Единородная дочь - Джеймс Морроу

— Какой высокий смысл?!

— Не будь еретичкой. Не богохульствуй.

Сердце словно оборвалось в груди у Джули и билось о ребра сгустком пульсирующей боли.

— А американцы, они знают об этом? Куда смотрит правительство? ООН? Кто-то же должен вмешаться?

— Все они знают, — безучастно парировала Мелани. — Но никто ни во что не будет вмешиваться, Шейла. До тех пор, пока Трентон стоит заслоном против социализма.

Скелеты проплывали мимо, как восставшие из гроба мертвецы, бредущие в Судный день навстречу божественному приговору.

— Они все мои… — слово застряло у Джули в горле, — последователи?

— Примерно треть. Остальные — убийцы, гомосексуалисты, евреи, католики и так далее. Но при этом добровольно идут на казнь только последователи Откровения Неопределимости.

— Добровольно?

— Некоторые из нас. Таких немного. Мы слышим твой голос и идем сдаваться.

— Но я ни с кем не говорю.

— Мы слышим тебя, Шейла. Со мной, правда, этого не случалось, но с некоторыми из нас…

Мелани сбавила газ, и марафонский бег скелетов превратился в медленную торжественную процессию. Теперь Джули смогла читать надписи на табличках. Под каждым именем: Дональд Торр, Мэри Бенедикт, Иаков Райан, Линда Рабинович, их здесь было не меньше тысячи, а то и две — одно-единственное слово, объяснявшее участие в этом зловещем параде. Ересь, ересь, измена, богохульство, — слова обвинения сливались в стихотворные строчки, — ересь, извращенство, воровство, убийство, социализм, алчность, ересь, ересь, содомия, ложное свидетельство, ересь, супружеская измена, убийство, богохульство, ересь…

Почти у самого Гаммонского проезда Мелани свернула на обочину и остановилась.

— Ты должна кое-что увидеть.

— Я все поняла, в последнее время здесь творится настоящий беспредел, — запротестовала Джули. — Я вижу, это просто безумие какое-то. Если бы у меня по-прежнему была моя божественная сила, я бы живо вывела Милка из игры. Нет необходимости…

— Есть необходимость. Прости, Шейла, но ты должна это увидеть.

Стиснув в кулак покрытую шрамами ладонь, будто зажав в ней все свое возмущение и гнев, Джули последовала за Мелани к четырем скелетам, болтавшимся на рекламном щите «Трамп-кастла». Завидев их, к ним тут же двинулся приземистый полицейский в зеленой униформе с автоматом наперевес. Он шел мимо выстроившихся в ряды грешников, вспугивая ворон, словно волк, выбравшийся на охотничью тропу.

— Он должен убедиться, что мы приехали не для того, чтобы стащить какую-нибудь реликвию, — тихонько объяснила подруге Мелани. — Твои последователи иногда это делают.

— Он нас арестует?

— Нас? Что взять с двух провинциальных теток, направляющихся на субботнюю службу. — Благодаря стараниям Мелани они действительно выглядели как две провинциалки. Мелани щеголяла в платье, напоминавшем кружевную салфетку, а Джули нарядилась в темно-бордовую шелковую блузу и широченную белую юбку, собранную у талии в сборку. У обеих на шее висели цепочки с серебряным агнцем. Что касается макияжа, то Мелани подобрала для них «оптимальный вариант»: они отдавали должное своей женственности, но не подчеркивали ее.

Опустив автомат дулом вниз, что в данной ситуации можно было расценивать как жест гостеприимства, капрал заговорил монотонным скрипучим голосом:

— Доброе утро, дамочки. — Он обвел рукой свой черный страшный лес. — Когда Иисус сойдет к нам, все будет точно так же, только скелетов будет побольше. Настоящий Армагеддон! Он оценит.

Джули мельком взглянула на ближайший скелет — широкий женский таз, обуглившиеся кости стянуты тонкой проволокой.

— Пойдем, солнышко. — Мелани легонько ущипнула Джули за локоть. — А то опоздаем на церемонию.

У Джули внизу живота словно образовалась дыра — туннель, уходящий прямо в преисподнюю: в эту дыру утекала ее жизнь.

Поняв, что тут ему ловить нечего, капрал удалился, оставив Джули на свободе рыдать, истекать кровью и тихо умирать.

На табличке тети Джорджины было два слова. «Извращенство» — неудивительно, но «ересь» — при чем здесь это?

О боже, нет! Джорджина, как же так? Джули провела пальцем по почерневшему ребру, оставив на нем белый след. Тетя, милая, ты, наверное, проклинала их на чем свет стоит. Наверное, плевала им прямо в морды? Конечно, я же знаю.

— Я всегда любила ее, — сказала Мелани, — она была Фебе хорошей матерью.

— Ты должна была предупредить меня, — прохрипела Джули.

