Мадемуазель Шанель - Кристофер Гортнер

Потом повернулась и направилась к выходу, но тут услышала за спиной его голос:

— Еще ничего не известно, мадемуазель. Я еще ничего существенного вам не представил.

— О, вы обязательно представите, — откликнулась я. — В этом я нисколько не сомневаюсь.

* * *

В качестве любовника Дмитрий устраивал меня все меньше, но проведенные в праздности несколько месяцев на снятой мной вилле, где мы много купались, ходили по местным бутикам, гуляли по вечерам с Питой и Поппи, остались у меня в памяти как самое идиллическое время в моей жизни.

Дмитрий снова стал чувствительным и нежным, как прежде, днем внимательным и заботливым, а ночью в постели энергичным. Солнце и море сделали свое дело, он взял себя в руки, перестал капризничать, пить стал гораздо меньше.

— Я понимаю, все это должно когда-нибудь закончиться, — прошептал он однажды вечером. — Я не люблю тебя, и ты меня тоже не любишь. Но я хочу сказать тебе сейчас, пока мы еще не распрощались, как я благодарен тебе за твою доброту. Никогда этого не забуду. До встречи с тобой я был как потерянный, мне казалось, я погибаю, но теперь у меня появились силы, я могу смело идти в мир и сам попробую чем-нибудь заняться, как и Мария. Ты и для нее много сделала, ты была столь великодушна, я знаю, ты уже поручила ей отделку своих платьев. Коко, ты спасла нам жизнь.

Я смущенно потупила взгляд, меня застало врасплох это неожиданное душевное излияние.

— Да ладно тебе, ты из меня делаешь прямо какую-то Жанну д’Арк. Ты тоже мне много помог, как, впрочем, и твоя сестра. Так что даром вам от меня ничего не досталось. — Я усмехнулась и снова посмотрела на него. — Теперь-то ты сам знаешь, я никогда и ничего не даю даром.

Он вскинул брови:

— Да, но ты делаешь для других гораздо больше, чем признаешься в этом.

* * *

Бо подготовил одиннадцать образцов, выставил их в ряд в одинаковых неподписанных стеклянных бутылочках, на их белоснежных этикетках стоял только номер. Я весь день ничего не ела и не курила: обоняние должно быть как можно более чувствительным. Мне очень не хотелось сделать ошибки.

Бо по очереди вынимал пробочки из каждого пузырька, начиная с последней цифры. Я глубоко втягивала воздух, ждала, и если запах что-то обещал, брызгала духи на листочек бумаги и помахивала им в воздухе герметично закупоренной комнаты. Дмитрий ждал за дверью, и с каждым образцом я потом выходила к нему. Он качал головой:

— Нет, не то.

Я понимала, что он ищет тот неуловимый аромат своего детства. Раз за разом возвращаясь обратно в комнату, я отвергла номера от одиннадцатого до шестого.

Бо передал мне образец номер пять. Это было мое счастливое число, это число я видела в звездных мотивах и мозаике из речного камня в Обазине. Я уже приготовилась вдохнуть аромат, и вдруг в голове раздался голос аббатисы, словно она сама в своем монашеском одеянии стояла рядом со мной.

Воздух, земля, огонь, вода и, что самое главное, дух. Все, что мы видим вокруг, содержит в себе эти пять элементов. Пять — это самое священное число и на небесах.

И я потянула носом.

Хватило одного мгновения, чтобы запах пронизал всю меня, пробуждая воспоминания о накрахмаленных простынях, уложенных в высокие стопки в шкафах Обазина, о щелочном мыле, которым я до сих пор пользовалась, о прохладных лесах Компьеня, по которым мы ездили с Бальсаном верхом, об исключительной свежести, которая всегда исходила от Эмильены. Я сама не заметила, как вдруг поднесла дрожащую руку к лицу, чтобы спрятать неожиданные слезы, почуяв едва уловимое, влекущее соблазном ощущение теплой кожи, вспыхнувшей от вожделения, — это был мой собственный запах, когда Бой наполнил собой все мое существо.

— Вот оно, — прошептала я. — Это то самое, что нам надо.

— Мадемуазель, — волнуясь, проговорил Бо, — у нас осталось еще четыре образца. А этот… Он не… — Брови его с тревогой нахмурились. — Понимаете, это ошибочный образец. Я добавил слишком много жасмина. Я даже не хотел включать его, потому что его производство было бы самым дорогостоящим из всей серии, мне просто понравилось впечатление, которое он дает… Я никак не думал, что вы выберете именно его.

— Это именно то, что надо.

Я слегка брызнула себе на запястье, подождала секунду и только тогда снова поднесла к ноздрям.

