Смерть на выбор - Марианна Баконина

Господин Муса интересовался предметом по-любительски. Как положено, восхищенно цокал языком, когда упоминался список Корана одиннадцатого века или изукрашенный причудливыми миниатюрами сборник лирики Абу Нуваса. Он явно учился не только в Европе. До того, наверное, закончил хороший колледж в Бейруте. Или в Каире. Скорее даже не в Бейруте. Город уже четверть века в огне междоусобной войны, а арабскому гостю не более тридцати пяти.

Основное блюдо — и разговор более серьезный. Нина не поняла, кто именно — Глеб или Игорек Караямов — помянул исламский фундаментализм. Господин Муса отреагировал моментально. Без иронии, как это сделал бы араб-западник, но и без пены у рта.

— Исламский фундаментализм — штука гораздо более гуманная, чем это принято признавать в Европе и Америке.

— Гуманная? — тут же ощерился Глеб. — Особенно в Алжире, или Афганистане, или в Иране!

Нина промолчала. Зачем ввязываться в заведомо бессмысленные споры о смысле жизни?

— Я не говорю о деформациях всякого рода. В конце концов, ку-клукс-клан, или фашизм, или концентрационные лагеря придумали не мусульмане. Сам же по себе ислам, фундамент, основа ислама — это морально-нравственное послание последнего пророка. Очень напоминающее то, что говорили и все предыдущие пророки — Авраам, Моисей, Иисус. Мухаммад пришел последним, он — последний пророк дома Авраамова, и он принес последнее предупреждение: человечество живет неправедно и неправильно, он заставил обывателя вспомнить о Боге, о пророках, о том, что человеческая жизнь — священна и осмысленна, если, конечно, человек избавился от тупого обывательского довольства. От того самого, что проповедуют благодетели из Вашингтона, Парижа, Лондона.

— Вот уже начинается пропаганда, один шаг до лозунга «Бей франков», как это по-турецки, Нина?

И этот выпад коллеги Нина пропустила мимо ушей. Она зачарованно слушала ливанца. С ним трудно согласиться, но излагает умело.

— При чем тут лозунги? Кто собирается нападать на Америку? Пакистан? Зачем же тогда сами янки напичкали страну своим оружием. Иран? Тоже, кстати, вооружен техникой с надписью: «Made in USA». Но, даже вооруженные Америкой, они вряд ли смогут одолеть нашу единственную сверхдержаву…

— Ребята, давайте еще по глотку, за знакомство, — вдруг вмешался молчавший весь вечер старик Караямов. Он почему-то забеспокоился. Раньше он не был ни нервным, ни молчаливым. Как меняются люди во времени и пространстве…

Все чокнулись, но говорить о фундаментализме не перестали. Глеб ядовито усмехнулся и, обращаясь исключительно к Нине, произнес:

— Да, вы с Мартыновым были тогда правы… Исламский Восток, в частности Ближний и Средний Восток, сожалеет о переменах в России. Их больше устраивало двухполюсное устройство мира. Было пространство для маневра…

— Я же тебе рассказывала, как турки, вполне мусульмане, вполне действенно сочувствующие боснийцам в Сараеве, прокомментировали натовские бомбежки. Они сказали, что раз кто-то один может решить сбросить бомбы на их врагов, этот один может и на них потом сбросить бомбы, если что не так.

— Очень верное замечание, — серьезно кивнул ливанец. — Но дело даже не в политике, в нравственности, в морали… Ислам воспринимается в США как духовная угроза. Вера в Бога Единого раздражает истеблишмент.

— Они тоже верующие… — задумчиво вмешалась Нина. Интересно, станет ли он твердить о том, что Троица, по сути, многобожие?

Ливанца волновало другое.

— Западная цивилизация вовсе не христианская! Что-то я не замечаю, как президент Клинтон или премьер-министр Мейджор делятся с кем-нибудь последней рубашкой.

Бертрана Рассела финансовый партнер старика Караямова читал.

— Они, конечно, обидятся, если назвать их плохими христианами…

Глеб и Нина тоже читали Рассела. Они весело переглянулись. Атаковал первым Глеб:

— А кто же они?

— Основа современного мира — языческий Рим. Римское право, сенаты, Капитолии, есть, разумеется, и всяческие примеси — халдейские, египетские, финикийские…

— В виде денег… — подала голос Нина. Впрочем, голос звучал мягко, интересный тип — банкир из Бейрута. Не хотелось его обижать.