— Прости. — Мелани украдкой взглянула в сторону удалявшегося полицейского. — Видишь, ты нужна нам, теперь-то ты понимаешь?

— Мелани, это же подло!

— Я знаю, поэтому ты нужна нам.

— Как же это, черт возьми, подло!

Она могла гордиться своей тетей. По костям Джули пыталась восстановить знакомые черты: легкие живые руки, узкое смеющееся лицо, быструю паучью походку. Но увы, перед ней были обгорелые останки, а не остов. Матрица слишком невыразительна, чтобы по ней можно было восстановить исчезнувшее навсегда уникальное создание, именуемое Джорджиной.

— А Феба знает?

Мелани пожала плечами:

— В цирке ее в тот день не было, она, наверное, уехала из Джерси много лет назад.

Джули провела рукой по табличке.

— Тут написано «ересь».

— Они предлагали ей обратиться в их веру, а она все твердила, что уже выбрала себе вероисповедание, говорила, что поклоняется Абсолютному Разуму. А когда ее привели к священному каналу, чтобы крестить силой, знаешь, что она сделала?

— Что?

— Она написала в него. Джорджина погибла достойно, Шейла. Она так и не сдалась, не попросила о пощаде.

* * *

Веры в благое дело и денег, благодаря которым Атлантик-Сити был превращен в Новый Иерусалим, на Кэмден пока не хватало. Он по-прежнему производил впечатление забытой Богом дыры, как и много лет назад, когда Джули пересекала его южную окраину по пути в колледж. Они подъезжали к мосту Уолта Уитмена; Джули с нетерпением вглядывалась в даль, туда, где начиналась Америка. Со стороны Делавэра Джерси обзавелся кирпичными стенами, сторожевыми вышками, колючей проволокой — этими металлическими лианами. Он так напоминал побитый садовой хворью Эдем, за которым теперь с упоением ухаживал Вайверн.

Съехав с моста, они повернули на бульвар Микль, забираясь все глубже в унылый полуразвалившийся городок. Улицы были усеяны битым стеклом, и все вокруг заполонили лопухи и одуванчики. Они захватывали пустующие стоянки, лезли в щели растрескавшихся тротуаров. Наконец Мелани остановила «БМВ» между двумя парковочными счетчиками с разбитыми солнцезащитными козырьками и покосившимися стойками.

— Не говори им, кто я, — схватила Джули Мелани за кружевной рукав, когда они подошли к перекрестку с Фронт-стрит. — Я откроюсь, когда буду готова.

Они остановились перед старой забегаловкой под названием «Ирландская таверна». Она была запечатана, как склеп. На окнах — ставни, на дверях — пудовые замки. «Холодное пиво навынос», — гласила треснувшая вывеска. Мелани открыла деревянную калитку, и они побрели в глубь двора по заваленной всяким хламом дорожке.

— Обещай, что не скажешь, — настаивала Джули.

— Обещаю, — бросила на ходу Мелани. Она постучала в маленькую боковую дверь и громким шепотом произнесла пароль: — Луна восходит.

В шестиугольном окошке мелькнуло чье-то лицо, и несколько секунд спустя дверь открыла молодая женщина в пышном белом платье, украшенном лентами и оборками. Она была такой хилой и тщедушной, что вызывала желание выступить в защиту программы комитета по контролю рождаемости.

— Луна восходит.

Мелани бросила на Джули многозначительный взгляд.

— Луна восходит, — спохватилась та и осторожно шагнула внутрь.

Худая женщина повела их через темный пыльный зал, уставленный громоздкой зачехленной мебелью. «Словно трупы, ожидающие вскрытия», — подумала Джули. Они спустились в подвал, шли по каким-то переходам, наконец оказались в центральном узле кэмденской канализации. Вдоль корявых кирпичных стен тянулись пучки кабелей и трубы, уносившие прочь все нечистоты города — испражнения, его заразную кровь и порочные мысли. По полу растекались зловонные лужи, и прямо среди них стояли в ряд полдесятка скамей, у стен — несколько стульев, а посередине — аналой с алтарем. Мелани устроилась в глубине комнаты, а Джули нырнула на последнюю лавку, спрятавшись за спинами других. Вдоль алтаря выстроились бронзовые подсвечники в форме маяков, над аналоем висел плакат с изображением, смутно напоминавшим соотношение неопределенности Гейзенберга. На пюпитре перед собой Джули увидела две книги большого формата в мягких обложках — переплетенные компьютерные распечатки. Заголовки на обложках были нарисованы от руки староанглийским шрифтом. Джули отложила в сторону сборник гимнов и открыла «Слово Шейлы». Каждая страница была посвящена выпуску колонки «Помоги вам Бог». Джули выхватила в тексте один из немногих ответов, которые нравились тете Джорджине. Там Шейла давала разъяснение по налоговым платежам группе ведьм из Пало-Альто.