Дом на миндальной улице - Нелли Федорова

Ребята потихоньку разъезжаются. После всех этих разборок в горах дороги стали безопасны, и люд уезжает путешествовать. Вот она, свобода! Езжай, и никто не запретит тебе слушать, читать, привозить новое…

Почти каждый день я хожу в порт, к дому на миндальной улице. Он стоит там такой уютный, словно она всего лишь отошла на рынок за сливами. Окна плотно зашторены, двери заперты, но все равно кажется, что дом живет. Как будто ждет ее тоже, будто она еще может вернуться. Мне кажется, она так сильно полюбила дом, что в нем остался кусочек ее души, и это она так ласково улыбается из окон, гуляет по лестницам, напевает в комнатах… Я не верю, что ее больше нет. Такие, как она, не могут уйти навсегда и бесследно. Она все равно будет жить в самом духе этого места, в своей любви, которой она так стремилась делиться, в тех рисунках и рукописях, что остались у нас, в наших сердцах и памяти.

Я познакомилась с той женщиной, что живет по соседству. Милая старушка, мы каждый раз здороваемся и разговариваем обо всем. Она показывала мне свой сад, очень маленький, просто крошечный, но весь заросший и ухоженный, а я представляла, как по этим дорожкам шла Нелл, как касалась этих тяжелых сиреневых кистей, чтобы пройти, как отодвигала руками длинные стрелы лилейников, я хотела видеть все так, как видела она. Я взяла у старушки луковку тех цветов, что так нравились Нелл. Надеюсь, он зацветет весной. Я возьму с собой на всякий случай горшок, а в Адрианополисе мы посадим его там, где будем жить, обещаешь?

Я дописываю письмо, и буду собираться. Мне еще нужно многое доделать, и попрощаться с ней за всех нас.

Жди меня. Я целую тебя, милый, до встречи.

Фелисия.

(Письмо Маргариты, кастелянши N, к Августе Сильвии, 29 июля, год 861)

Здравствуй, милый мой дружок.

Мы наконец то в безопастности. Вся эта отвратительная история едва меня не доканала, я два дня лежала с больным серцем! Мне стоело такого труда справиться со своей дурехой. Она едва не испортила мне все планы, начав при баронессе оправдывать эту убийцу! У той даже лицо побилело, когда она услышела эти поганые слова. Впрочем, потом я все уладела, и баронесса понимаит, что Паулина савиршенно неумна. Конешно, для порядочной жены, какой она обизательно будит, это не главное качевство. Зато она с радостью увликлась планами будующей свадьбы и обустройством их загородного дома. Мне удалось увлечь ее этой поезткой так, что она забыла про этот дурацкий суд. Еще нехватало, чтобы она учавствовала в этих пазорных мирапреятиях, она будующая баронесса, и ей нужно думать о своем имени. Слава Богу, она это понемает, и соглосилась. Ты не придставляешь, на сколько более разумной она стала, когда мы избавелись от проклятой девки. Конешно, иногда ей приходят в голову дурацкие мысли, но что с этим поделать – нельзя же пенять на осла, что Господь не наградил его разумом?

Я торопилась уехать из города какможно быстрее. Ты непридставляишь, какие тварятся ужасы. Вдабавак к этой омирзитильной погоде и липам, от которых я чихаю, стали говорить об убивствах. Находят изувечинные, пожранные трупы, целыми семьями, толпами! Уж даже и в самом городе стали находить! Страшно то как жить! А потом и Нелл убили. Конешно, это мог зделать только этот ее муженек безмозглый – с него хватит глупостей, что он наделал. Задирал какого-то вельможу в Сенате, выстовил себя дураком, весде гарланил, что жинился на шлюхе и ведьме. Да ты-то кто тогда, если не можишь справиться с бабой и вправеть ей мозги? Лучше нее, что ли? Ясное дело, что улик против него нет, но кому еще панадобелось бы убивать эту дрянь? В конце концов, ну покричали бы о ней еще пару недель, и забыли бы. И жила бы она себе где-нибудь, не высовывоясь. Все равно ей среди нормальных людей места нет. С самого начала видно было что это выблядское семя, неполнаценноя девка, а такие, слава Господу, долго не живут. Всегда я обэтам знала, с самаго детсва ее, когда она пакостила и скандалела. Девочку мою мне испортела, столько крови вылакола… Но когда вот так вот дазволино убить любого, пусть даже такую мразь, как она, становиться страшно. Ведь если все начнут убивать, кто им ненравится, то никто не защищен!

Все это ужастно. Здесь на вилле баронессы хорошая охрана, я хочь начала нимного чуствовать себя спакойнее. Да и вдобавак сюда приизжают только ее избранные друзья, а они неинтирисуются такими мерзостями. А то, право слово, я устала со своей дурехой в общистве – все смотрят на нее, распрашивают об этой девке. А та рада-радешенька рассказывать всякую ерунду. Слава Богу, удалось все свести к шуткам, так что потом уже все только пасмеивались, но все равно это такое пятно на нашем имени! Чем скорее наша дура забудит про свою безпутную подружку, тем лутше для всех. Барон к ней относится снизхадитильно, тоже все понемает. Конешно, он настоящий мужчина, его неинтирисуют эти бабские глупости, которые ему нисет Паулина, он очень красиво держется, с ней любезин, а та млеит, безтолочь. Вот послал же Господь такую безмозглую девку… Ничиво, поживет не много среди нормальных людей, забудит всю эту чушь. Она будит хорошей хозяйкой, и баронесса от нее в васторге.

