Один маленький грех - Лиз Карлайл

— Позвольте мне усомниться в этом. Он долго молчал.

— Эсме, можно чувствовать себя лишним, даже живя собственной жизнью, мне это доподлинно известно, — наконец произнес он. — А жить в таком месте, где вы сейчас находитесь, значит быть частью чего-то.

Она подняла голову и теперь видела его смутное отражение в окне.

— Что вы хотите сказать?

Он пожал плечами и уставился в пол.

— Не знаю, — сказал он. — Я вдруг вспомнил свое детство в Шотландии. Временами мне кажется, что я никогда не чувствовал себя там своим.

— Но у вас были дом и семья.

— О, будьте уверены, — признал он. — Но чувство принадлежности к семье не такое простое, как вам представляется, Эсме. Оно… оно гораздо сложнее. И это чертовски трудно объяснить.

— Хотела бы я понять, — настаивала она, повторяя его слова.

Было видно, что он колеблется, что ему нелегко говорить об этом.

— Просто я не был похож на других в своей семье, — тихо заговорил он. — Шотландцы — благоразумный и обстоятельный народ, как вы хорошо знаете, а мое семейство еще благоразумней и обстоятельней, чем многие другие. Но я… ну, я был другим. Я был сам по себе, я был проказником и любителем рискованных приключений. Сущий чертенок, как говорила Старушка Макгрегор. Я не мог оставаться серьезным две минуты кряду. Еще школяром я начал выпивать и играть в азартные игры, а после стал еще хуже. Мой отец глубоко разочаровался во мне, и я уехал в Лондон, чтобы не быть у него на глазах. Это, казалось, всех устраивало.

— Но почему? — спросила она. — Молодые люди должны перебеситься, отдать дань юношеским увлечениям, а у вас, уверена, были способности.

— У меня была способность к математике, — согласился он. — Дар, который я не стал взращивать, а растрачивал за игорными столами. Но помимо этого у меня не оказалось других талантов, разве что внешность и обаяние. Мой отец таковыми их не считал. Он без конца громко недоумевал, почему я не похож на своего брата Меррика.

— Он хотел, чтобы вы были похожи на Меррика? — ужаснулась Эсме.

— Мой отец считал Меррика идеалом, — спокойно сказал Аласдэр. — Он был всем, чем я не являлся. Он был не просто способным, он обладал блестящими способностями. И нельзя сказать, чтобы он трудился и трудился, его словно вело. Он был смышленым. Я был очаровательным. Если в семействе все добиваются успеха, такой, как я, там решительно не ко двору.

Эсме снова подумала о загадочных книгах, заполненных сложными вычислениями, которые она обнаружила в курительной комнате. Их явно листали, многие уголки страниц были загнуты. В большинстве своем они были не на английском, а на французском, возможно, на датском и немецком языках. Но кто-то читал их, изучал самым внимательным образом, и она почти уверена, что это был не Меррик Маклахлан.

— Аласдэр, иногда я думаю, что вам больно быть очаровательным и легкомысленным, — заметила она.

Он грустно посмотрел на нее.

— Я просто объясняю положение вещей, — сказал он. — Первые пятнадцать лет своей жизни я был убежден, что меня подбросила на порог дома моих родителей цыганка, или придумывал еще какой-нибудь вздор. Потом Старушка Макгрегор сообщила мне, что сама принимала меня, и мои прекрасные фантазии полетели к черту.

Эсме поникла.

— Как это грустно! — сказала она. — Грустно для обоих — и для вас, и для вашего брата.

— Для нас обоих, разумеется, — согласился Аласдэр. — Меррик никогда не был ребенком, тогда как я редко бывал кем-нибудь еще. Я не поменялся бы с ним местами. Нет, даже сейчас.

— И вы никогда не ездите домой в Шотландию? — задумчиво спросила она. — Кто-то — кажется, Уэллингз — говорил мне об этом.

Его рука соскользнула с ее плеча.

— Нет, почти никогда, — признал он. — Я никогда не скучал по дому. До тех пор, пока… Ну, до недавних пор. А теперь я задумался, не было ли в той полной обязанностей и трудов жизни чего-то такого, чего мне хотя бы немного не хватало, если бы я позволил себе признаться в этом. На самом деле она больше не кажется мне такой беспросветной, как прежде.

В его голосе звучали нотки, которых Эсме не слышала раньше. Она повернулась к нему, ожидая, что он отойдет. Но он остался на месте. Более того, он пристально вглядывался в ее лицо своими золотисто-карими глазами, и никогда еще его взгляд не был настолько серьезным. Или более ранимым. Он не прикоснулся к ней, хотя странное тепло между ними заставляло ее подозревать, что это может произойти. Она задержала дыхание и ждала.

Он не прикоснулся к ней. Он просто уперся рукой в стену позади нее и наклонился к ее лицу.

— Скажите мне вот что, — наконец сказал он странным глубоким голосом. — Вы счастливы здесь? Вы довольны своим выбором?

Она ухватилась рукой за занавеску.

— Моим выбором?.. — с трудом выговорила она. — Но, Аласдэр, у меня не было выбора. Разве вы не помните? Никто не спрашивал меня, чего я хочу. Никто и никогда. И я уже устала оттого, что кто-то другой решает, что лучше для меня. Думаю, вы понимаете, о чем я говорю.

Аласдэр долго не отрываясь смотрел ей в глаза, его рука все еще оставалась за ее плечом, в этом странном незавершенном объятии. Эсме ждала, что он заговорит, потом сама хотела нарушить молчание… Но слова не приходили.

Ее выбор? Что за нелепая шутка. Он был ее выбором, но осознание этого не принесло ей радости. Она сгорала от желания поцеловать его или дать ему пощечину, или крикнуть ему, чтобы горел в аду. Но ничего этого она не сделала. Ее спасла Сорча, завизжавшая от восторга и обрушившая на пол сооружение из кубиков.

Чары разрушились. Аласдэр отвел взгляд.

— Я сожалею, Эсме, — снова сказал он. Но на этот раз она не знала, о чем он сожалеет. О том, что хочет ее? О том, что не хочет ее? Или о чем-то еще? Несмотря на все ее умные речи о желании жить своей собственной жизнью, Эсме внезапно почувствовала себя очень юной и очень неопытной. Аласдэр подошел к девочке.

— Хорошая работа, шалунья! — сказал он невозмутимо. — Сколько кубиков у тебя было? Давай сосчитаем?

— Сосчитаем, — согласилась Сорча, властным жестом указывая на разбросанные кубики.

Он громко считал, а Сорча повторяла за ним.

— Одиннадцать! — произнес он, закончив складывать из них башню. — Как много! И какая ты умная девочка.

— Умная! — сказала Сорча, снова разрушая постройку.

Аласдэр пальцем поднял ее подбородок и поцеловал в головку. Встал и выдержал взгляд Эсме, на этот раз ничем не выдав своих чувств.

— Мне пора идти, — пробормотал он. — Я вовсе не предполагал задерживаться здесь. Могу я зайти за Сорчей через два часа?

Эсме смотрела в точку за его плечом.

— Да, разумеется, — согласилась она. — Когда вам будет удобно.