Завтра война - Александр Зорич

– Паркида? М-мм… планета такая.

– Правильно. Планета. Где?

– В Конкордии? – неуверенно предположил я.

– И это правильно. Вы делаете успехи, кадет Пушкин. Если так дальше пойдет, может быть, и доверим вам мытье гальюнов на флагмане Первого Ударного флота.

– Благодарю за оказанное доверие! – рявкнул я, подыграв Кольке.

А что мне было делать – ну не обижаться же? Он по жизни эрудит, а я – всего лишь тупой служака. Зато у меня невеста в Конкордии. И бицепс на два сантиметра больше.

– Не спешите благодарить, кадет Пушкин, – продолжал издеваться мой друг. – А Паркида, эта вот планета, чем знаменита?

– Она… самая большая?

Я не придуривался. Я действительно ничего особенного припомнить о Паркиде не мог. Мало ли планет?

– Она большая. Но не очень. Не как Юпитер. И до Марса не дотягивает. И Луна, пожалуй, побольше будет. А так – большая. Под определенным углом зрения. – Коля веселился вовсю. – Скажем, если в упор ее разглядывать – большая, конечно. Носом в Паркиду упереться – и смотреть в оба…

Я не утерпел и несильно двинул его кулаком в бок.

– Задолбал, правда. Давай уже про свой люксоген и пошли обедать, а то время.

– Саша, но это же все знают! Из этого большой тайны никто не делает! Паркида – фантастический заповедник планетообразования! Это небесное тело, которое на восемьдесят процентов состоит из углерода и легких металлов, а на остальные двадцать – из так называемых люксогеновых песков! То есть это одно огромное месторождение того самого естественного сырья, из которого производится люксоген! Ее открыли через два года после того, как была издана эта вот книга!

Коля потряс у меня перед носом «Актуальными проблемами межзвездной энергетики».

– Вот теперь вспомнил. Я это знал. Да. Я знал, что конкордианский люксоген производится из природного сырья. Поэтому он получается хороший и дешевый. А наш весь синтетический, жутко дорогой и для него нужны более сложные реакторы.

– Да, конечно же, знал! Просто у тебя вся башка этой Иссой забита! Ты даже во сне с ней разговариваешь, казанова из Тамбова!

– Правда? – Я, кажется, покраснел.

– Стану я тебя разыгрывать. Хочешь проверить – стрельни у начхоза «Сигурд» и поставь ночью на запись.

– Делать больше нечего. Ты мне так скажи: о чем же таком я с ней разговариваю?

Тут уже покраснел Коля.

– Да о таком всяком… Личном…

Я не виделся с Иссой пять месяцев. Собственно, с того самого дня как попрощался с ней в санатории «Чахра».

Не скажу, что эти пять месяцев были для меня «сущей пыткой» или «кромешным адом». Но, конечно, когда выдавалась свободная минута, я по Иссе скучал. И довольно сильно.

Спасало меня то, что свободные минуты выдавались нечасто. Стоило нам, выжившим в наотарской бойне кадетам, вернуться в Академию, как Федюнин взял нас в оборот. Чтобы, значит, мы не расслаблялись и не зазнавались.

– Что, голубчики, повоевали? Это очень хорошо. Герои! Орлы! А сколько же боевых вылетов вы сделали, орлы?

Неожиданно для самих себя орлы припомнили, что боевой вылет был сделан ровно один – тот самый, грандиозный, по плану операции «Сияние». После «Сияния» боевых действий, как известно, уже не было. Мы с Колей в составе эскадрильи Готовцева слетали несколько раз на патрулирование и разведку. Но, слава Богу, джипсы с Наотара убрались, а потому Экспедиционный Флот сдал свой боевой участок эскадрам Конкордии и отправился из системы Дромадера восвояси.

В общем, получилось глупо: столько нервов, а боевой вылет один-одинешенек! А ведь все мы имели хорошие шансы погибнуть в ходе «Сияния». Многие и погибли – как Егор Кожемякин, Леонид Фрайман или трое наших кадетов, вылетевших в составе злополучной эскадрильи И-01, из которой не вернулось больше половины машин.

О том мы Федюнину и говорили.

– Один. Один боевой вылет, товарищ капитан первого ранга, – сказали мы. – Но зато какой! Джипсы были повсюду! Они сновали вокруг нас, как акулы! Подсчитано, что на каждую минуту огневого контакта пришлись три потерянных флуггера! Но мы дрались как львы! И кровавая победа наша…

– Это я знаю, – отвечал Федюнин. – Погибшим – вечная слава. Кадетам Колпину, Рубину, Власику и Терентьеву, каждому посмертно, присуждено звание лейтенанта и славная боевая медаль «За отвагу». Их имена украсят самый верх второй золотой доски на нашей Аллее Героев, которую, кстати, сейчас готовят к установке. Как я знаю, даже те, кому не хватило боевых машин, во время контратаки джипсов подвергались на борту авианосцев смертельной опасности. Мне уже сообщили, что Власик пал смертью храбрых именно на авианосце «Три Святителя», когда четверка джипсов обстреляла жилую палубу корабля. А вы, выжившие, примите мои поздравления. И благодарность от командования в личное дело.