— Мне не нужно больше ничего пробовать. Это мои духи, «Шанель № 5».

— Но они будут стоить целое состояние. Почти столько же, сколько «Ралле № 1».

Ну конечно, это мои духи. Разве могло быть иначе?

— Мне нужно сотню флакончиков, — сказала я. — Что касается остального заказа, когда понадобится еще, я вам позвоню.

Я слегка попрыскала этими прекрасными духами шею и запястья, выписала ему еще один солидный чек и, окутанная дымкой аромата, вышла к Дмитрию, поглаживая шею.

Он глубоко вздохнул:

— Ну вот, теперь от тебя пахнет, как от Романовых.

* * *

Я покинула Дмитрия в Биаррице, нежно попрощавшись с ним и оставив ему приличную сумму денег с тем, чтобы он хотя бы на первых порах мог вести достойное существование и наконец добиться цели: завести знакомство с какой-нибудь богатой наследницей. Перед самым моим отъездом он вручил мне небесно-голубую бархатную коробочку, а в ней изысканное, оправленное в старинное золото жемчужное ожерелье с бриллиантом.

— Откуда у тебя…

Вопрос мой повис в воздухе. Мы оба знали, что у него нет своих денег, на которые можно было купить столь дорогую вещь, если, конечно, он не воспользовался моими деньгами.

— Эта вещь когда-то принадлежала моей тетушке, одна из немногих, что мне удалось захватить с собой, когда меня выпроваживали из страны. Все это время я хранил ее в особом хранилище в казино. — Он поморщился. — Марта Давелли хотела, чтобы я подарил ожерелье ей, но наши с ней отношения вряд ли давали ей право носить жемчуг Романовых.

— А наши с тобой что, дают мне такое право? Это же фамильная драгоценность. Ты должен отдать его сестре.

— Мария не хочет брать. И еще она знает, что я собирался подарить ожерелье тебе, и одобряет меня.

Да, идеальным любовником, конечно, его не назовешь, но этот жест, как и поступок его сестры перед тем, глубоко тронул меня.

— Я же не смогу надеть это на людях, — поддразнила я его, кладя коробочку в сумку. — Кто-нибудь перережет мне горло и заберет себе.

— Тогда спрячь жемчужины между поддельными, — ответил он, нечаянно обронив неплохую мысль. — Никто не сможет догадаться, какие настоящие, а какие нет. Ты ведь сама такая — вечно от всех прячешься.

Вот так я вернулась в Париж с жемчугом Романовых и сотней квадратных флакончиков собственных духов, которые были точно такой же формы, как и флакончики с образцами, только больше. Мне очень понравилась их внешняя простота. Вместе с Мисей, которая обязательно должна была приложить к этому руку, мы придумали элегантную пробку в виде бриллианта, в котором отражалась Вандомская площадь, а также белую коробочку с черной окантовкой. Она удачно дополняла печать на обратной стороне флакона, на которой была изображена обведенная кружком латинская буква «С» и мой новый логотип из двух перекрещивающихся и обращенных друг к другу обратной стороной букв «С», отпечатанный на крышке. Я подарила по флакончику духов самым своим верным и преданным клиенткам, а торговому персоналу приказала каждый день, когда начинают приходить покупатели, распылять духи в салоне. От моих живых манекенов — теперь у меня было более пятидесяти манекенщиц, на которых я создавала новые модели и которые их демонстрировали, — должно было постоянно, даже за пределами ателье, пахнуть моими духами.

Другой рекламы я не делала, предоставила это клиенткам.

— Мадемуазель, — причитали они, — какие удивительно тонкие духи! Вы знаете, на днях я была в опере, так все знакомые столпились вокруг меня и наперебой спрашивали, где я их купила.

— Вы про мои духи? — Я делала вид, что крайне изумлена. — Но ведь это подарок лично вам и еще немногим избранным в знак того, что я вас очень ценю. Я наткнулась на них в какой-то маленькой парфюмерной лавчонке в Провансе, где отдыхала летом. Не помню даже, как она называлась. А вашим знакомым на самом деле духи понравились?

— Мадемуазель, они без ума от них! Вы просто обязаны привезти еще и продавать!

Духи «Шанель № 5» мгновенно завоевали сердца всех, успех был полный. Когда Бо прислал весточку, что можно начинать производство, я заказала большую партию для своих магазинов в Париже, Довиле и Биаррице, и духи разошлись там за несколько недель. Мне отчаянно нужно было еще, чтобы предложить со своей зимней коллекцией, идеи которой были подсказаны чарующим обаянием России и моими новыми трудовыми отношениями с Марией Павловной.