Чернь и золото - Адриан Чайковски

Замок их камеры заскрежетал, Чи вздрогнула, и в дверном проеме обрисовались двое солдат.

— Ты, — сказал один, показав на Чи. — На выход, быстро.

Ее отвели в чей-то бывший кабинет. В восточной стене большое окно, закрытое ставнями, голые полки, прямоугольники на месте снятых ковров. Здесь осталась только одна красивая вещь — письменный стол, позади которого стоял Тальрик в длинной тунике. Меча у него на поясе не было, однако кинжал висел. Встрепенувшаяся было надежда тут же угасла: осоиды никогда не бывают безоружными, ведь руки всегда при них.

— Свободны, — сказал он солдатам. Когда те вышли, он так и остался стоять, скрестив руки и оглядывая изнуренную, чумазую узницу. Чувствовалась, что у него появилась какая-то новая забота или тревога, но кризис, переживаемый им, вряд ли имел отношение к Чи.

— Что вам от меня надо? — спросила она дрожащим голосом, пытаясь обрести мужество. Сначала тяжелое путешествие, потом темная камера. Чи устала, проголодалась, пала духом и совершенно не была готова к допросу. Ей казалось, правда, что и допросчик не в лучшей форме, но он, как будто не замечая ее вызывающего тона, ответил кратко:

— Хочу послушать, что вы мне скажете.

— Не спится, да? Рассказать вам сказочку на ночь? — Полная безнадежность вдохновляла ее на дерзости — скорее бы уж все кончилось, — но Тальрик, непривычно рассеянный, реагировал странно.

— Вот именно, сказочку. И не говорите, что у вас не было времени подготовиться. — Можно подумать, это она его вызвала на допрос среди ночи!

Чи, бессознательно передразнивая его, тоже скрестила руки.

— Мне нечего вам сказать. Я уже говорила, что своих друзей не предам.

— Очень даже есть что сказать. Начнем с планов Стенвольда Вершителя. — Теперь он уже слышал ее, но злило его явно что-то другое.

«Что за муха укусила вас, капитан?»

— Он со мной не делился, — сказала Чи. — По этой самой причине, я полагаю. Ни с кем из нас не делился, а меня вообще собирался оставить в Коллегиуме. Если бы нанятые вами убийцы не вломились ночью в наш дом, я бы и посейчас там сидела. — «И грустила бы, что меня не взяли. Эх, если бы знать…»

— Какая это была бы потеря для нас. Ну, а ваши сообщники, те, что еще на свободе — метис и арахнидка? О них-то вы много всего можете рассказать. — Тальрик оперся руками о стол, Чи с другой стороны сделала то же самое. Теперь они стояли почти что нос к носу, и ей вдруг показалось, что в этом разговоре она играет ведущую роль.

— То, что я могла бы сказать, вы и без того уже знаете. У вас ведь есть агенты в Коллегии?

— Послушай, девочка: это твой последний шанс рассказать мне что-то по доброй воле. Говори все, что знаешь.

— Все? Я знаю историю, прикладную механику, начала медицины, естественные науки — что вы предпочитаете?

— Слушай, Вершитель…

— Что бы вам еще… Я знаю, что друзья помогут мне при первом удобном случае, надеюсь, что все у них хорошо, и рада, что вы их до сих пор не поймали. Я дорожу ими, а они, я верю, дорожат мной. Это и называется дружбой.

Он сморщился, как будто что-то в ее речи больно его царапнуло, и предупредил:

— Не играй со мной, девочка. — В Тальрике нарастал гнев, но Чи снова почувствовала, что причина не в ней. Их разговор занимал второе место по отношению к внутренней борьбе, которая шла в нем. Он велел привести Чи сюда, но уделял ей внимание, лишь когда она случайно задевала его.

— Не играть… А сами вы, спрашивается, что делаете? Предлагаете мне забыть, что я ваша пленница, и рассказать вам мою историю? Да вы всю жизнь играете в эти игры. — Собственная храбрость начинала немного пугать ее. Она снова задела какой-то больной нерв; Тальрик молчал и смотрел на нее с лютой ненавистью, но остановиться она уже не могла. — В чем дело, капитан? — Ну, если он ей и это спустит… — Может, поделитесь? Расскажете мне что-нибудь сами…

— Ты выбрала плохое время для бунта, — процедил он.

— Лучше теперь, чем никогда — так я думаю.

Стол разлетелся на куски, и Чи, отлетев назад, больно стукнулась о дальнюю стену. Тальрик шел к ней, переступая через обломки; его черные от сажи ладони дымились.

— Смотри, на что ты меня толкнула, — выговорил он сквозь сжатые зубы.

— Я тут ни при чем, — задыхаясь, пробормотала Чи. Она видела, что он ее понял — ну и ладно, не все ли равно.

— А если я и с тобой сделаю то же самое? — Дымящиеся ладони нависли прямо над ее головой.

