Нить времен - Эльдар Саттаров

Если желание твое так велико, я дам тебе его адрес.

– Спасибо, Жюль.

На следующее утро были запланированы основные пункты программы участия в форуме – речь Тони Негри и манифестация против войны США в Ираке. Пробиться на выступление Негри было непросто, послушать его стремились тысячи, очередь надо было занимать как минимум за час. Аудитория в основном состояла из молодых людей в мешковатой одежде в стиле «гранж», перуанских вязаных шапочках, разноцветных ботинках «доктор мартенс» различной высоты и количества отверстий для шнурков. Представлены если и не все народы мира, то точно все основные расы. Довольно много симпатичных девушек, некоторые из них сидят на земле в обнимку с длинноволосыми парнями, которые тогда еще не начали отращивать бороды. Несколько человек, не попавших на огороженную площадку, забрались на деревья и слушают оттуда. Когда Тони Негри появляется на сцене, партер взрывается аплодисментами. Это высокий, поджарый человек с орлиным носом и седеющей, но густой шевелюрой, одетый в коричневую кожаную куртку поверх классической рубашки, с элегантным шарфом на шее. Когда он начинает говорить на французском, раздается недовольный ропот. Тогда он обещает дублировать каждую фразу на итальянском, чем поднимает новую волну рукоплесканий. Для начала он констатирует, что тысячи человек, собравшиеся в Париже, все как один выступают против капитализма и хотят изменить мир к лучшему. Но борьба против капитала – это отнюдь не поэзия, и его концепция нового класса «социальных рабочих» является далеко не поэтической метафорой. Сегодня трудящиеся работают точно так же, как сотни лет назад, но манера их труда во многом обновилась. Классовый состав пролетариата в наши дни безвозвратно изменился. Объясняя свою новую классовую концепцию, Негри возбуждается – начинает тараторить и обильно жестикулировать. Изменения в организации производственных процессов вызвали качественные изменения в техническом составе и политическом сознании трудящихся масс.

Оратор слегка путается в очередности своих итальянских и французских тезисов и нервно смеется вместе с публикой. Все эти изменения, продолжает он, стали результатом реструктуризации, предпринятой капиталистической реакцией в ответ на события шестьдесят восьмого года. С того времени фабрика больше не является центром производства прибавочной стоимости. Этот центр сместился, распространяясь из промышленных цехов на все современное общество, которое он называет «социальной фабрикой». В процессе производства прибылей для капиталистических корпораций заняты огромные массы населения. Няни, сиделки, работники системы лингвистических отношений, люди, занятые в сфере культуры и общественных связей и эксплуатируемые в качестве таковых капиталистическим обществом, являются сингулярными единицами нового классового множества. Собравшимся нравится это определение, они хлопают. Если бы здесь были попутчики Альберта и Айвара из автобуса, может быть, они перестали бы, наконец, рассуждать о промышленном рабочем классе и ощутили собственное достоинство, как и присутствующие. Речь Негри обращена как раз к таким, как они. «Грантоед ведь, к примеру, тоже работает, – думает Альберт, – чтобы выбить грант, он наверняка должен много договариваться, выполнять различные формальности, выстаивать очереди на прием – это, должно быть, весьма тяжкий и унизительный труд». Каждый ведь по-своему работает, отстаивал между тем свой тезис оратор, даже безработные, даже домохозяйки, и все они терпят эксплуатацию капиталистического общества. Основной характеристикой работы в наше время является ее нематериальность, в том смысле, что она все меньше направлена на производство конкретного продукта. Нет, конечно, материальный труд никуда не испарился, остается множество фабрик, цехов, потовыжималок с детским трудом, но он уже вторичен по отношению к интеллектуальной, сетевой, изобретательской и научной работе. Такая работа теперь находится в центре процесса самовозрастающей стоимости. Когда Маркс начал говорить об этом процессе, в мире насчитывалось лишь сто-двести фабрик. Сегодня проблема заключается не в том, чтобы заключить альянс между рабочим классом и альтерглобалистским движением, а в том, чтобы найти общее достоинство, которое они могут отстаивать, предлагая миру иной образ жизни. «Оставим альянсы Сталину!» – закричал Негри, но ожидаемых аплодисментов в этот раз не вызвал. Альберт думает, что вряд ли собравшаяся молодежь хорошо знает, кто такой Сталин. Тогда Негри приводит пример крестьянства – большой глупостью марксистов прошлого было исключение крестьянства из рабочего класса, потому что крестьяне трудятся, пашут, и еще как! В наше время они выстраивают новые отношения с природой, когда производят хороший сыр и хорошее вино. В то же время они обладают огромным потенциалом сопротивления поглотившему их глобальному капитализму. Нужно понимать специфичность труда каждого, а не смотреть на него сверху вниз глазами промышленной рабочей аристократии, которая считает, что крестьян не существует – «Какое дерьмо!». Негри теперь быстрее и сильнее вращает руками, вынуждая всех стоящих с ним на сцене помощников и английского переводчика каждый раз отступать и пригибаться, чтобы он им ненароком не заехал в челюсть. Потом он говорит о скрытой от всех повседневной работе женщин, домохозяек, чьей обязанностью всегда было знать «где лежат носки в доме». Этот невидимый домашний труд на самом деле является фундаментальным, хотя бы для воспроизводства рабочей силы для тех же заводов и фабрик. Офисным работникам известно, насколько важным является выстраивание отношений, «производство аффекта», «лингвистические отношения» в процессах производства прибыли и повышения стоимости. В общем, все работают, каждый по-своему, повторяет он, и капиталистическое общество покоится на эксплуатации работающего множества «социальных рабочих». Авторская формулировка Негри концепции «множества» положила конец не только концепции гегемонии пролетариата, считает он, но и понятиям народа и нации, растворяющимся в этом глобальном множестве, равно как и всех прочих надстроек, созданных государством ради обеспечения собственной представительской основы. Вот почему это множество нянь, программистов, домохозяек и лингвистов рано или поздно обретет собственное классовое сознание, чтобы создать свою политическую партию. Первыми требованиями такой партии должны стать выплаты глобального прожиточного минимума для всех и каждого, а также легализация иммигрантских потоков для обеспечения свободы перемещения рабочей силы. Что-то вроде шести миллиардов регулярных грантов и всеобщего безвизового пространства. Когда несколько обескураженный Альберт уходит с собрания, толпа скандирует «А! Анти! Антикапиталиста!».

Ступни скользят и все более неуверенно находят опору в накопленном позитивном опыте… И обратил я к отчаянью сердце свое… Я почему-то сразу нутром понял, что я ее больше никогда в своей жизни не увижу… Что было, то и будет, и что творилось, то и будет твориться… Теперь возможно лишь стремительное падение в до боли знакомую, непроглядную зыбь…

Сначала он несет вместе с москвичами черный транспарант с белой надписью на французском «Капитализм = Каннибализм». Потом Айвар просит его выйти вперед, чтобы зарядить для всех партизанскую песню «Bella Ciao». Он передает свой кусок транспаранта Айвару, выходит вперед и начинает во всю свою луженую глотку заряжать: «Una mattina, mi