— И вот эта старая как мир система, используя новые слова: «демократические ценности», «прогресс», «свобода», «общечеловеческие интересы», — отстаивает власть верхних, или, по-египетски, жреческих, слоев, которые подчинили и низы в своих странах, и другие государства, которые они именуют «третьим миром». Но откуда эта святая уверенность, что Римский мир — PAX ROMANUS — это благо? Это хорошо?

— Насчет римского язычества, вытеснившего подлинное христианство, — любопытная теория. Но не важно, языческий или христианский, но именно этот мир, или Рим — кстати, по-русски получается перевертыш, — научился лечить многие болезни, научился передвигаться со скоростью звука, научился…

— Убивать сразу миллионы…

— Убивали везде и всюду, — отрезал Глеб. — Главное, этот мир поделился своими знаниями со всеми остальными.

— Поделился! С теми, кто дал миру Авиценну и Аверроэса!

— И остановился на этом!

— Был остановлен!

— Интересно, а в Ливане есть традиция, в соответствии с которой женщина может остановить мужскую ссору, бросив платок или еще как-то? — спросила невпопад Нина. Спросила намеренно. Теоретический спор превратился в почти практический и очень воинственный базар.

Мужчины ошарашено замолчали. Но даже вежливый господин Муса не ответил. Зато вновь ввязался в разговор старик Караямов:

— Нино, ты коньяк к кофе любишь, я знаю… Коньяк здесь дивный. А как все остальные?

От коньяка никто не отказался. От кофе тоже. Десерт же заказал только ливанец. Остальные сослались на и без того сытные порции. Чем еще раз блистательно опровергли легенду о том, что русские много едят. Русские едят значительно меньше, чем завсегдатаи парижского «Максима», лондонского «Филтонс» или нью-йоркского ресторана «Уолдорф-Астория». Скорее всего быль-небыль о чудовищном аппетите обитателей холодной и снежной Московии живет со времен хождения князя Владимира на Херсонес или после посещения сей дальней страны маркизом де Кюстином. В общем, клевета побежденных и в тот, и в другой раз европейцев.

— Но Восток действительно полон загадок, даже сейчас. — Первым опять заговорил бейрутский банкир.

— Кто с этим спорит? — Нина решила не доверять беседу Глебу и придерживаться холодновато-светского тона. По мере возможности соглашаться и ни в коем случае не спорить.

— Странно, здесь в Петербурге тоже чувствуется дыхание Азии, хотя город задумывался как европейский…

— О да! — Великолепная тема: петербургские тайны, а заодно тайны русской души. Говорить об этом можно вечно, горячиться же никто не будет. Оголтелых русопятов среди присутствующих нет.

— Между прочим, город подкидывает такие загадки, такие загадки. Сейчас, например, кинжалы восточные постоянно находят в самых разных местах, — опять заговорил Игорь Караямов, причем впервые не о еде и не о питье.

Нина насторожилась. Не Максимовы ли кинжалы он имеет в виду? Но пока на всякий случай промолчала. Не молчал господин Муса:

— Какие кинжалы?

— А чуть ли не арабские. Не то друзские, не то чеченские, не то еще какие-то. Мне один знакомый рассказывал. И уже не первый случай. Их подкидывают. Кому в сумку сунут, кому в форточку пропихнут…

— Друзы — это Ливан… Занятно… И кто же это делает?

— Никто не знает. Слухи ничего не объясняют. Больше всего, конечно, говорят про чеченцев. Время такое, — охотно ответил партнеру по бизнесу Караямов.

— При чем тут чеченцы? — раздраженно проговорил Глеб. Он впервые слышал про какие-то там кинжалы, но стерпеть очевидный бред не мог.

— Кто ж еще? — не унимался Караямов.

— Кто угодно! Узбеки, туркмены, те же друзы… Ты же востоковед. Придумай сам!

— Это не друзские кинжалы, а йеменские, — не выдержала Нина.

— Джанбии? — Господин Муса вздрогнул, или это только показалось?

— Да, вроде. — Она уже сожалела о сказанном, но слово, как мотылек, уже летело к разгоревшейся свече любопытства.

— Откуда такие сведения? — Ливанец опять был безукоризненно светским и благовоспитанным.

— Слухи… — уклончиво ответила Нина, она вдруг вспомнила причитания и заклинания супруга, молившего никому не рассказывать об их расследовании. Впрочем, Максим опасался конкурента с телевидения, а не араба — любителя восточных редкостей.

— Слухи о джанбии? Да в этом городе не больше пяти человек само слово это знают! От пяти человек слухов не бывает! — справедливо заметил ливанец.

— Я сама не арабист, — принялась открещиваться от резонных выпадов Нина.

— Но вы видели джанбию?

— Да, как-то пришлось…

И тут ей на помощь пришел Глеб: