Последнее предложение - Мария Барышева

Она криво улыбнулась — улыбка была дрожащей, натянутой.

— А может я просто воспылала к тебе необузданной страстью?

— Ага, — Роман кивнул, садясь. — На предмет необузданной страсти не смотрят так, будто он в любую секунду извлечет топорик из неожиданного места и приступит к кровавому убиению. Ты напугана, Рита. Я знаю тебя третий день и третий день ты напугана до смерти.

Рита посмотрела на него так, словно на сцене и в самом деле появился обещанный топорик, после чего изящно прислонилась к стене, завела ногу за ногу и покачала головой с какой-то старческой умудренностью. Ее лицо выражало глубочайшую горесть и обиду.

— Ну и фантазии у вас, Роман Андреич. Вот так-то — пытаешься кому-то помочь, а тебе взамен…

— Ладно, мадам Горчакова, — Роман осторожно поднялся и потер голую грудь, — был неправ, излагал бред, вызванный ликованием уцелевшего организма и принятием лкоголя. Великодушно прошу извинить. Может поцелуемся в знак примирения? Или еще полежим рядышком на полу? Можно и не просто полежать.

Рита негодующе вскинула брови.

— Только недавно вы утверждали, что я дико вам не нравлюсь, а теперь…

— Ну, надо ж чем-то заняться, — он пожал плечами. — К тому же, физическая симпатия и душевная часто очень сильно разнятся. А мой общественный статус, похоже, тебя не волнует. Раз начали — давайте соответствовать задумке.

Она покачала головой.

— По-моему, ты просто ненормальный.

— Да ну? А я-то голову ломаю — и что ж со мной не так?

Рита глубоко вздохнула, подняла взор к потолку, после чего отошла к стене и снова принялась разглядывать картины. Роман закурил, пытаясь понять, почему она не уходит. Он был бы не прочь отдохнуть, но и выставлять ее не хотелось. Рита подняла руку и отбросила волосы с плеча на спину — небрежный жест, на этот раз начисто лишенный картинности, и Роману, смотревшему на колыхающиеся золотистые пряди, вдруг совершенно некстати вспомнились слова Гельцера. Ему подумалось, что хрупкие красивые игрушки могут безнадежно сломаться в грубых руках. Привлекательная внешность осталась, но что там теперь под ней — неизвестно. Хотя, впрочем, и что раньше там было, неизвестно тоже. И чего же она все-таки так боится?

— Дворцы, храмы… — Рита повернула голову. — Вижу, ты большой поклонник архитектуры?

— Можно и так сказать.

— И какое же произведение архитектуры твое любимое?

Секунду Роман задумчиво смотрел на нее, потом неохотно ответил:

— Хазнет Фируан. Еще его называют Эль-Касна, Каснех аль-Фарун… много интерпретаций.

— Сокровищница божественных фараонов? — блеснула Рита эрудицией. — Это в пещерной Петре, в Иордании, да?

— Была там? — с интересом спросил Савицкий. Она покачала головой.

— Не довелось. Во Франции была, на Кипре… ну, по стандарту. А там нет, только фотографии видела… и в «Индиане Джонсе» видела… Но почему именно она? Грандиозное, конечно, сооружение, но как-то слишком уж декоративное.

Роман неожиданно обиделся, будто коллекционер, в присутствии которого незаслуженно охаяли жемчужину его коллекции.

— А мне так не кажется. Идеальная симметрия и идеальная красота. Эти шесть огромных коринфских колонн, которые словно уходят в самое небо… А скульптуры на фасаде — где еще увидишь такую смесь древних культов? Египетские боги запросто соседствуют с развеселыми олимпийцами, боги древней Аравии с богами римлян — словно в знак того, что все религии могут мирно сосуществовать, так же как и те, кто в этих богов верит. Но и не это главное, не отдельные детали — для меня она прекрасна целиком… В некоторые вещи влюбляешься раз и навсегда, не доискиваясь причин.

— Обычно так говорят о людях, — как-то мрачно заметила Рита. Он пожал плечами.

— Может, я не совсем правильно выразился… Для меня это не просто строение — это как некий символ, воплощение всей красоты, которую хотелось бы увидеть, всех желаний, которые хотелось бы осуществить. Это что-то волшебное, как вход в легенду, в какой-то невероятный мир… Возможно, окажись я там, то и не решился бы в нее войти. Наверное, стоял бы и смотрел… долго смотрел, чтобы запомнить на всю жизнь. Если я закрою глаза, то могу увидеть ее, как наяву, хотя это видение будет в чем-то отличаться от настоящего храма Петры. Я буду видеть собственный Хазнет Фируан. Думаю, у каждого человека есть собственный Хазнет Фируан. Одни уже нашли его, другие ищут, третьи не найдут никогда.

— И ты бы хотел его увидеть наяву, а не закрыв глаза? — спросила Рита — почему-то шепотом, глядя на него с непонятным выражением.

— Хотел бы. Возможно и увижу, — Роман чуть улыбнулся. — И это обязательно будет раннее утро, когда розовый песчаник становится еще розовее от восходящего солнца, и храм настолько красив, что кажется призраком и, в то же время, еще более реальным, и чудится, что он восходит в небо вместе с солнцем, — он подмигнул Рите, которая слушала его с отрешенно-умиленным выражением лица, словно профессор, внимающий ответу блестящего студента. — Ну, это я так представляю.

— А саму Петру… ну, не только этот храм, ты хотел бы увидеть?

— Да. Но не так, как Хазнет Фируан, хоть он и часть от целого. Просто интересно посмотреть на город-сказку.

— Одна моя знакомая была в Петре, — с неожиданной мрачностью сказала Рита. — И она не показалась ей похожей на сказку. Больше всего она показалась ей похожей на огромное красивое кладбище.

— Каждый видит по-своему.

Рита, что-то пробормотав, подошла к компьютерному столу и принялась с интересом разглядывать висящие вокруг рисунки зданий.

— Не знала, что ты такой мечтатель, — она чуть повернулась, прижимаясь бедром к столешнице, и Роман заметил взгляд, который она бросила на монитор — взгляд, наполненный отчетливым отвращением. — Какая же твоя главная мечта?

— Как у всех, — Савицкий опустился на диван и воткнул окурок в хрустальные ладони. — Куча денег и доступных хорошеньких девушек.

— А если серьезно?

— А если серьезно, то не твое дело.

— О, как давно не звучала эта фраза! — Рита улыбнулась, перебирая рисунки на столе. — А я-то уж начала тревожиться.

— Ну, крохотную мечту могу тебе сказать, — он откинулся на спинку дивана и зевнул, воровато прикрыв рот ладонью. — В виде аванса. Ты женщина, поэтому она тебе понравится. Я никогда не видел, как цветет айва. Хотелось бы посмотреть, говорят — красиво.

Она удивленно повернулась.

— Но почему именно айва?

— Не знаю. Хочется — и все. Здесь она не растет — слишком холодно. Занятно — мне неоднократно доводилось бывать в городах, где айва растет чуть ли не на каждой улице, но я никогда не попадал в пору цветения. А ехать специально некогда было… да и глупо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});