Актриса - Александр Минчин

Бена как-то оттеснили, дав ему сильного пинка, он не волновал никого. Витьку сразу и зло подхватили под руки с заламыванием оных два мента. А третий, верзила такой, уже протягивал грабли из «воронка», с нетерпением ожидая. И еще двое страховали по бокам. Нельзя было сосчитать, сколько сразу рассерженных (мужицких, неуставших) рук протянулось к Витьке.

Трижды, как в былине, подтаскивали они Витьку к машине и трижды он, подпрыгнув и упершись ногами в подножку, резко отталкивался спиной назад, роняя себя и ментов на грязный шершавый асфальт.

Бежать ему не хотелось, как-то хмельно и радостно было посостязаться с пятью мужиками. Ведь если по-простому, то это такие же мужики, как и все, только надели на себя униформу и выкаблучиваются. Как и он, ну — чуть постарше, ему двадцать, а им на десяток, другой больше, — порезвились и разошлись.

Он забывал, что мужики — это мужики, а милиционеры — это милиция. И резвиться с ними не надо, они не привыкли к резвости, а если и привыкли, то не так, не к такой. Видит Бог.

Но ничего, им оставалось потерпеть недолго. Совсем пустяк, два переулка до шестого отделения, в подвале.

Витька попробовал, не следуя правилам былин, четвертый раз дернуться, повалив милиционеров за собой, но кто-то коротко и больно вбил кулак ему в сплетение, и он, хрипнув, задохнулся, закашлялся и поддался.

Ладно, чего там, порезвились и разошлись.

В комнатуху отделения милиции ввалились вперемежку и непонятной гурьбой. Витьки за пятью мундирами видно не было. Он сопротивлялся, когда вели, не понимал, зачем это, уже достаточно, хватит, порезвились, да еще в дых ударили. Ладно, квиты, он прощает.

Комната имела один выход со старой покосившейся дверью (в те времена еще организация милиции не имела лучшего, нужного, главного).

Он удивился, что столько милиционеров сразу разместились и нашли себе применение в маленькой, ну, по крайней мере, небольшой комнате.

К покосившейся двери сразу стал один и так и оставался стоять, пока не шевельнули.

Один сел к столу, достав чистый лист протокола. Второй быстро подошел к окну и, задернув шторы-занавески неприятного мышиного цвета, остался стоять пока возле. Двое, что-то схватив, забежали Витьке за спину. А третий, верзила, покачиваясь на носках, остановился против него.

Витька почувствовал, что ему завязывают руки. «Зачем, — подумал было он, потом решил. — Пустое».

Витька Агапов — лучший нападающий города по волейболу. Когда-то, чтобы рука у него прокручивалась на 360 градусов по отношению к оси тела для направления удара и мяча в любую точку волейбольной площадки, вычитал у йогов одно занятие. Даже упражнение, правильнее. Начинать надо было с палки. И, взяв ее двумя руками сзади, сначала широко расставив их, возвращать из-за головы вперед. И по неделям сводить их все ближе и ближе к середине, пока руки не сходились. Через полгода Витька уже проворачивал руки сзади вперед на карандаше, и кулаки его соприкасались. Как у куклы, когда крутишь одну руку, другая, привязанная на веревочку, продетую через середину тела, проворачивается тоже. На следующий день весь двор собрался смотреть величайшее представление. Небывалый трюк. Как Витька, которому завязывали веревкой сзади руки, извернувшись, как-то нелепо полуприсев, сам полусжавшись, тянул их сзади к голове и, дернувшись, резко бросал руки в апогей над головой, после чего они оказывались у него спереди, перед грудью. Это было дико и невероятно. Потрясенный двор молчал и с почтением трогал Витькины плечи.

Так что, когда Витьке связали руки, он решил: пустяки. Дальше только началось непустячное дело.

Для проформы его спросили:

— Фамилия, имя отчество, год рождения?

— Агап Витькин, — ответил Витька, зная, что в милиции не всегда надо говорить то, что знаешь. То, что известно тебе с самого рождения.

Его опять спросили:

— Ты знаешь, что совершил нападение, Витькин, на представителя власти.

— Не-а, — ответил Витька.

— И что оказывал и продолжаешь оказывать сопротивление при доставке в отделение милиции.

— По-моему, я стою со связанными руками и ничего никому не оказываю.

— Как же не оказываешь. — Верзила, быстро подскочив к Витьке, двумя широко раскрытыми ладонями ударил его по ушам. Что-то щелкнуло адски больно, и Витьке захотелось сесть на пол и вырвать, но он устоял.

Сидящий за протоколом что-то говорил, но Витька не различал слов, он не слышал, потом и видеть стал смутно, потому что какие-то капли влаги закуролесили в глазах.

Через некоторое время слух вернулся, но в перепонках барабанных стоял дикий зуд: их хотелось чесать, ковырять в ушах пальцами, раздирать, только бы прошел этот нечеловеческий зуд и шум.