— Какая Империи польза от моей смерти? — Чи никогда его не боялась по-настоящему, по теперь испугалась. Покров цивилизации сполз с него, и объятая пожаром осоидская душа предстала во всей своей наготе.

Страдание металось в его глазах, как живое, между пальцами бегали искры. Чи отвернулась, пряча лицо.

— Для Империи счастливый Тальрик полезнее, чем несчастный, — выпалил он, сдерживая себя из последних сил. — А счастлив я буду, спалив жуканку, не желающую со мной говорить. — Но угроза не спешила осуществляться, и Чи отважилась на него посмотреть. — Вспыльчивость — наше проклятие, Вершитель, — жестко произнес он. — Я владею собой лучше многих, но все же остерегись.

Чи трясущимися пальцами выпутала из волос длинную щепку. Ох, как он близко — того и гляди убьет.

— Капитан Тальрик… — Она возненавидела себя за дрожащий голос, а за следующие слова еще больше. — Пожалуйста, выслушайте меня. Мне нечего вам сказать, и это чистая правда. Я не знаю планов Стенвольда, не знаю, где он теперь и что намеревается сделать. Не могли бы вы… — Но тут она все же заставила себя прикусить язык, поправила одежду, стряхнула с себя еще пяток щепок. — Сальма и я, — продолжала она, почти справившись с дрожью, — обыкновенные студенты Великой Коллегии, впутавшиеся в нечто чудовищное. Какой от нас вред Империи? Результаты любого допроса вас только разочаруют. Лучше отпустили бы нас… сэкономили на нашем пайке.

У него вырвался лающий смех, но лицо осталось безжизненным, как Сухая Клешня.

— Ты, Вершитель — произведение врага Империи Стенвольда. И помогаешь ему изо всех своих хилых силенок. Хочешь, чтобы я тебя отпустил? Убить было бы куда проще. Я сам без колебаний всадил бы нож в горло даже такому неполноценному вражонку, как ты, но из тебя, на твое счастье, еще можно выжать какую-то информацию.

— А потом? — Чи принудила себя встать. — На что мне потом надеяться?

При слове «надеяться» он опять засмеялся… и Чи бросилась на него.

Она сама не знала, как это вышло; как видно, она в тот момент до конца поверила, что никакой надежды у нее больше нет — все равно пропадать. Она сорвала кинжал с его пояса, свободным кулаком двинула Тальрика в челюсть и отвела руку назад для ножевого удара.

Он вцепился в ее запястье. Оба закачались туда-сюда в борьбе за клинок, но Тальрик был гораздо сильнее. Вздувая мускулы на голых руках, он скоро опять вдавил ее в стену. Нож выпал и звякнул об пол, а пальцы Тальрика впились в ее горло, куда он так мечтал всадить сталь.

Чи ждала смертельного разряда, но его не последовало. Тальрик, миг назад бывший на грани срыва, полностью овладел собой. Открыв глаза, она увидела, что он улыбается. Его близость, его физическая мощь отняли у нее всякую волю к сопротивлению.

— Вот и хорошо, — тихо, почти шепотом сказал он. — Любопытно, на что ты рассчитывала? За дверью часовые, весь дворец начинен солдатами. Это имперский город, Вершитель. Надеяться абсолютно не на что даже в маловероятном случае моей гибели.

— Может, только на это я и надеялась, — прохрипела она, видя в его глазах нечто новое — не уважение ли?

— Одна маленькая надежда у тебя все-таки есть. Лишняя живая рабыня для Империи может быть предпочтительней лишней мертвой жуканки.

— Угрозы… опять угрозы, — пролепетала Чи.

Он неожиданно отпустил ее, подобрал нож с пола и спрятал в ножны.

— Ты права, — сказал он совершенно спокойно, как будто Чи и не думала на него покушаться, а он сам не разносил в щепки стол. — Угрозы от частого применения теряют свою остроту. Сейчас ты отправишься в камеру, а в следующий раз угроз больше не будет, обещаю тебе.

Сальма беспокойно метался во сне, и Чи тоже попыталась забыться.

«Завтра за меня возьмутся всерьез, — думалось ей. — Надо быть сильной».

Сможет ли она выдержать имперские пытки? «Ну еще бы… с твоей-то волей, с твоим героизмом», — издевалась над собой Чи.

Уснуть ей, конечно, не удалось. Она сидела, обняв колени, и ее пробирала дрожь. Новый день, обозначенный сменой часовых, ее не порадовал, тюремная еда не пошла в горло. Как только стемнеет, за ней придут.

Сальма бубнил что-то утешительное — слова, пустые слова.

Пришли за ней в итоге не ночью, а днем. Палачи Империи не таятся во мраке, а работают в обычные часы, как и все. Сальма хотел помешать стражникам, но его, при всей невозможности улететь из запертой камеры, так и держали скованным, освобождая лишь на считанные минуты пару раз в день. Когда он ударил солдата плечом, его повалили на пол и стали пинать ногами, пока вступившая в драку Чи не отвлекла внимание на себя.