничные дела.

Беклемишев и Грауль, в коем Василий Михайлович сразу признал старшего среди ангарцев, долго сидели с картой, водя по ней пальцами. Царский чиновник оказался на редкость мелочным и въедливым. Что характеризовало его с лучшей стороны, но для Москвы, а Грауль порядком устал от его претензий. В итоге после многочасовых переговоров граница была определена.

Но лишь в самой восточной её части. Начинаясь на Амуре от устья Зеи, она шла по реке до океана, устье самого Амура Беклемишев уступать не собирался, оставив его в общем пользовании. Он же требовал и постройки порта, а также верфей, которыми можно будет пользоваться сообща.

— А тут от Владиангарска до слияния Лены с Витимом, а от оного по Лене до Ленского острожку, до слияния с Олёкмой, а по оной до крайнего притока Зеи книзу, — уже вовсю оперировал топографией карты Беклемишев.

— Куда книзу? — подперев голову кулаком, спросил Павел. — К Амуру?