По Южной Индии - Людмила Шапошникова

А между прочим, господин Кришна — помещик. Его имение, насчитывающее 500 акров земли, расположено под Хайдарабадом. Вдруг я замечаю в руках Кришны и его жены четки. Длинные нити, унизанные небольшими шариками сандалового дерева. Кришна перехватывает мой взгляд.

— Четки, — смущенно улыбаясь, произносит он, — нужны, чтобы сосредоточиться. Они необходимы для каждого йоги.

— А вы занимаетесь йогой?

— Да, и очень серьезно. Вот и сейчас мы едем в Пуну к нашему учителю. Это великий йога.

«Неплохое сочетание, — думаю я, — марксист и йога».

И вот человек, понимающий Ленина и восхищающийся спутниками, начинает с жаром рассказывать о высшей силе людей, общающихся с богом, о чудесах, которые способны совершить «святые» и йоги. Он вынимает из чемодана стопку книг в пестрых обложках. Все они написаны большими знатоками йоги. Владелец книг поднимает на меня глаза и неожиданно спрашивает:

— Вы, должно быть, считаете меня сумасшедшим?

— Нет, — вежливо говорю я.

Но, очевидно, в моем ответе не чувствовалось уверенности и господин Кришна начинает водворять книги в чемодан.

А я снова, в который раз думаю об этой прекрасной и богатой стране, жизнь которой полна противоречий и где иногда так удивительно переплетаются темнота средневековья и религиозный фанатизм со светом творческого человеческого разума и новыми материалистическими идеями, люди которой, поклоняясь многорукому Шиве, подчас искренне верят в социализм.

Господин Кришна опять говорит. Но теперь уже об английской литературе. Байрон, Шелли… Он любит Шелли, он хорошо знает его стихи. И лирическая, мягкая музыка строф Шелли наполняет тесное купе вагона, утонувшего, в черном бездонье индийской ночи.

…Наутро Пуна. Носильщики в ярко-красных тюрбанах и в униформе цвета хаки почти на ходу вскакивают в наш вагон. Худые жилистые руки подхватывают багаж моих спутников. Мы прощаемся.

Пуна — крупный железнодорожный узел, один из промышленных центров штата Бомбей… Стены вокзала пестрят надписями на хинди и на маратхском языках. Поезд стоит недолго, и снова наш путь лежит на запад, в глубь Махараштры.

Дорога до предгорий Западных Гхат чем-то напоминает Телингану. Та же выжженная равнина со скудной растительностью и безлесными холмами на горизонте. Когда высокие холмы подходят близко к железнодорожному полотну, на некоторых из них можно видеть силуэты разрушенных крепостных стен и башен. Это печальные следы жестокой усобицы, разгоревшейся между маратхскими феодалами и могольским императором в XVII веке. Степные грифы плавно парят над развалинами, сидят на телеграфных столбах, настороженно косясь в сторону проходящего поезда.

По мере приближения к горам пейзаж становится веселее. На смену унылому однообразию равнины приходят зеленые заросли кокосовых и веерных пальм. Они разбросаны небольшими рощицами по берегам ручейков и речушек с удивительно прозрачной водой. Неподалеку от пальмовых зарослей мелькают яркие тюрбаны мужчин и сари женщин. Это — крестьяне, работающие на полях. Свой трудовой день они начали на рассвете. Сейчас солнце уже высоко стоит в застывшей голубизне бездонного неба, и его лучи безжалостно жгут согнутые бронзовые, блестящие от пота спины людей.

Наконец замелькали горы, щедро покрытые кустарником и густыми деревьями. Это — Западные Гхаты. Их цепь тянется на многие мили вдоль побережья Индостанского полуострова. Извилистая линия железной дороги идет по отрогам и хребтам, то поднимаясь, то резко падая на спусках. Паровоз с трудом берет подъемы, устало пыхтит, и горное эхо гулко разносит сбивчивый стук колес и надрывно хрипловатый свист паровоза. Горы и горы без конца… Временами поезд вырывается из густых зарослей и осторожно пробирается по самому краю глубокой пропасти. И тогда из окна вагона четко видна несколькосотметровая отвесная гранитная стена, уходящая куда-то вглубь, в зеленое море причудливо переплетенных крон неизвестных мне деревьев. Гранитные стены иногда стискивают с двух сторон железнодорожное полотно. Это путь, прорубленный в твердом камне гор. Очевидно, было нелегко высечь гранитное ложе для стальных рельсов. В те времена, когда это делалось, люди не знали ничего о машинах, применяющихся на дорожном строительстве. Рубили вручную, страдая от жажды среди раскаленных камней. Труд изнурительный и бесчеловечный, стоивший жизни многим безвестным индийским кули.

Часто поезд ныряет в гранитные тоннели. Их, на мой взгляд, не менее двадцати. И вот горы позади… Поезд идет по прибрежной полосе, хотя океан еще далеко. Мелькают названия крупных станций: Амбернахт, Тхана. Поезд останавливается на одной из станций перед Бомбеем. «Курла» — читаю я. Это уже промышленный пригород Бомбея. Лес заводских и фабричных труб окружает полотно со всех сторон. Тянутся обшарпанные дома рабочих кварталов и многоэтажные корпуса знаменитых бомбейских текстильных фабрик. Стены домов вдоль железной дороги испещрены рекламой. «Лучший бензин только в Барман Шелл», «Пейте кока-кола», «Курите сигареты „Кэпстейн“».

На ярких кинорекламах смеются, сердятся, страдают, целуются, ездят в автомобилях, пьют виски знаменитые кино-звезды: Ава Гарднер, Радж Капур, Тэйлор, Нутан, Антони Перкинс, Наргис, Ашок Кумар, Юл Брайен.

За окнами вагона пробегают городские улицы, и наконец поезд тормозит у одной из платформ вокзала Виктория.

Бомбей… Многоголосый шум врывается в купе. Толпы, бронзовых носильщиков осаждают вагоны прибывшего поезда. Гиды мечутся по платформе, наметанным глазом определяя среди толпы пассажиров иностранных туристов, новичков, людей, приехавших поразвлечься. Они неотступно следуют за намеченной «жертвой», засыпая сотнями вопросов и давая тысячи рекомендаций.

— Сахиб, вы не пожалеете, если остановитесь в отеле «Тадж Махал».

— Только я знаю, где расположены лучшие рестораны Бомбея.

— Если вы захотите искупаться в океане, послушайте моего совета…

— Вы первый раз в Бомбее, идемте, я покажу вам его достопримечательности.

— Если вы наймете меня, через три дня вы будете знать Бомбей, как свой родной город.

— Послушайте меня, миссис, я могу отвезти вас в недорогой и очень комфортабельный отель.

И так без конца… Множество предложений, бесконечные советы. Я с трудом отделываюсь от осаждающих меня гидов представителей отелей, агентов по продаже кашмирских кустарных изделий.

На привокзальной площади шоферы такси перехватывают друг у друга пассажиров. Мой чемодан оказывается в одном такси, я — почему-то в другом. Я, естественно, протестую. Разгорается странный, на мой взгляд, спор. Один шофер считает, что мэм-саб должна сесть в машину, где лежит ее чемодан, другой — иного мнения.