Стоять насмерть! - Андрей Дышев

– Всех раненых в казарму! – крикнул он. – Чтоб ни одного не видел на территории!.. Какого черта столпились?! – гаркнул он на солдат, которые подпухшими, словно сонными глазами смотрели на трупы. – Кто не знает, чем заняться?

Игнатенко схватил палку и принялся яростно размахивать ею во все стороны. Я не думал, что начальник заставы может настолько выйти из себя. Солдаты шарахались от него, как прохожие на улицах от струй поливочной машины.

– А это куда ты понес? – заорал он на солдата, который волок на спине ствол трофейного миномета. Солдат остановился, заморгал глазами. – Ко мне в канцелярию! А плита где?

– Плиту Бабаев нес.

– Разыщи этого Бабаева, или я из него самого плиту сделаю! И треногу мне принести. Мигом!

Проморгал миномет, подумал я. Витаю в облаках, ставлю перед собой какие-то нереальные цели, а люди тем временем ордена зарабатывают на чужой крови.

Ближе к полудню на заставу приехал комбат, а за ним – целая бригада из полка. Ожидали прилета офицеров из штаба дивизии вместе с корреспондентами телевидения. Игнатенко надел какую-то старую, прожженную во многих местах форму, зачем-то замотал бинтом кисть левой руки. Раненым, которые могли передвигаться, он приказал занять позиции вокруг заставы. Получилось очень впечатляюще. Наверное, начальник заставы снимался для телевидения не в первый раз.

Разговор с комбатом был коротким. Он не суетился, молча принял мой доклад, в котором я обрисовал ночной бой, поморщился, вытер платком бритый затылок, а потом спросил:

– Что это Игнатенко бочку на тебя катит? Куда ты убегал?

Я объяснил комбату, что в то время, когда застава отражала нападение, через границу прошла группа людей.

– Ты это видел?

– Да, я следил за группой от овчарни до шоссе. Потом люди погрузили какие-то мешки и ящики в грузовик, а сами разбрелись по кишлакам.

– Ты один следил за ними?

– Один.

– По позициям еще стреляли, когда ты ушел?

– Да.

– Хреново, – поморщился комбат, посмотрел по сторонам и снова протер платком красный затылок. – Ладно. Напишешь объяснительную на имя командира роты, и замнем это дело.

– Я не совсем понимаю, о чем вы.

– Потом поймешь. – Он собрался было отойти, как снова повернулся ко мне и жестко добавил: – А вообще, уж если ты командуешь взводом, то, пока идет бой, должен быть со взводом. Уясни это как следует, не то будешь очень долго доказывать, что не трус. Это я тебе как товарищ советую.

В полдень рядом с заставой приземлились два вертолета из штаба дивизии. Один из них был пустой и предназначался для отправки трупов и раненых в полк, а на втором прилетела комиссия из штабов дивизии и погранвойск Таджикистана. Комбат доложил полковнику из оперативного отделения, тот, даже не пожав капитану руку и не дослушав до конца, быстро пошел под акации, где лежали убитые, встал рядом с ними, сунул руки в карманы, стал качать головой.

– Игнатенко! – громко позвал он.

Полковник заводился, лицо его покраснело, движения стали резкими. Начальник заставы подбежал к нему, застегивая на ходу свою прожженную куртку, вскинул руку, прикладывая ее к козырьку кепи.

– Отставить! – прорычал полковник, не принимая доклада. – Схему опорного пункта мне сюда, план взаимодействия, все документы по боевой готовности!

Игнатенко исчез в дверях, и в то время, пока полковник, заложив руки за спину, расхаживал рядом с разрушенной и сгоревшей пристройкой, солдаты выносили на асфальт и собирали трофейный миномет.

Начальник заставы появился с бумагами и тетрадями под мышкой, стал вытягивать из стопки первую, но несколько тетрадей выпало из его рук, и он вприсядку стал их торопливо подбирать. Полковник терпеливо ждал.

– Где позиции прикрытия? – голосом, в котором слышалась скрытая угроза, спросил полковник. – Объясните ваше решение насчет позиций боевых машин.

Игнатенко что-то ответил, показывая рукой на холмы, на Пяндж, а затем на миномет, рядом с которым еще возились солдаты. Полковник искоса посмотрел на орудие, подошел к нему поближе, потом повернулся к Игнатенко.

– Вот за это спасибо, – сказал он.

Ну вот, подумал я, начальник заставы кинул ворованный козырь. Сейчас сдаст меня.

Я не ошибся. Игнатенко продолжал о чем-то запальчиво говорить, размахивал во все стороны руками, поднял, чтобы ее было лучше заметно, перебинтованную кисть и сдержанным движением кивнул в мою сторону.

– Если он тебя позовет, – прошептал мне комбат, – то лучше молчи и не оправдывайся.

