Лабиринты ума - Павел Берснев

По сути, человек, как и все живые существа со всеми мирами, в которых они обитают, – всего лишь одно из состояний Ума, различных состояний сознания, порожденных неведением и омрачениями (формами привязанности и неприязни). И именно от этих иллюзий и наваждений освобождается сознание, а отнюдь не иллюзии освобождаются от себя самих же.

Зерно незагрязненной высшей мудрости (природа будды) имеется в каждом потоке ума (в сознании каждого живого существа). В зависимости от причин и условий это «зерно» способно «прорасти». То есть каждый обладает потенциальной способностью постичь Истинную Природу всего сущего.

Естественная нирвана – высшая, действительная природа всех явлений. Она изначально чиста, и именно благодаря ей возможно устранить омрачения ума и достичь Освобождения. Сама суть Освобождения (Пробуждения) тождественна этой изначально чистой природе (см.: Далай-лама XIV Тензин Гьяцо «Гарвардские лекции»). Высшая Нирвана – освобождение от клеш (омрачений ума) и препятствий на пути к всеведению (способности полностью понимать и знать, как помочь всем существам).

Поэтому не «немощный ум» пытается познать всемогущего творца, а само сознание освобождается от немощи ума благодаря своей неотъемлемой нетварной, изначальной природе.

Сознание может переходить от одной иллюзорной формы существования к другой, от одного сновидения к другому. Но покуда не наступит пробуждение, покуда иллюзии не рассеются, страдание неизбежно. И это страдание – глубинная тоска, проистекающая от неведения и смутного ощущения, что мы заблуждаемся и живем во лжи. Мы вечно чего-то хотим, вечно чего-то жаждем. Но истинная суть этой жажды – жажда постичь нашу настоящую природу и стремление жить в согласии с ней.

Иллюзорно также все несовершенство, все зло Вселенной. Здесь можно вспомнить пример с куском веревки, в сумерках принимаемой за змею. Так и в сумерках нашего неведения относительно нашей настоящей природы мы проецируем на мир наши аффекты и представления. В сумерках неведения нам видятся монстры, в ноги нам впиваются колючки, а тело наше жалят назойливые насекомые. Причем, хотя все эти кошмары и являются порождениями нашего омраченного ума, на относительном уровне они выглядят вполне реально и приносят вполне реальную боль и страдания.

В конечном счете иллюзорный мир – это даже не плод нашего относительного эго (которое всего лишь порождение неведения), а плод нашего больного ума, находящегося во власти представлений о двойственности мира (разделения на субъект-объектные полюса), во власти эгоцентризма. Этому уму чудится и эго, и все, что этому эго видится, и именно он воспринимает себя как это эго, как ограниченная личность.

Когда мы практикуем Учение Будды (Дхарму), ум освобождается от омрачений. Тогда растворяются как иллюзорные чудовища нашего сознания, так и наше эго (основа возникновения этих чудовищ). Остаются лишь изначальное совершенство, чистота и неизреченное счастье. В царстве лжи, иллюзии нас опять-таки удерживают не какие-то действительно существующие злодеи («стражи мира сего»), в иллюзии нас удерживают наше неведение и аффекты (клеши – «загрязнения ума», «болезнь ума», «недуг ума-сознания»), которые зачастую обнаруживают себя, представляются нам как существующие сами по себе «агенты Матрицы». Иллюзорный мир, полный страданий и неудовлетворенности – всего лишь недоразумение, т. е. неузнавание индивидуумом своей собственной Природы и ее проявлений. По сути, явления – это пустые формы, чудесное представление ярких видимостей, которые существуют лишь как недвойственная игра Абсолютной Реальности. «Все проявления возникают как лицо в зеркале» (Тантра «Гаруда драгоценностей»). Восприятие сознанием проявлений своей Природы как чего-то «другого», отличного от него – и есть неведение. В действительности видимости – это видимости «ригпа»[172], ясной осознанности.

Покой ума, о котором говорится в буддийских учениях, вовсе не подразумевает отсутствие активности. Ум в активном состоянии столь же прекрасен (на более тонком уровне вообще нет противопоставления «активности» и «покоя»).