Я напишу тебе еще, когда мы не много здесь освоемся.

До скорой встречи, милый мой дружок.

(Фелисия S. Феликсу Аэринея, Адрианополис, 16 мая, год 866)

Здравствуй, Феликс.

Рада была услышать о тебе. Наверное, мы увидимся раньше, чем ты получишь это письмо, поскольку послезавтра мы покидаем Адрианополис и возвращаемся в Эос. Я не знаю, как выглядит теперь моя улица, наверное, ее украсили и расширили, но жить мы будем все там же, зеленые ставни и балкон у часовой башни, не ошибешься. Двери моего дома всегда для тебя открыты, так что мы будем ждать тебя.

Даже не знаю, с чего начать, много вопросов, много мыслей. Но прежде всего я должна поблагодарить тебя за то, что ты сделал для Нелл. Не могу представить, что за удивительная связь была у вас двоих, но она была счастлива с тобой, я в это верю. Ты подарил ей то, чего она заслуживала. И я рада, что в последние минуты именно ты был с ней рядом, я чувствую, одно твое присутствие могло унять ее боль. Благодарю тебя, что ты у нее был.

Нас уже не было в Эосе, когда казнили Северина Нолу, нам об этом написали Кассий и Августа Ирис. Говорят, дело разбиралось больше года, хотя для смертной казни хватало и первоначального обвинения и улик. Конечно, его смерть – слабое утешение, когда Нелл уже не вернешь, но, говорят, содержание под стражей, тот позор, который на него пал, физические страдания его совершенно изуродовали. Ирис, которая присутствовала вместе с княжной на казни, пишет, что он был сухой, как щепка и морщинистый, как старик, весь совершенно седой. Когда его вели, он был не в себе, плакал, просил и люд на площади смеялся над ним, оскорблял и забрасывал помоями. Увы, это не принесло облегчения семьям тех, кто пострадал от его рук, не вернуло затравленных им, и даже не идет в сравнение с той пыткой, что пережила Нелл, но он это заслужил. Сомневаюсь, что его вообще можно было заставить мучиться сильнее. Помпей считает, я стала жестокой, но я тысячи раз убивала его в своих озлобленных мечтах, и мне и теперь все кажется малым.

Может, ты слышал о его жене, госпоже Юлии. Она всегда была недалекой, заурядной женщиной, ограниченной бытом, и за ней никогда не примечалось ничего особенного, тем и удивительнее было то, как она вела себя после ареста мужа. Несмотря на полную изоляцию и то, что ее нигде не принимали и, как некогда меня, прогоняли от ворот палками и собаками, она продолжала искать помощи своему мужу, защиты, покровительства. Она практически жила в тюрьме, ухаживая за ним безропотно до самого конца, снося все его оскорбления и жалобы. Эта отчаянная преданность и стойкость привлекли к ней внимание и сочувствие многих. Никто и не предполагал в этой забитой женщине такого самопожертвования. Я слышала, что теперь, поскольку у них конфисковали все имущество, она живет у сестры, состоит в женской организации, которая занимается благотворительностью и сиротами, и довольно известна и уважаема в городе. Что ж, она это заслужила.

Про ее зятя, Юлия, с тех пор ничего не было слышно. Он покинул Эос и уехал куда-то далеко, к своей родне. Марций и его друг Веспасиан писали ему туда, но не получили ответа.

О Клавдие я тоже наслышана. Разумеется, никто не поверил в то, что смерть Нелл была несчастным случаем. Все его попытки сделать видимость того, что ее убил фанатик или даже кто-то из нас, провалились. Даже те, кто осуждал Нелл, стали поговаривать, что он не такой уж благородный и благодушный вельможа, каким казался, и что у Нелл были причины бежать… Одним словом, сначала его осудило общество, и со временем он остался в совершенном одиночестве. Говорят, что даже его родственники, чуть ли не мать и отец, отказались от него. К тому же дела в Сенате показали его не в лучшем свете, как, должно быть, ты и рассчитывал. После того, как он провалился на работорговле и оказался втянут в контрабанду, доверия к нему уже никто не испытывал, от дел в Сенате его отстранили, заставили заплатить непомерные откупные и штрафы, в общем, через полтора года он был уже нищ и забыт всеми. Никто о нем иначе, кроме как с презрением, не говорил. А еще через год, так и не сумев восстановить ни имени, ни состояния, он покончил с собой, и более того, ему не хватило сил нанести себе смертельной раны, и он просил раба дорезать его. А в предсмертной записке писал о том, что на него покушаются, одним словом, хотел напоследок еще кого-то обвинить.