Повелитель молний - Олаф Бьорн Локнит

Из дальнего конца прохода донеслись раздраженные оклики тюремщиков, звяканье оловянных мисок и недовольное бормотание заключенных.

– Ужин, – оповестил Силли, подползая к решетке. Он оказался местным уроженцем неопределенного возраста, замызганным и каким-то пришибленным, похожим на уличную дворняжку.

«Ужин – значит, вечер, – сообразил Конан. – Мы отправились в город вроде бы до наступления полудня. Ши наверняка благополучно добрался до трактира, но сейчас у них полно хлопот и без меня. Не станем отчаиваться, подождем до завтрашнего утра – что-нибудь да выяснится».

Кормили в Аль-Ронге такой баландой, что при одном взгляде на нее воротило. Конан, которого до сих пор слегка мутило, отдал свою порцию ничуть не возражавшему Мейгелену.

После кормежки стражники прошли мимо клеток, собирая миски и проверяя, как поживают доверенные им узники, не развлекается ли кто попытками распилить решетку или задушить соседа. Лампы погасили, оставив всего парочку, отчего помещение стало в точности смахивать на подземелье, хотя Мейгелен утверждал, что их содержат на первом этаже Колодца. Тюремщики уселись за колченогий стол, поставленный в закутке около дверей, откуда-то появились запрещенные вещи – корзина с кувшинами и кости. Стражники затеяли игру, прислушиваясь, не идет ли с проверкой начальство. В клетках шушукались, сплетничали, строили планы, переругивались, тайком жгли крохотные свечи и тоже метали сохраненные от обыска костяные кубики.

Бесконечно долгая ночь тянулась и тянулась, выматывая душу и сводя с ума.

Попытка Конана задремать окончилась печально – ему приснилось, что каменные плиты сверху начали медленно опускаться, грозя расплющить его в тонкую лепешку. Кроме того, он начал испытывать необъяснимое беспокойство, и вскоре понял его причину. Его изводило пребывание в маленькой, тесной и душной клетке, где он не мог встать или лечь в полный рост, непременно упираясь головой либо в потолок, либо в стены. Захотелось пить, но для этого требовалось окликнуть и попросить тюремщика, чего Конан делать не собирался. Опуститься до просьб, с его точки зрения, означало проявить слабость.

Его метания туда-сюда по крохотной клетушке разбудили Мейгелена. Туранец заворчал, проклиная неугомонного мальчишку. Заключенные – старые, молодые, бывалые и не очень – спали, наполняя помещение своими запахами, вскриками, храпом и постанываниями. Стражники дремали, сидя за столом, иногда по очереди вставали, обходя ряды клеток, лениво заглядывая внутрь и убеждаясь, что никто из узников не придумал чудесного способа исчезнуть. Тоненько попискивали крысы, юркая вдоль стен и подбирая объедки.

Кто-то негромко постучался в невидимую дверь. Ему открыли. Визитер приглушенно заговорил со стражниками. Прислушавшись, Мейгелен насторожился:

– Ночные охотники пожаловали. Не торчи возле решетки, спрячься и прикинься, что спишь или болен.

– Работорговцы? – догадался Конан.

– Кто их знает… – туранец торопливо отполз вглубь камеры и улегся, накрывшись драной подстилкой. – По мне лучше отсидеть свое положенное, чем угодить к какому-нибудь спятившему болвану. Пропадешь с концами, никто не отыщет.

«Он прав, – мысленно согласился Конан. – Здесь меня хоть могут найти. Никогда бы не подумал, что будет важнее остаться в тюрьме, чем попасть на свободу!»

Поздний гость в сопровождении двоих своих охранников торопливо шел вдоль решеток. Впереди семенил тюремщик с фонарем, что-то быстро и убежденно нашептывая. В его речи отчетливо звучали интонации прижимистого купца, расхваливающего залежалый товар.

Не доходя трех или четырех шагов до притихших Конана и Мейгелена, посетители остановились. Стражник посветил в клетку, толкнул ее обитателя копьем. Покупатель, всмотревшись, отрицательно покачал головой. Возле следующей гость задержался. Вспыхнул поспешный, яростный торг.

– Не повезло, – сочувственно прошипел Мейгелен, когда забренчали ключи и отбивающегося заключенного потащили наружу. Он попытался кричать, но ему быстро заткнули рот, затолкали в огромный плотный мешок и унесли за дверь. Гость рассчитался со стражниками и поспешно удалился.

– Другие придут? – встревожено спросил Конан.

– Иногда человек по десять за ночь шастает.

Новый охотник словно дожидался своей очереди в коридоре. Придирчиво осмотрел предложенные образчики, не нашел ничего подходящего и безмолвно отбыл, оставив раздосадованных стражников препираться друг с другом.

Подождали, не наведается ли кто еще. Дверь не открывалась. Туранец улегся спать, буркнув, что чему быть – того не миновать, а он не намерен сидеть всю ночь, ожидая гостей. Конан хотел последовать его примеру, но тут раздался тихий стук и он решил посмотреть, чья судьба сейчас изменится.

Вошедшего, похоже, знали и побаивались. Стражники вскочили, неуклюже кланяясь. Неизвестный – высокий тип, закутанный в темный плащ с опущенным капюшоном – привел с собой аж троих помощников. После краткого разговора тюремщик, ведавший ночной торговлей, схватил фонарь и уверенно направился в глубину помещения. Гости последовали за ним, брезгливо переступая через кучки мусора и лужи на давно не убиравшемся полу.

Дойдя до конца рядов, стражник опустил фонарь, направляя свет в камеру Конана. Ослепленный, тот поднял руку, защищая глаза и пытаясь рассмотреть, кто стоит с другой стороны решетки. Справа зашевелился Мейгелен, еле слышно повторяя: «Спрячься, глупец, да спрячься же!»

– Вот, – тоном богатого владельца стада или табуна, представляющего завидующим друзьям свое лучшее животное, произнес стражник. – Как вы желали. Только сегодня привели, еще ни в каких бумажках не значится. Правда, ваша милость, парень слегка того… диковат. Видать, совсем недавно в город попал. Ну да верно говорят, норовистую лошадь и объезжать занятнее, хе-хе…

Покупатель бросил на тюремщика один-единственный взгляд. Тот, поперхнувшись и странно булькнув, умолк.

– Беру, – коротко произнес человек в темном плаще. Его голос оказался низким и завораживающе-холодным. Разговаривая, он чуть тянул гласные, отчего даже самые простые слова наполнялись зловещей многозначительностью. Конан невольно вздрогнул и прижался спиной к ржавым прутьям. Клетка вдруг показалась ему родной и привычной, он совершенно не желал покидать ее. – Сколько?

– Так сотни полторы, ваша милость, будет вполне достаточно, – заюлил стражник.

– Сто двадцать.

– Ваша милость! – взвыл тюремщик. – Обижаете честного человека! Я ж вам не какой-то порченый товар предлагаю! Сами гляньте, разве в нашем треклятом городишке отыщешь чего подобное? Мальчика отмыть, подкормить, вышколить – загляденье будет!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});