Командировочные расходы - Николай Бенгин

Он шепотом добавил еще пару слов, которые инспектор хоть и не хорошо расслышал, но понял. Бармен откровенно хамил, и Биллинг уже собрался ответить, но передумал, потому что увидел его руки. Белые холеные пальцы заметно дрожали.

– Что-то случилось?

– Пока нет, – бармен достал обширный носовой платок и, не поворачиваясь к Биллингу, начал утирать лицо, – когда это самое «что-то» случится, ты и сам поймешь. Если успеешь.

– Все так плохо?

– Да! – Бармен сунул в карман уже совершенно мокрый платок и наконец обернулся. – И перестань на меня таращиться.

– Знаете, – Биллинг осторожно пристроился на один из высоких черных стульев возле бара, – у вас очень испуганный вид. Я, конечно, не знаю, кто вы на самом деле, и не знаю всех ваших обстоятельств, но думаю, вам надо взять себя в руки.

Бармен на секунду замер, потом, хмыкнув, сцепил пальцы на животе:

– Как говорил Вуди Аллен[16]: «Я не боюсь умереть. Я просто не хочу при этом присутствовать». Что же до твоих вопросов, то кто я такой, ты и сам знаешь.

– Неужели?

– На тебе еще полосатые трусы были. Ты лежал и про таких, как я, книжку читал. А вот что касается моих «обстоятельств», то они печальны, как у штурмана подбитого бомбовоза, – и здоровье пока отменное, и рубка вроде цела, но спасательной капсулы нет, а горизонт уже опрокинулся, и надобности в целеуказаниях более никакой нет.

– И ничего сделать нельзя?

– Не знаю. Я, как тот штурман, только косвенные признаки наблюдаю – что там в иллюминатор видно: дым из-под обшивки, скалы навстречу, черное небо позади… В общем, ничего веселого.

– А пилот – это я? – Биллинг покосился себе под ноги, но вместо летящих навстречу скал увидел только стеклянный пол, а под ним еще одну барную стойку и рядом с ней… себя.

– Пилота вообще нет. Есть пассажир, у которого была возможность порулить. И знаешь, я теперь думаю – ты правильно сделал, что отказался. Как говаривал Наполеон[17]: «Самая большая из всех безнравственностей – это браться за дела, которые ни черта не умеешь делать».

– Я правильно понимаю, что мы вот-вот грохнемся?

– Ты видел съемку про то, как в мыльном пузыре лазер дырку делает? В замедленном виде: сначала пузырь такой круглый, и дырочка у него в боку такая аккуратная… И вроде ничего не происходит, только дырочка понемножку так, чуть-чуть растет, а потом р-раз… И одни брызги.

– И ничего сделать нельзя? – Биллинг с нарастающей тревогой смотрел, как медленно-медленно тускнеют огни барной стойки, как тают в наступающем мраке серые силуэты игровых столов.

– Ты это уже спрашивал, – бармен криво усмехнулся, – и, опережая твой следующий вопрос, отвечаю: я не знаю, сколько времени у нас осталось. Это твое «вот-вот» непонятно сколько протянется, но грань Потока очень близко – ты слышишь, как громко звенят чаши?

– Все уже темнеет, – упавшим голосом проговорил Биллинг, – и я слышу звон, но странный какой-то, будто издалека, и все ближе… Что, уже?!

– Нет, – растворяющийся в темноте бармен явственно вздохнул, – этот звон о другом. Это просто ты в себя возвращаешься. Счастливого пути.

– Я знаю эту темноту, я видел, – бормотал Биллинг, ерзая на высоком черном стуле в ожидании неотвратимого… и только когда мрак стал совсем непроглядным, до него, наконец, дошел смысл последней фразы бармена. Он открыл глаза и тихо выругался, глядя на знакомые блекло-серые стены, на невысокий прямоугольный потолок нулевого интерьера собственной каюты.

* * *

– Конечно, конечно! – Биллинг, злобно озирался по сторонам. – Все как обычно: я, как положено, в идиотском кресле, больше, разумеется, никого нет, и стерегущая система, само собой, поет про какую-то мерзость за дверями.

Он осторожно облизал губы, потрогал кончиком указательного пальца нос и с облегчением убедился, что тело снова послушно, а отвратительный конфетный привкус во рту исчез. Негромкий, но требовательный звонок стерегущей системы действительно извещал об очередном госте, томящемся под дверью, но Биллинг даже не повернул головы, чтобы посмотреть на мониторе: что же там на сей раз? В глубоком раздумье инспектор разглядывал идеально ровную поверхность стола перед собой. Слова бармена о приближающейся катастрофе, о пассажире, упустившем свой шанс порулить, не выходили из головы. Биллинг больше не пытался списать все на галлюцинации, но и нащупать какое-то рациональное зерно, пусть маленькую, но реальную точку опоры тоже не получалось.