«Без следов бьют, — вспомнил Витька, — ладно, за Бена можно и потерпеть».

— Так вы не оказывали и не оказываете сопротивления, а зачем пытались вытянуть сзади руки из веревки?

— Уши, — коротко ответил Витька.

— Ах, ты еще делаешь вид, что не слышишь, а замахиваться на власть, гнилье пьяное..

Верзила сделал шаг и сапогом что было мочи ударил Вите в пах.

А-а-а… Он волчком бешеным закрутился по полу. Стоявшие сзади вдруг, как по мановению дирижерской палочки, стали бить ногами в Витькины почки. Он не видел, только чувствовал, потом уже и чувствовать перестал: боль роилась и билась во все места. Уже угасая в сознательной мысли, он услышал чье-то пришептывание:

«Только без следов, без, только, следов…»

Потом он переступил в бессознание.

Сколько он там пробыл, он не знал, да это было и неважно, важным было, что он вернулся оттуда, из бессознания, не оставшись там, и попытался сесть на полу. Боль тысячью иголками, а где-то шомполами, дорвавшись, набросилась на его тело. Он застонал, но невольно, потому что не хотел перед ними выказывать себя, ведь они его еще не знали, а знакомство, считал он, всегда должно быть приятно и таинственно. Не было смысла раскрываться. «Однако перерезвились ребята», — подумал он.

И как-то перестал думать о том, что все — мужики, что из одного теста сделаны и — все хорошие. Эти мысли отвалились, как отбитые. Осталась одна только боль, саднящая в боках почках и пахе.

Он кувырнулся на плечо, оперся, толкнул чуть корпус назад и очутился на колене, подтянул второе и встал на два. Он — Витька Агапов — перед этим мусорьем на коленях. Ничего. Ему нужно только минут пять.

«Поговорите со мной, только поговорите со мной несколько минут и не трогайте тела».

Он сел на коленях, опустившись торсом на пятки. Прошла короткая минута. Верзила схватил в пригоршню его волнистые волосы и дернул вверх. Витька, дрогнувший головою, остался сидеть на месте.

— Сам, — еле слышно выговорил он.

Двое из «зада» перешли вперед и стали перед ним. Он уперся одной ногой в пол, качнулся, чуть не завалившись, но справился с равновесием, подпершись другой ногой, и поднялся.

«Мне бы еще минутки три. Погодите три минутки, и все будет в ажуре».

— Так зачем вы оказывали и продолжаете оказывать сопротивление? — спросили его от протокола.

— Я больше так не буду, — нехотя пошутил Витька.

— Против вас возбуждается уголовное дело по статье такой-то и такой-то, приблизительный срок наказания от 7 до 10 лет лишения свободы в колонии строгого режима.

Витька стоял и не слушал, что ему говорили, ему было неважно, что ему обещают и сколько лет дадут. Минуту, еще минуту, и дрожь пройдет в ногах, они будут стоять сильно, как на волейбольной площадке, и руки нальются…

«Но пять ментов, Витька, это не под силу и Поддубному, впрочем, один не в счет, он за протоколом, — но четверо!» — «A-а, пустяки… Попробуем». — «Только пробуй скорей, ребята эти еще не нарезвились. Вон, видишь, пострадавший двинулся от шторки у окна через всю комнату на тебя и что-то резко орет, расталкивая остальных.

Ну — давай!»

Секунда, Витька подсел, будто падая от усталости, как-то неловко и невероятно выгнулся, нечеловечески извернувшись, рывок руками — они в апогее над головой, толчок — и связанные перед грудью. И подскочил тот уже от шторки. На свою голову подскочил. Взмах — и летит пострадавший в дальний угол, цепляясь за воздух. Кисти связаны, но впереди.

Верзила, рыкнув, бросился к нему в прыжке. На полувзлете поймала Витькина нога его корень, пах верзилы. И тут же, как футболист ножницами, с левой, шварк в дых, и закружился верзила бешеным волчком, харкая красной кровью со слюной. Им тоже больно.

Двое перед ним и сзади, уже меньше. Еще удар ногой, еще, как молотобоец, обреченный, заработал Витька. Остановись сейчас на секунду молот, и не выйти ему отсюда уже никогда, ни в суд, ни к маме — это уже понял, понял Витька Агапов и работал как ломовой. Стоявший у двери бросился сзади к нему. Но боковое зрение — его коронка при обмане у сетки. Чуть подпустил поближе и, полуповернув голову, сильно и резко наклонил ее навстречу к бросившемуся. Крак-к — переносица залита кровью. Но не отвалился. А прилепился наоборот. Витька завел оторопевшему, с хлещущей жидкостью и прижавшемуся к нему менту ногу за щиколотку и сильно пихнул тело плечом — сзади рухнуло и простонало что-то на полу. И, протопав спотыкающимися ногами, Витька ринулся, на сей раз от своей смерти, к двери, забыв все боли и жжения, закусив и прокусив губу, рванувшись вверх по лестнице из страшной подвальной комнаты.