Полковник, широко расставив ноги и не вынимая рук из глубоких карманов, смотрел на Игнатенко сверху вниз, затем слегка повернул голову, искоса посмотрел на меня и снова на начальника заставы.

– Черт возьми! – прорычал он и посмотрел на комбата. – Рефилов! Батальон офицерами укомплектован полностью или нет?

– Почти в каждой роте не хватает одного-двух командиров взводов, – ответил комбат.

– И что же теперь? Доверим контрактникам командование ротами?

– Взводом, – поправил комбат.

– Подойдите сюда, герой! – сказал мне полковник.

Я встал так, чтобы полковник мог видеть меня, Игнатенко и миномет.

– Что ж ты оставляешь поле боя? – спросил он, рассматривая меня с тем же выражением на лице, с каким смотрел на трупы.

– Вас неправильно информировали, – ответил я.

– То есть что значит неправильно?

– Сначала вместе с сержантами Глебышевым и Герасимовым мы уничтожили минометную позицию противника, а затем я в одиночку, оставив за себя сержанта Глебышева, преследовал группу нарушителей.

– Так миномет, получается, взяла пехота? – спросил полковник, посмотрев на Игнатенко. – Так или нет, отвечай!

– Миномет взяли мы, – твердо сказал начальник заставы, исподлобья глядя на полковника. – А пехота на определенном этапе помогла нам выбить противника с позиции.

– В общем, вы тут сами не разобрались с этим минометом, – умозаключил полковник. – А что касается одиночного преследования нарушителей… – полковник выждал паузу, пристально взглянув на меня, – то это прерогатива начальника заставы. Он должен был назначить заслон, тревожную группу. Так, начальник заставы? Свои обязанности по уставу помнишь?

– Каждый солдат был на вес золота, товарищ полковник, – ответил Игнатенко, интуитивно чувствуя, что туча над ним потихоньку рассеивается. – Некогда мне было заниматься заслоном. Мои парни дрались как черти. Проявляли образцы мужества и самопожертвования.

Его стало заносить на пафос, и полковник остановил Игнатенко взмахом руки.

– Хорошо. Готовь рапорт на имя начальника погранотряда. Потери, убытки, расход боеприпасов. Список солдат, достойных поощрения и наград.

– Есть, товарищ полковник!

– Рефилов! Сегодня же подобрать толкового парня на взвод. А этого преследователя, – он кивнул на меня, – вернуть в полк, его еще надо долго готовить к границе. Пусть занимается обязанностями старшины.

– Сделаем, товарищ полковник.

– Дайте команду на погрузку убитых и раненых.

Так неожиданно прервалась моя боевая эпопея. Бог не наделил меня способностями убедительно и ярко говорить о своих заслугах, и я не нашел слов, чтобы доказать полковнику, что потерь было бы намного меньше, если бы начальник заставы обладал большим опытом и умом.

Глава 8

Я получил письмо от Анны. Мы договаривались, что она будет держать меня в курсе всех дел, но тем не менее пухлый конверт, который принес мне солдат с узла связи, был неожиданностью. Я уже забыл, когда последний раз получал письма, и с удивлением отметил, что это приятно.

Письмо Анны было длинным и, несмотря на то, что было отпечатано на принтере мелким курсивом, заняло четыре листа. Кажется, она писала его с удовольствием, хотя оно носило чисто деловой характер и в нем не было ни одного слова, касающегося наших отношений и каких-либо чувств.

Первую половину письма можно было бы вообще убрать – в ней Анна излишне подробно описала, как вышла на референта Сержа Новоторова и еще раз дала свое согласие на сотрудничество в фирме «Гринперос». Она во всех красках обрисовала выражение на лице референта, марку и вкусовые качества шампанского, которым он угощал ее, мебель и картины на стенах офиса, куда референт привез ее несколько дней спустя. «Мне предстоит большая работа, – писала Анна. – Как сказал новый шеф, мы будем готовить крупную партию товара к отправке за рубеж, и поэтому мне предложили недели две-три пожить в офисе. Выделили отдельную комнату на втором этаже, от которой я просто без ума. Представь себе: просторная, пятиугольная, в ней два окна с полукруглым верхом, разделенным рейками, как паутинка. От самого потолка до пола ниспадают тяжелые шторы, подвешенные на карнизе, изогнутом так же, полукругом, отчего у штор получается объем. Выглядит это в сочетании с огромным, на всю стену, подлинником Глазьева-младшего, на котором Иисус в терновом венке страдает у ног Пилата, просто потрясающе! Такого униженного лица у Христа я не видела еще никогда в жизни». И два листа мелким шрифтом – в том же духе, подробное описание трехэтажного особняка и его комнат. По своей природной недальновидности я мысленно упрекнул Анну в многословии и неумении сосредоточиться на чем-то одном, самом важном. Но спустя время я добрым словом вспомнил это письмо с пространными упражнениями в словесности.