Мой плохой босс (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

И лезет на мою территорию, гнида.

Зарецкий стоит напротив Юрия и ждёт его ответа — напряженный, набычившийся, будто готовый ринуться на арену, на съедение голодным львам. Точнее — львице…

Мне мерещится, или от него прямо таки дышит нетерпением?

Обломать! Срочно!

У Юрика же глаза диаметром с донышко винной бутылки, до того он охреневает от этого явно неожиданного предложения.

Но, до него медленно доходит… И судя по всему, он находит предложенный вариант довольно выгодным

Ну, да, спину подставлять не надо, а денег получишь с верхом.

— Не дешеви, приятель, — вклиниваюсь я, подруливая к столику, и запихивая руки в карманы джинс, — я удваиваю ставку.

Глава 34. Антон

Глаза у Юрика выпучиваются еще сильнее. Ага. Шел в БДСМ-клуб, а попал в какой-то безумный мультик, где два придурка вот-вот передерутся за право лечь под плетку одной конкретной женщины.

А у Зарецкого морда кровью наливается восхитительно. Всю б жизнь смотрел. Он меня узнал. Даже в маске.

— Ты, — рычит Прохор Степаныч, стискивая красный ремешок в кулаке, что совершенно очевидно — вместо него он точно хотел бы сжать мою шею, — какого хрена…

— Того же, что и вы, товарищ Пэйн, — перебиваю я, скрещивая руки на груди.

Мне нужна она.

И ему нужна — я по глазам вижу.

Драться нельзя. Очень жесткий регламент поведения, особенно — для сабов. Вышибут без права возвращения. Тут охрана матерая, и её тут больше, чем в “Трессе”, и снизу каждой столешницы — тревожная кнопка. Тот же Юрик может сейчас на нее нажимать коленом.

Я не могу так рисковать…

Но с каким удовольствием я бы дал этому уроду по роже еще раз…

— Ты ведь уже с ней облажался, мажор, — Зарецкий расплывается во враждебной ухмылке, — от тебя она ушла. Так что давай, руки в ноги и чеши отсюда. А я дам ей, все что нужно.

— Ну, не так далеко она от меня ушла, — ехидно скалюсь я в ответ. — Да и к тебе не пришла. Потому что обещала мне с тобой завязать. Удивительно, если она от меня ушла, на кой хрен ей держать слово?

Я не знаю, как от нашей столкнувшейся в воздухе ненависти не разнесло весь этот чертов клуб.

А Юрий сидит за столом и с открытым ртом наблюдает за этой дивной дискуссией. Пытаясь понять хоть что-то.

У Зарецкого темнеет лицо. Понятия не имею, почему он так шизанулся именно на Ирине. Но вижу, что его кроет ничуть не слабее, чем меня.

Вот только что мне в честь этого, подарить ему мою Ирину? А пососать ему не завернуть на дорожку?

— Ты б ошейничек-то положил, пока Юрий не согласился его тебе продать, — ядовито тяну я, — а то ведь на заявку Ирии ответил он, а ты — отнял у него его её ошейник. Мне кажется или это нарушение правил клуба? Нечестная конкуренция, преследование и все такое. Наверное, даже охрану позвать можно?

— Можно, — задумчиво кивает Юрий, и в глазах Зарецкого лишний раз плещется кровавое море.

Судя по всему — привилегии моего врага заканчиваются на отступлении от дресс-кода. Нарушать регламент взаимоотношений не позволено и ему.

Ему нужно в общем-то то же, что и мне.

Утолить ее голод. Поговорить после. И идиоту ясно, что она даст шанс тому, кто пошёл ради нее столь на многое.

Ну… Пэйну она шанс точно даст.

А вот мне — не уверен. Но надеюсь!

Прохор Степаныч швыряет ошейник на стол, все так же взглядом пытаясь свернуть мне шею. Ну и хорошо. А то я уже подумывал, что мне придется проломить ему голову и выдрать ошейник из цепенеющих пальцев трупа. А тут как назло, столики пустые, использовать как оружие и нечего.

— Тридцать тысяч, — цедит Зарецкий, пытаясь выжечь мне взглядом глаза.

— На следующий срок не идёте? — я спрашиваю это настолько фальшиво и приторно, чуть у самого язык к небу не прилипает. — Предвыборную кампанию и подмену бюллетеней оплачивать будет нечем. Сорок пять.

М-да, вот скажите мне кто-нибудь месяц назад, что я буду торговаться за то, чтобы дать себя выдрать самым жёстким образом — я бы сам вызвал идиоту машинку из клиники Склифосовского. А сейчас?

