Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II - Андрей Лазарчук

Внутри в салоне машины, отгороженном от водителя толстым стеклом, пахло кожей и лёгкими духами. Запах был приятный, полётный – и чем-то знакомый… Птицы, вспомнила Отрада. Духи Валюхи Сорочинской. Бог мой, как невообразимо давно это было!..

Но почему здесь – её духи?

– Я прошу прощения, что заставил столько ждать, – глядя как бы на Отраду, а на самом деле слегка мимо, произнес Отец. – Непредвиденные обстоятельства. Но теперь мы наконец свободны…

– Свободны? От чего?

Отец не отреагировал на пустой вопрос. Он перенёс взгляд на Отраду, и прикосновение этого взгляда было тёплым. По виску и части лба будто провели собольим хвостиком. У мамы Еванфии было несколько лоскутков собольего меха, она всё собиралась их сшить… так и не собралась. Среди лоскутков был хвостик. Саня любила проводить им по лицу.

Всё сгорело тогда…

– Что вы помните? – спросил Отец. – Не обязательно в подробностях… просто – где и кем?

Она поняла.

– До четырёх лет – в Мелиоре. Лица и сны. Потом – в Салтыковке… в городе… Это – просто помню. Меня звали Александрой. Александрой Грязновой. Да, там ещё был момент, когда я заблудилась в лесу и попала к мускарям. К царю Диветоху. Как выбралась, не помню. Это было шесть… или семь?.. лет назад. Это я тоже помню как сон – хотя очень яркий. Наверное, потому, что… как бы сказать… ничего такого быть не могло. Вот. Потом с Алексеем… так… сначала в город, где всех забирали какие-то липкие, потом в неподвижный Озёрск, потом в огромную пещеру, там нас разделило, меня опять забрали мускари, я гостила у Диветоха, когда прилетели Дети Птицы и всех убили, но меня Диветох куда-то втолкнул, в какой-то огромный шкаф… и тут – не помню до больницы. В больнице и потом тоже всё помнится как сон – до… пожалуй, до лагеря беженцев. Там голова прочистилась. А потом нас нашёл Венедим, потом была Мелиора, там меня звали Отрадой… и вот я опять здесь. Я знаю, что опять, потому что… запахи, лица… что-то вспоминается мгновенно и исчезает. Всё.

Тёплый взгляд ушёл с её лица, и – будто солнце спряталось за облачко. Что-то не то со мной, недоумённо подумала она. Так не должно…

Замерцало полузабытое золотое пятнышко.

Как тревожный сигнал.

У ног тихо вздохнула Аски. Отрада уловила даже не звук, а дыхание. Она коснулась компаньонки ногой. Аски нервно подрагивала.

Ничего, подумала Отрада. Предупреждена – вооружена. Предупреждена – и вооружена…

Не исключено, что – очень опасна.

– Видимо, дочь моя, мне придётся рассказать эту постыдную историю заново…

Машина, чуть снизив скорость, переехала мост – и покатилась по очень гладкой дороге сначала между посадских строений, а потом и среди полей. Мотор работал так тихо, что слышалось в основном шуршание воздуха по окнам и крыше.

Что-то из рассказанного она краем памяти помнила, а о чём-то просто догадалась. Но в целом…

Этот мир – Подлинный Мир, как следовало понимать из объяснений – не имел такой отличительной черты, как физические размеры и законы. В определенном смысле каждый человек мог (в зависимости от уровня амбиций и уровня одаренности) творить и размеры, и законы. Пространство здесь выдувалось наподобие мыльных пузырей. И свой пузырь ты мог обустроить так, как считал нужным.

Большинство населения благоразумно обходилось домом и садом. Кто-то, напротив, выдувал такие огромные сложные пузыри, что уже не мог с ними справиться. И становился рабом своего пузыря. Бог Создатель, например…

Были, разумеется, и те, кто творил большие и разумно устроенные пузыри. К ним приходили и просились жить люди более скромные, что предпочитали обходиться домом и садом…

Этим творцам больших пузырей – номосетисам, то есть "учреждающим законы" – следовало поддерживать добрые отношения с соседями. Поскольку в противном случае могли возникнуть неприятные осложнения.

Необходимо было постоянно договариваться о неких правилах игры, чтобы на границах пузырей не возникало неразрешимых коллизий. И всё равно время от времени они возникали. В таких случаях приходилось долго и осторожно распутывать всевозможные узлы… либо, если уж ничего не получается, воздвигать вокруг мятежного пространства высокую стену. Как это произошло в конце концов с Богом и его миром…

А для того, чтобы иметь с соседями добрые отношения, следовало делать им подарки и исполнять просьбы.

Иногда это были странные просьбы…

До чего же он убедительно излагает, думала Отрада отвлечённо и чуть насмешливо. Мне просто ничего не остаётся, как в очередной раз поверить. Поверить в девочку-амулет… находку для героя. Как появление её в Боговом мире было предсказано ещё в глубокой древности, как её пытались спрятать от людей, как, прослышав про неё, старый номосетис Йир, ближайший сосед Отца, вознамерился взять её в жёны, как его и Отца креатуры и клевреты брали прочёсом немыслимо сложный, разросшийся и продолжающий дико и бесконтрольно разрастаться Богов мир… как нашли её у Диветоха, чудаковатого мелкого номосетиса, как Йир обручился с нею и повёл к алтарю – и как она, увидев что-то или вспомнив, бежала с собственной свадебной церемонии, нанеся Йиру несмываемое оскорбление, и теперь он не желает ничего другого, а лишь смерти её самой и её любовника…

Золотое пятнышко морщилось в такт его речи, и Отрада понимала, что он лжёт. Лжёт от первого слова до последнего. Он знает, что она не помнит ничего, и поэтому лжёт. Не следовало только подавать виду, что ложь его – видна…

– Я так понимаю, – сказала Отрада, скользя взглядом по пейзажу, по холмам, похожим на арбузы: тёмно-зёленые покатые вершины и склоны и ярко-красные промоины, – что во имя мира на границах…

– Это было бы слишком просто, – сказал Отец и впервые посмотрел на неё в упор. – Он получит своё: ибо мир на границах – это святое. Но я не очень люблю, когда от меня требуют чего-то. Меня можно просить… Он получит то, что хочет, – и даже чуть больше.

– Он получит меня? И… Алексея?

– Пусть это тебя не заботит. Ты всё равно останешься со мной.

Аски опять вздохнула бесшумно.

Мелиора. Монастырь Клариана Ангела – и далее…

От монастыря уцелела лишь башня, всё остальное, включая древние стены, обращено было в груды щебня. На сутки – если можно было говорить о сутках сейчас, когда день от ночи почти не отличался – Алексей задержался, помогая братьям разбирать завалы. Потом, когда стало ясно, что живых под камнями уже не осталось, он махнул всем на прощание и ушёл.

С ним был меч, завёрнутый в старый плащ, мешок с книгами и небольшим зеркалом – и бурдюк серной воды из источника.

Монастырь, подумал он. Происходит от слов "мон" и "астер", то есть "счёт звёзд". Именно этим мы тут и занимались…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});