«Не помню, чтоб я от чего-то там отказывался, – рассуждал он, – но допустим. И что? Кто такой Вуди Аллен? С какой стороны опасность? Опять серая тварь?» Он тяжело повернулся в кресле и уставился на экран. Там, привалившись спиной к роскошному фиолетово-синему панно с морским пейзажем, прямо на полу сидел Штимер.

Глава 11

Ситуация с преступностью в нашем городе настораживает. Можно пройти пять кварталов и все еще не покинуть место преступления…

(Неизвестный мэр)

– Ба! Мы уже проснулись, – проворчал Штимер, когда Биллинг распахнул дверь, – извини, если разбудил.

– Какого черта ты там расселся? – Биллинг посторонился, пропуская есаула в каюту. – Позвонить нельзя было?

– Представь. У твоей каюты нет звонка. Вообще нет. Я к тебе стучался-стучался, пока ногу не отбил. Только присел отдохнуть, и ты как раз.

– Тут вообще дверных звонков не водится, но я-то про телеком. Чего не позвонил?

– Ну, ты понимаешь, какая штука, отняли у меня браслет, – Штимер с размаху плюхнулся в ближайшее кресло, – и звонить мне теперь кому-нибудь проблематично. Чем у тебя опять воняет?

Биллинг молча уселся на привычное уже место за столом, разглядывая живописный синяк под глазом друга. По опыту он знал, что сейчас лучше дать Штимеру выговориться, поэтому устроился в кресле поудобнее и вяло махнул рукой, в том смысле, что потом всякие мелочи объяснит, а сейчас внимательно слушает.

– Вернее, я сам его отдал, но большого выбора там не было, – Штимер вытащил из кармана пачку сигарет и на секунду замер, глядя на нее в некотором раздумье. – Нет. Просто – без шансов.

Закурив сигарету, Штимер с сосредоточенным видом стал пускать кольца дыма. У него этот фокус всегда здорово получался, но в этот раз он явно шел на рекорд. Правильные красивые кольца, медленно тая, плыли одно за другим, как рыбки в аквариуме. На смену растаявшим появлялась новая череда. Биллинг терпеливо ждал.

– А скажи, Бил, у тебя когда последний раз голова болела? Можешь не отвечать – небось и не помнишь. У меня вообще сроду не болела… Ну, невозможно работать, когда башка то и дело на куски разваливается! Ну их к черту, эти люкслайнеры, верно? И публика здесь странная, и сервис – на любителя, – Штимер поискал глазами пепельницу и, не найдя, затушил сигарету о ручку кресла. – Ну, значит, по порядку. Ты, если помнишь, изволил заснуть прямо на совещании, а мы, то есть я, командор и Петр пошли навестить Крн-н-н… короче, того атташе с Розы.

– Зачем?

– Ну, не знаю. Я-то сразу в четыреста первый номер хотел наведаться, но командору приспичило сначала к дипломату идти. Вот и зашли! – Штимер тяжело вздохнул и опять замолчал, наблюдая, как глубокий след от потушенной сигареты постепенно увеличивается, превращаясь в стандартную восьмиугольную пепельницу. – Короче, подходим и видим, что дверь-то приоткрыта. Командор наш сразу пригорюнился, с ноги на ногу переминается и никуда совсем торопиться не хочет. Петр тоже притих, вспомнил, видать, как вы к джанам в гости ходили. Мне, честно говоря, эта открытая дверь тоже не понравилась. И тут Ольга, конечно, выступила…

– Ольга?

– Ну, помнишь Стайна из Галактического университета? Это который насчет «бобов» у тебя интересовался, а потом я под это дело у него и пушку получил, и полномочия всякие. Я же тебе рассказывал. А Ольга – это его сестра. Мы по дороге ее встретили.

– Просто так встретились и вместе пошли?

– Мы случайно встретились! Она из медмодуля выходила. Ты вот ни черта меня не слушаешь никогда, а я тебе еще днем сказал про парня, которого тот «глаз» завалил. Ты его, кстати, видел. Он вместе со Стайном к тебе сюда приходил.

– Это рыжеглазый такой?

– Угу. Вот теперь он в коме и выходить оттуда, похоже, не собирается. По этому поводу все медики в модуле на ушах стоят, но без толку. Короче, мы как раз мимо шли, когда Ольга из этого самого медмодуля выскочила.

– Она – медик?

– Журналист! – Штимер вытащил из пачки и принялся мять в руках новую сигарету. – В общем, рассказала она нам про кому, про то, что Лис вроде как сам из нее выходить не хочет…

– Лис?

– Ну, рыжеглазый, референт Стайна. Я же тебе все про него говорю. В общем, пошли мы дальше. Петр хвост распустил, начал опять умничать про свободу наслаждаться искусством…

– Она, значит, с вами пошла?

– Она свободный человек, журналистка к тому же. Гуляет, куда хочет.