— Пятьдесят, — Зарецкий щурится, вглядываясь в меня сильнее, — знаешь, если бы мне самому не надо было к ней, я бы даже дал тебе сходить, чтоб ты понял, что замахиваешься на то, что тебе не по зубам. Она — не по зубам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

По зубам — это вот то, что мне сейчас хочется сделать вместо болтовни с тобой, урод…

Но Эва дала детальные инструкции и предупредила, что местный хозяин быстр на расправу.

— Семьдесят.

Юрик за столом тихо присвистывает, оценивая скорость взвинчивания ставок. Ещё чуть-чуть и он решит никуда не продавать ошейник, а сходить сам и принюхаться, из-за чего сыр-бор.

Я кошусь на часы. Восемь минут прошли. Нужно побыстрее заканчивать этот цирк.

— Семьдесят пять, — глаза Зарецкого вспыхивают, ибо ставку я поднял слабо. Это может говорить только о том, что я близок к пределу истощения.

Хотя нет. Причина на самом деле не в этом. Просто у меня есть другой козырь. Не финансовый. И пришло его время.

— Семьдесят пять тысяч, и адрес той семьи, которая удочерила твою дочь, Юрий Алексеевич, — выдыхаю я, и все происходит именно так, как я ожидал — наш “продавец” за столиком замирает, — а примешь мою цену прямо сейчас, получишь задаром того адвоката, который тебе поможет ее отсудить и доказать отцовство.

Я готовился, да. И я прекрасно понимал, что не все вопросы можно решить деньгами, особенно если мы имеем дело с гордой интеллигенцией, которую и представлял преподаватель вуза средней руки Юрий Лукьянов.

Дипломатические таланты? А они были нужны, да? Ну, вообще я их зазря не трачу. Есть и другие методы.

И сколько б не оказалось противников за твоим столом, лишний туз в рукаве поможет в любом случае.

— Вы серьезно? — хрипло переспрашивает Юрий. — Я ее три года ищу…

Да, да, три года с того момента, как узнал, что бывшая девушка погибла и что у нее была дочь.

Правда в свидетельстве о рождении в графе отцовство стоит обиженный прочерк: девочка была гордая и на что-то обозлившаяся…

Хотя, любая бы обозлилась, если бы узнала, что женишок на пузе стелется перед сомнительными дамочками с плетками. Эта — обиделась настолько, что даже о ребенке не сказала… И уехала в другой город. А ее родня Юрику вслед только плевалась и молчала, да. Правда и девчонку из детдома после смерти матери никто из них не забрал…

Он ищет дочь три года. Я нашел — за сутки. Это стоило мне очень дорого…

— Файлы могу скинуть хоть прямо сейчас, — я пожимаю плечами, — если ты принимаешь мою цену.

— Я тоже могу помочь в этом вопросе, — цедит Зарецкий, и я понимаю, что победил. Пусть Юрий ещё беззвучно дышит, но по крайней мере Зарецкий пытается обороняться, уже не атакует.

Ведь он только может. А я уже сделал.

Наведение справок занимает время. Ну и все мы знаем, что на самом деле предоплата — нихрена не стимулирует.

Дай Юрик свой ошейник Зарецкому сейчас, и наведение справок уже после сессии может занять пару недель. Может и нет, а может и да. Зачем шевелиться, если все, что нужно, уже получено? А я могу дать Юрику искомое им хоть сию секунду.

— Минута, — ровно произношу я, — братец, деньги так быстро не переводятся, а я не хочу заставлять мою Госпожу ждать.

— Мою, — низко и яростно шипит Зарецкий. Ну, а что ему ещё остаётся?

— Твоя у тебя только жена, гражданин Пэйн, — хмыкаю я и поворачиваюсь к Юрику, гляжу в его бледное замершее лицо, — мы договорились?

Он колеблется ещё секунд тридцать, а потом, облизывает губы, чтобы ответить…

На моем горле смыкаются клешни Зарецкого.

В глазах темнеет — так вот оно как бывает, когда тебя пытаются придушить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он всё-таки решился…

— Знаешь, как ты меня заебал? — хриплым шепотом интересуется Зарецкий, глядя мне в глаза и только усиливая давление пальцев на мою шею.

Это взаимно. Он меня тоже заебал крутиться рядом с Ириной. Ещё бы у меня воздуха хватало, хотя бы в рожу этому козлу плюнуть.