– Служим Директории! – рявкнули мы с формальным энтузиазмом.

Чувствовалось, Федюнин клонит куда-то… К чему-то… Но даже проницательному Самохвальскому не хватило сообразительности сразу раскусить нашего комфакультета.

– А теперь, товарищи кадеты, хотел бы вам кое-что напомнить. Пока вы по любезному приглашению Народного Дивана Конкордии прохлаждались на шикарных курортах и вступали в разные сношения с офицерами наших собратьев по Великорасе…

При этих словах Федюнин выразительно поглядел на нас с Колей. Мы же глядели точно перед собой и лихорадочно соображали, кто кого заложил – я Колю или Коля меня.

– …Так вот, в это самое время ваши товарищи уже начали сдачу летней сессии. Причины вашего отсутствия, конечно, уважительные. А потому каждому предоставлена законная отсрочка на месяц. Но экзамены надо сдавать. Все до последнего. У нас особенных нет, если еще не забыли.

О мать-перемать! Ну как же так?! Мы же орлы! Настоящие боевые офицеры – даром что без мечей и звездочек! С нами за одним столом пили коньяк лучшие люди эскадрильи И-02! Нас хвалил сам Готовцев! Да что Готовцев?! Тоцкий называл нас… как же он нас называл?.. «стражами будущего»!

А в торжественном обращении Народного Дивана как сказано, знаете, товарищ комфакультета? «Длань Ахурамазды над вами, пламенные львы Наотара!»

И что же теперь получается? Садитесь зубачить статуты орденов, пламенные львы Наотара?

А ведь контр-адмирал Туровский обещал нам, что вылеты в зоне конфликта и боестолкновения пойдут нам в зачет как экзамены по летной и огневой подготовке!

Все эти соображения мы Федюнину и предоставили. Без грубостей, в деликатной форме, конечно.

– Что обещал контр-адмирал Туровский, я отлично помню. Но вы же по числу вылетов и боестолкновений не добрали до нужных показателей, ребята!

– А мы пять раз, между прочим, летали. Если с патрулированием считать, конечно, – вставил Коля.

– В зоне конфликта вы летали один раз. Это был ваш единственный вылет – он же и боестолкновение. А четыре патрульных вылета после того, как джипсы очистили Наотар, в расчет не берутся. Потому что конфликт закончиться успел. И следовательно, летали вы не в зоне конфликта, а… просто так. В мирном космосе, товарищ кадет.

– Но это же было настоящее патрулирование, товарищ капитан первого ранга! – поддержал я Колю. – С полным боекомплектом на борту! Между прочим, на соседнем авианосце во время патрулирования один флуггер погиб. Из-за сложной летной обстановки в районе раздробления астероидов на орбите Наотара.

– Правила есть правила, кадет Пушкин, – отрезал Федюнин.

– И ведь это верно, товарищи кадеты! – воодушевленно воскликнул сукин сын Белоконь. – Во время наотарского инцидента мы повысили свое боевое мастерство! Так покажем же его нашим экзаменаторам!

– Белоконь, хоть бы раз вы промолчали, – хмуро сказал Федюнин. – Все свободны.

Остаток июня и весь июль мы сдавали зачеты и экзамены. Зачетов было под двадцать. Экзаменов – пять: два практических и три теоретических. Практические – это огневая и летная подготовка. Теоретические – военная медицина, тактика воздушно-космического боя и статуты орденов.

К счастью, большинство преподавателей и инструкторов вошло в наше положение. Нет, вы не подумайте: все они были честными, исполнительными офицерами. Эти достойные бывалые мужчины и женщины были готовы пристрелить на месте любого кадета, который попытался бы взять их «на жалость». Мы и заикнуться не смели ни о чем вроде: «Мы только что с войны вернулись… Нас чуть не убили… Поставьте нам зачетик не глядя…»

И все-таки в том равновесном положении между «зачтено» и «не зачтено», когда любой препод обычно с удовольствием отправляет на пересдачу, нам скрепя сердце зачет все-таки ставили. И от иезуитских дополнительных вопросов берегли.

Например, всем было известно, что капитан-лейтенант Гридасов, специалист по обмундированию, снабжению и комплектации, обожает экскурсы в историю своего предмета. Экскурсы были интересны и воодушевляющи, но потом ведь их приходилось припоминать к зачету! А между тем среди любимых дополнительных вопросов Гридасова значились такие, на которых потерял бы репутацию иной доктор исторических наук.