Убить Гиппократа - Елена Сазанович

неизвестное место с одной ночевкой он, не думая, называет домом. Даже гостиницу. Даже ночлежку. Даже больницу. Более того – самое ненавистное пристанище он называет домом. Какая глупость. Какой, к черту, это для меня дом! Дом… Горький комок подкатил к моему горлу… Нет, я не могу все это выразить. Хотя, может, все гораздо проще. Дом – это где тебя ждут. Даже если это только собака. А, если собаки нет… Все равно ждут… Ждет сам дом. Поскольку дом – это понятие одушевленное. Дом умеет ждать всегда. Мой дом там… Где я родился. Где любил своих родителей. Где остался сиротой. Где жил со своим другом Вражком. Где за окном шумит развесистая ива. А к окну прилипли мокрые от дождя листья. А на подоконнике – крошки для голубей. А в столе – фотографии мамы и папы. А на столике (единственное, что осталось от моего старого интерьера – папины кругленькие и вызывающе немодные очки). А за стеной непременно плачет соседский ребенок. У него еще есть мама и папа. Ему еще по жизни везет… Где… Нет, не буду, это слишком для меня больно. Ведь сегодня все-таки я шел, как ни крути, домой. Фразеологизм, метафора, сленг – как угодно – победили. Я шел домой.

Из столовой неслись запахи жареной рыбы, бочковых огурцов и перебродившего кваса. Похоже, ребятки уже в сборе. И вновь невольно подумал: ну, почему нет четвертого? Я размашистым шагом вошел в столовую. Туполев и Дункан сидели за длинным столом на своих местах. Эх, четвертый, ну, почему ты меня подводишь… Мне кажется, с тобой было бы легче. Правда, сам не знаю – почему. Впрочем, и это объяснимо. В непростых ситуациях неизвестность не столько пугает. Сколько интригует. В непростых ситуациях больше надеешься на неизвестность. Вдруг она принесет спасение? Избавление. Или хотя бы облегчение. Впрочем, какое это заблуждение!.. Ну вот, я уже рифмами заговорил. Похоже, это не к избавлению. И, похоже, это не заблуждение. А просто отчаяние. А отчаяние было уже не в рифму.

Я сел на свое место. И только теперь заметил четвертый стул. И четвертый набор столовых приборов. И немного развеселился.

– Кого-то ждем?

– Четвертого, – буркнула Дункан.

Она разглядывала свои длиннющие ногти. Словно собиралась ими орудовать вместо вилки и ножа. И главное – у нее бы это вышло презамечательно. Я явственно представил, как она своим синим когтем нанизывает кусочек бочкового огурчика и прямиком отправляет его в свой широкий красный рот. И аж содрогнулся. Если она Дункан! Тогда я Дракула – не меньше. Нет уж – ей бы какую кличку попроще. Ну, к примеру… Баба-я… Стоп. Яга здесь ни при чем… Дункан, так Дункан.

– А чего его ждать, – скривился Туполев, – четвертого этого. Чего ждать, когда охота жрать. Кишку уже скрутило!

Ну, если это мурло зовут Туполев… И что тогда? А Склифосовский? А Платон? Аристотель? Цельс?.. Да черт с ними, кличками. От гениев не убудет. А мне важно даже не узнать их настоящие имена. Например, изначальный вопрос: что эти господа делают в таком замечательном месте?

Я – доктор Смерть. Коротко и ясно. А они кто? Дункан. Искусство, что ли? Или более конкретно – хореография? Я так понимаю – у них задача тоже вполне определенная. Вовремя убрать талантливого идеалиста-танцора. Вначале украсть у него пуанты. Потом подстроить, чтобы он ненароком споткнулся и сломал ногу. Или ненароком упал в оркестровую яму. Оступился, жалкий пропойца! Долой русский балет! Самый лучший балет в мире!.. Да, для фантазии, и не только хореографической, места предостаточно. Или я невольно становлюсь параноиком?

А Туполев. Ну, тут попроще. Ученый. Авиаконструктор. Долой русских изобретателей! Самых лучших изобретателей в мире! Саботаж, неисполнение, подмена, срыв, взрыв – в конце концов. А если совсем уж невмоготу – тут же можно подключить и меня – доктора Смерть.

Фу! От этих тяжело прыгающих мыслей я даже вспотел. И вытер носовым платком лоб. Нет, не так. Поточнее будет совсем по-другому. Я вначале полез за платком в карман. В одном не нашел. Полез во второй. Достал его. Да, да, помню – именно так и было. Я уже достал его. И даже приложил ко лбу. Вот! Точно! Уже приложил. Как распахнулась входная дверь и в коридоре послышали легкие торопливые шаги. И вошел, нет, точнее вбежал, четвертый. А мой платок вместе с моей рукой так и застыл на моем вспотевшем лбу…

Нет-нет, я опять все перепутал. Какая путаница мыслей постоянно в моей голове! От южного солнца, что ли? Скоро мои мысли выгорят, как выгорело лицо и волосы шофера-инопланетянина. О господи, нужно остановиться. При чем тут инопланетянин? Ведь только что зашел, нет, вбежал… Тьфу ты! Я основа за старое. Нужно точнее, вернее, смелее. Не вбежал, а вбежала. Не четвертый, а четвертая. Да хватит себя мучить! Ведь это Ядвига. Ну, же смелее! Это… Это…

В общем, вбежала Яга. И я уронил носовой платок.

Это была моя первая реакция на ее появление. В общем, довольно банальная. Довольно предсказуемая реакция. Всегда непременно нужно что-то уронить, когда проявляется нечто неожиданное. Если бы у меня была в руках тарелка, то я бы уронил ее. Было бы гораздо эффектнее. Грохот и осколки. Еще я бы мог уронить торт, если бы держал его. Но здесь почему-то нас не угощали тортами. Но было бы тоже неплохо. Как в американских фильмах. Торт прямо взрывается на полу. Даже смешно… Но я уронил носовой платок. Легкий, серый. И никто не заметил. А я так же незаметно, быстро и ловко поднял его.

Спецэффекты здесь были неуместны. И я всегда должен помнить, что нахожусь в том месте, где лишняя информация о тебе не просто некстати, а очень опасна. Может, даже смертельна…

Так, нужно сделать безразличный вид. Я сделал. Может, даже от скуки зевнуть? Нет, перебор, пожалуй. Ну, кто зевает при появлении новенького? Вернее, новенькой? Да еще какой! Вот уж ей точно бы подошло, без обиняков. Без преувеличений. Яга! Хорошо, что я это еще не ляпнул вслух.

Я поразился, как сразу ее узнал! Черные, замечу, не рыжие, а черные стриженые под каре волосы (а-ля Эллочка-людоедочка – неплохой паричок для зловещего образа). Чернющие дугообразные брови. Алые накрашенные губы. И почему-то одна, совсем впалая щека. Одна. Кого-то одна впалая щека могла бы и оттолкнуть. Но не меня. Видимо, я был из тех психов, которым нравилась именно одна впалая щека. Как врач я сразу скумекал, хотя не был дантистом, что