В поисках советского золота - Джон Литтлпейдж

При шуме и волнениях, сопровождавших последнюю чистку, которая еще не закончилась, когда я покидал Россию в августе 1937 года, условия вернулись к тому, что было десять лет назад, и дух инициативы, который начал было развиваться среди руководящего состава, опять был подавлен. Не смею предсказывать, что может произойти в будущем, но уверен по собственному опыту, что на восстановление после волны казней и арестов потребуется несколько лет.

Один русский знакомый, по наивности решивший, будто я сочувствую коммунистам, раз работаю в России, как-то задал мне вопрос, почему я не стал советским гражданином. Я ответил: «А вы знаете, что американское гражданство составляет 95 процентов моей ценности для советской промышленности? Поскольку я американец, то не обязан поступать так же, как советские инженеры, отчего у них эффективность составляет лишь малую часть от потенциальной».

Коммунистические политики, управляющие Россией, настаивают, чтобы инженеры, как и все прочие, принимали активное участие в политической жизни страны. Мои русские сотрудники должны были тратить каждый день несколько часов на дела, не связанные с производством. Часто они теряли столько времени на митингах, парадах и всяческих говорильнях, что работать как следует не могли. Как все политики, коммунисты придают чрезмерное значение речам. Инженеров винят, если они пренебрегают этими посторонними вещами, и тут же винят, что работа идет недостаточно хорошо.

От советских инженеров требуют проводить весь долгий рабочий день на своей работе. Требуют следить за последними техническими улучшениями в их области. Требуют посещать бесконечные политические митинги и говорить рабочим речи, когда попросят. Также требуют изучать коммунистические теории, особенно если они члены партии, и надо сказать, довольно трудно не отстать от теорий, которые могут сильно измениться практически за один день. Если им не удается все это, вместе взятое, они могут потерять работу, а может быть, и свободу. Я снимаю шляпу перед каждым человеком, который умудряется из года в год хорошо работать в таких условиях. Неудивительно, что среди советских инженеров и управляющих так часто встречаются нервные расстройства.

Помимо всего прочего, советские инженеры в несколько раз больше заняты бумажной работой, чем их коллеги в западных индустриальных странах. Перед тем, как поехать в Россию, я работал на руднике Джуно на Аляске, где дневная выработка руды — одна из крупнейших в мире. Административный персонал состоял из пяти человек, с одним управляющим. На первом моем руднике в России, где выработка составляла малую долю от аляскинского рудника, административный персонал включал сто пятьдесят мужчин и женщин, и даже такое количество не справлялось с оформлением бумаг. На аляскинском руднике я мог получить нужные цифры за минуту, а в России требовались недели и даже месяцы.

На том посту, что я занимал последние пять лет в России, мне следовало бы проводить большую часть рабочего дня на рудниках или обогатительных фабриках, поскольку я должен был быстро анализировать причины, почему упала производительность рудника или завода, что нужно сделать, чтобы исправить положение. Но часто мне приходилось просиживать весь день за столом, пробираясь через бесконечные приказы, правила и инструкции, которые сыпались из главного управления и филиалов, закрывая нас с головой. Неудивительно, что в России всегда дефицит бумаги, а также, как утверждают, нет безработицы. Избыток населения всегда может найти работу, добавляя новые бумаги к уже существующим горам.

Я всегда пытался избежать бумажной работы, которая скорее мешает, чем помогает производству, и однажды мне показалось, что есть шанс. Как-то утром я выступал в качестве переводчика между Серебровским и американским инженером, не говорящим по-русски. Американец хотел показать какие-то планы и письменные предложения. Серебровский послушал, послушал и перебил: «Скажите этому инженеру, что бумаги его мне не нужны. Этого добра мне хватает от русских инженеров. От вас мне нужен металл, а не бумага».

Тогда я решил, что есть предлог сократить мою собственную канцелярскую работу. Если будут возражения, я сошлюсь на эти слова Серебровского. Но вскоре я обнаружил, что невозможно избавиться от массы бумаг, спускаемых на инженеров и управляющих, и игнорировать их не получается.

Несколько раз, приезжая в отпуск из России в Штаты, я заново бывал поражен почти полным отсутствием канцелярщины в американской промышленности. Дело не только в бумажной работе. Если бы тот же подход к ведению учета и производственной бухгалтерии, что существует у нас в стране, верно применить в России, Москва могла бы куда легче контролировать «ошибки» и саботаж, который всегда вызвал столько затруднений.

После отпуска я всегда возвращался в Россию с новым задором и несколько раз предлагал ввести, хотя бы на одном-двух рудниках, систему, позволяющую инженерам быстро получать точные данные по технологическим операциям и затратам, что безусловно необходимо, как знает каждый инженер, для эффективного управления рудником. Они совершенно так же необходимы при русской системе, как и при любой другой.

Что ж, я пытался подчеркнуть важность такой работы, но ничего не вышло. Обычно предложение не имело последствий, кроме нескольких писем наверх и вниз, что, в конце концов, только усугубляло затраты бумаги. Для российской системы, кажется, бумаги — это плоть и кровь. И мне никогда не удалось придумать, как бы от них избавиться.

XIX. Немезида

В России есть неумолимая судьба, которая все время висит над головами инженеров, давая иногда почувствовать, что рано или поздно причинит немалые неприятности. Я говорю о плановой экономике, так глубоко укоренившейся в советской экономической системе, что от нее нигде не скрыться.

Когда я только приехал в Россию, плановая экономика еще не настолько развилась, как впоследствии. О ней ходило много разговоров, но на деле она еще не вмешивалась особо в работу различных промышленных предприятий. Нам приходилось проводить оценку выпуска продукции, необходимого оборудования, и так далее, как в любом другом месте, и получать одобрение Высшего экономического совета, тогда координирующей организации для всех государственных отраслей промышленности.

Но с течением времени плановая экономика начала раздуваться и занимать львиную долю в любом предприятии. «Плановый отдел» стал характерной чертой любого рудника, фабрики или завода, и как все отделы, управлялся сверху вниз. Идея дошла до того, что каждому старателю, когда тот отправлялся искать перспективную руду, с серьезным лицом вручали план производства на ближайший год.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});