Еще один парадокс состоит в том, что часто человеку может казаться, что он способен на невероятное разнообразие творчества, на создание действительно нового. А на самом деле все возможные (пусть даже бесконечные) варианты его творений омрачены неведением уже в самом своем истоке. Это та самая «ложка дегтя», которая портит всю бочку с медом.

К слову, идея производства и потребления НОВИЗНЫ стала доминирующей идеей Нового Времени. Современный человек просто не мыслит себя без «новостей». Причем количество стало для него куда важнее качества. Ценно не что и как, а сколько. Общество потребления – это общество количества, общество статистики.

Архаический человек имел прямо противоположные представления о приоритетах – главной ценностью считались не новизна, а «качество» и «мастерство исполнения» (то, что впоследствии Кастанеда назовет «безупречностью»). Вещи переживались как обладающие душой и силой. С ними устанавливались особые взаимоотношения. И эти отношения тоже ценились. «Новое» было для древних людей скорее источником неприятностей, поэтому к новизне не только не стремились, ее даже избегали. Страх перед новым, конечно, был проявлением другой крайности неведения – «неприязни».

Стремление творить – отражение самой Изначальной Природы человека. Это естественное, неотъемлемое качество Природы человека и всех живых существ. Но увы, в непробужденном состоянии это стремление отражения, искаженного неведением. Лишь освободившись от омрачений (загрязнений неведением и клешами) ума, возможно говорить о творчестве как проявлении Изначальной Природы, о творчестве ясного ума, постигшего бодхичитту.

Неведение относительно нашей исконной природы и субстанциализация нашего относительного временного «я», вера в самостоятельного, независимого эмпирического субъекта, в его независимость от своей субъект-объектной феноменальной составляющей порождают привязанность к этому призраку-«я»; мы жаждем эгоцентрического «восприятия», испытываем привязанность к «объектному миру», боимся утрат и ненавидим то, что может лишить нас объектов нашей страсти.

Постижение ложности наших представлений ведет нас к избавлению от абсурдной навязчивой привязанности призрака-«я» к миражам–«объектам чувств», а значит, и к избавлению от суетных надежд и страхов, ненависти и жадности, любых «волнений», или реакций на раздражители, будь то удовольствие или отвращение. Причем это не путь к подавлению эмоций и вытеснению желаний, это путь к постижению иллюзорности как объектов, так и субъектов желаний. Легко избавиться от того, чего вовсе не существовало (когда, конечно, ты это полностью осознаешь). Желания снедают всех живых существ, желания неисчерпаемы. Недаром мир живых существ назван в буддизме миром желаний.

Дикий зверь бежит из пущей в пущи,Краб ползет на берег при луне,И блуждает ястреб в вышине,—Голодом и Страстью всемогущейВсе больны – летящий и бегущий,Плавающий в черной глубине.

(Н. С. Гумилев «Открытие Америки»)

Желания – очень странная штука. Желать чего-либо можно, испытывая в данном предмете недостаток. Голодный хочет есть, не знающий славы – прославиться и т. д. Еще древнегреческие мудрецы знали, что наличие желания – свидетельство недостаточности, несовершенства, неполноценности.

Однако чего желать тому, кто все уже имеет? Возникает новый парадокс. Удовлетворивший все желания оказывается все в том же несовершенном состоянии. Ведь у него уже нет «недостатка». Так можно рассуждать бесконечно, ходя вокруг да около, прихрамывая, но так и остаться без ответа. Как же удовлетворить все желания? И что делать, удовлетворив все желания?

Разрешение загадки таится в более глубокой проблеме и это – вера в наличие самого желающего, испытывающего в чем-то потребность.

Существует принципиальная разница между миром желаний-удовольствий и настоящим счастьем. Иногда эти понятия – «удовлетворенность» и «счастье» – путают и смешивают. Но в действительности это абсолютно разные вещи. Удовлетворенность, комфорт – это состояние временного удовольствия, чувство преходящего насыщения. Это чувство неизбежно проходит, сменяясь новыми желаниями. Желания – неотъемлемая характеристика кармически обусловленного существования, мира причинно-следственного круговорота бытия иллюзорного, эгоцентрического существа. Счастье не зависит от прихотей «желающего» эго, получающего удовольствия или испытывающего страдания неудовлетворенности. Основа настоящего счастья – Мудрость, постижение Глубинной Природы ума.