Дорога на Сталинград. Воспоминания немецкого пехотинца. 1941-1943. - Бенно Цизер

Однако события ночи 19 декабря показали, что для ключевого пункта Нижнекумский эта оценка оказалась неверной. До конца ночи я намеревался создать плацдарм на северном берегу, чтобы обеспечить продолжение наступления. Он не только послужил бы нам трамплином, но и способствовал бы улучшению обстановки и обороне Нижнекумского. Радиограммы, поступившие в конце дня из штаба армии и группы армий, содержали пожелания успеха в этом смелом предприятии и приказ преследовать противника всю ночь без передышки.

В соответствующей записи в журнале боевых действий дивизии говорится следующее:

«О ночном преследовании не могло быть и речи ввиду неожиданного усиления сопротивления противника и недостатка горючего. Участок реки Мышкова был занят крупными силами противника, которые постоянно прибывали. Быстрому захвату плацдарма на северном берегу помешали жестокие уличные бои в Нижнекумском, разрушенные противником мосты через реку Мышкова и обледенение участков брода… Этот населенный пункт подвергался интенсивному обстрелу реактивных установок и танков противника. Германская штурмовая группа несла в Нижнекумском большие потери от артиллерийского огня с северо-востока и танкового огня с запада. В 20.00 63-я группа, наступавшая на Нижнекумский, была остановлена мощным огнем в пятистах метрах южнее этого населенного пункта».

Произошла задержка с высвобождением батальона 40-й группы, которому предстояло соединиться с танковой группой для удара на Громославку. Он не смог освободиться до 2.30 20-го числа. Через полчаса после тяжелого боя этот населенный пункт был очищен от противника, с небольшого плацдарма, захваченного на северном берегу, удалось отразить контратаки и захватить 50 пленных. В течение предыдущих двадцати четырех часов общее число пленных составило несколько сот. В 4.30 утра мы решали, направлять ли танковую группу вдоль южного берега на восток в район Громославки, поскольку время поджимало, а положение в Нижнекумском оставалось неопределенным. При поддержке большого подкрепления противник прорвался в этот населенный пункт. Развернулись жестокие уличные бои, в которых были убиты командир 63-го гренадерского полка подполковник Бейтц, командир одного из батальонов и множество других. Полк понес тяжелые потери.

В такой ситуации наступление танкового полка на Громославку пришлось отменить, так как он нужен был для восстановления нашего положения в Нижнекумском. Я был начеку и на рассвете начал атаку. Продвигались мы медленно, и до полудня 20 декабря закрепиться в этом населенном пункте нам не удалось. После полудня на Громославку могла пойти усиленная танковая группа. Продолжения атаки не было, поскольку противник занимал господствующие высоты и способен был воспрепятствовать любым наступательным действиям.

В течение следующих двух дней 6-я танковая дивизия была отведена назад. Она удерживала свои позиции лишь на крошечном плацдарме севернее прибрежного участка. Корпусу пришлось перейти к обороне и занять позиции в глубине. Только так можно было помочь сохранить связь с уцелевшими частями.

Это было действительно полное поражение. Противник, очевидно, ввел в бой мощные силы. То, чего я боялся в начале операции по спасению 6-й армии, начинало сбываться. Русские не собирались позволить одному слабенькому корпусу украсть у них грандиозную победу в Сталинграде, особенно после того, как наше наступление продвинуло нас на тридцать километров к этому великому городу. От попытки спасти 6-ю армию следовало отказаться. Моя дивизия понесла тяжелые потери. Триста человек может показаться небольшой частью от общей численности дивизии в 10 тысяч человек. Но поскольку эти триста пришлись в основном на ослабленный гренадерский полк, они были относительно велики. Теперь полком командовал лейтенант. Но, помимо потерь, бессонные ночи на двадцатиградусном морозе изнурили все боевые подразделения. Они уже не воспринимали на марше слов ободрения. Любое ободрение звучало неискренне.

Я предложил командиру корпуса выбрать оборонительные позиции таким образом, чтобы вблизи фронта были места, где солдатам можно было обогреться.

Вечер 22-го я провел в наименее пострадавшем танковом полку, в котором оставалось еще 23 боеспособных танка. Поскольку их надо было сохранить в строю, они окопались, заняв круговую оборону. Экипажи, по крайней мере, могли укрыться в танках от жесткого пронизывающего ветра. Офицеры разожгли небольшой костер, чтобы согреть замерзшие конечности, кругом царили отчаяние и неопределенность.

Оперативный отдел и командный пункт дивизии располагались так близко от линии фронта, что подолгу оставались уязвимыми для противника. Однако это морально поддерживало войска. Командный пункт все еще находился на северном плацдарме южного участка реки, откуда четырьмя днями раньше моя дивизия повела за собой весь корпус. Теперь этот плацдарм имел периметр тридцать километров, и его удерживали четыре изможденные дивизии! Меня бросало в дрожь от перспективы получить новый приказ из вышестоящего штаба «стоять до последнего человека, до последнего патрона» – это был бы конец нашей дивизии.

Сочельник выдался ужасным, противник просачивался где только мог на стыках батальонов. Отныне не было ни согласованной обороны, ни надежной связи между отдельными ее узлами. Один батальон был окружен и уничтожен танками противника. Ранним утром 25-го числа штаб дивизии перебрался на южный берег. Понтонный мост навели по расколотому льду. От этого моста зависело спасение батальонов, все еще находящихся на севере от реки, так как по нему должна была переправиться на северную сторону вновь прибывшая пехотная часть, единственная свежая и в боевом состоянии. Ее контратаки ослабили бы натиск противника на наши войска, без этого не удался бы наш отход.

Однако общая оперативная обстановка тоже ухудшилась. Корпусу угрожало окружение с восточного фланга, который со времени странного летнего наступления на Кавказ защищали совсем слабые части. Поэтому решено было в ближайшую ночь использовать 17-ю танковую дивизию в качестве ударного мобильного резерва, разместив ее позади 23-й танковой дивизии, которую предстояло отводить. Такая замена под огнем противника одних потрепанных в бою батальонов другими, такими же измотанными, могла быть вызвана лишь так называемыми приказами «из седла». Каждый полк уменьшился до 180 – 200 штыков, а температура воздуха упала до тридцати градусов ниже нуля.

25-го с наступлением темноты я немного отошел от реки и занял командный пункт на передовой, в то время как штаб готовил полевой пункт управления для оперативной командной группы чуть дальше в тылу. В течение первых часов темноты я находился на передовой и с помощью спиртовой горелки готовил себе чай из запасов, которые всегда имел при себе. Офицер-снабженец ухитрился изготовить рождественский пирог.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});