Её скрытый гений - Мари Бенедикт

она спросила напрямую, я сдуваюсь, как воздушный шар.

— С чего начать?

— Может, с того, на чем мы остановились в прошлый раз? Вы были в Париже в декабре, год назад, а с тех пор ваши краткие письма наверняка не могли передать всю картину.

Париж. Упоминание об этом месте вызывает у меня странную смесь радости и отчаяния. Дружелюбие labo, уважение коллег — и мужчин, и женщин; принятие — осмелюсь сказать, даже чествование меня как личности, со всей моей странностью и прямолинейностью, и, конечно, сам город. Как снова оказаться в столь подходящей мне атмосфере? Будь проклят Жак Меринг. Будь проклята я за свою глупую доверчивость, за то, что влюбилась в него, а потом пожертвовала этой обстановкой, когда он устал от меня и мне стало неуютно в его присутствии.

Слезы набегают на глаза, но я отгоняю их волной гнева, начиная рассказывать об Уилкинсе, Уотсоне, Крике и несправедливости этой глупой гонки. Когда я заканчиваю, Адриенн спрашивает:

— Я вижу, насколько эти поиски захватили вас, и пусть вы столкнулись с ужасной ситуацией — худшей, о которой я когда-либо слышала, но вы ищете ответ на одну из центральных научных загадок. Это Святой Грааль для многих.

Меня удивляет, что она упоминает христианскую легенду, хотя полагаю, что рассказы о Короле Артуре значимы не только для христиан.

— Но это не мой Святой Грааль, Адриенн. Да, были моменты, когда важность этого исследования захватывала меня. Да, были мгновения, когда я представляла, как раскрываю секреты ДНК и получаю признание за этот проект, особенно когда я была так близка к цели. Мне нужно несколько недель, максимум два-три месяца, чтобы разгадать структуру ДНК. Но…

Адриенн, с элегантностью, свойственной француженке, перебивает меня.

— Но вы должны уйти…

— Да, — говорю я. — Я два года работала не покладая рук, в основном в одиночку, меня поддерживал лишь один, но замечательный и преданный помощник, а некоторые коллеги сплетничали про меня между собой и клеветали публично. А теперь на мои исследования посягают те, кто сами назначили себя моими врагами. Они хотят сократить себе путь к открытию и построить модель, используя не свои независимые исследования, а мои с таким трудом добытые данные — мои рентгенокристаллографические изображения, а также все измерения, которые я собрала и включила в отчет Совета по медицинским исследованиям. Я не могу больше участвовать в этом безумии, даже если это означает, что я уйду, не закончив работу полностью. Не завершив свою модель ДНК.

— Я вижу, как это сказывается на вас, моя дорогая Розалинд, — на вашем взгляде, на вашем весе, вашем духе, — она легко касается моей руки. — Но мне не нравится, что ваша жертва останется напрасной. Вы вложили всю себя в эту работу. Может, не стоит уходить до окончания гонки?

— Мне предложили другую работу — исследовать вирусы в Биркбеке под руководством Бернала. Я не надеюсь, что там будет как в labo, я знаю: Лондон — не Париж. И мне придется распрощаться с новенькой, блестящей, ультрасовременной лабораторией Королевского колледжа ради собранной с миру по нитке лаборатории в обычном жилом доме. Но там я смогу качественно и достойно делать свое дело в компании ученых, которые не считают меня отвратительной. И я восхищаюсь позицией Бернала, который считает, что наука должна служить первичным нуждам человечества, таким как здоровье и справедливость, даже если он так думает из-за своих марксистских убеждений. И поскольку я уже перенесла дату выхода в Биркбек на три месяца, я не могу откладывать дальше, рискуя потерять эту возможность.

— Кажется, у вас нет выбора, дорогая, — ласково говорит Адриенн и обнимает меня.

— Возможно, это мой последний и лучший шанс захватить еще немного того, что у меня было в Париже, — шепчу я в ее объятиях.

Глава сорок первая

13 марта 1953 года

Лондон, Англия

— Чему вы, черт подери радуетесь? Это ведь не наша лаборатория ухватила удачу за хвост! — голос Рэндалла гремит по коридору, и вся наша группа вздрагивает из-за этой вспышки гнева. Обычно Рэндалл придерживается спокойного и дружелюбного стиля общения. Марианн, Фреда и Алек тут же скрывают недоумение, а вот Рэю сложнее дается сделать вид, будто не происходит ничего особенного. Все обеспокоены. Что случилось?

Мы собрались около офиса Рэндалла, чтобы отправиться на мой прощальный обед. Обычно такие мероприятия проходят в университетской столовой, но ради меня наш начальник зарезервировал стол в «Симпсонс ин зе Стрэнд», одном из старейших ресторанов Лондона, где даже сегодня, когда еда по карточкам, умудряются подавать великолепное жаркое. Милый и неожиданный жест в честь моего последнего дня в Королевском колледже.

В офисе Рэндалла слышны шаги, а мы притворяемся, будто увлеченно беседуем о необычайно теплой погоде, установившейся в эти дни. Сложно не заметить, насколько все удивляются, когда из офиса Рэндалла выходит Уилкинс. Так это на него кричал начальник? Можно было бы ожидать, что Уилкинс будет выглядеть огорченным, но нет — он улыбается.

— Рад видеть вас всех здесь. Это сэкономит мне кучу времени — можно поделиться новостью со всеми разом. Одним выстрелом одного зайца или как там говорится, — слишком уж лучезарно улыбается Уилкинс.

Рэю как-то удается отрешиться от странности этой ситуации и изобразить ответную улыбку. Видимо, натренировался за долгие вечера в пабе, когда он слушал и притворялся.

— Рад видеть вас, Морис. Что же это за новость?

— Вчера после обеда я был в Кавендише. Кендрю позвонил мне и сказал, что я должен примчаться следующим поездом и увидеть, что придумали Крик и Уотсон.

Кендрю вызвал только Уилкинса, чтобы показать работу Крика и Уотсона? В последний раз меня он тоже посчитал нужным позвать. У меня внутри все сжимается при воспоминании о том визите в Кавендиш, кажется, будто комната раскачивается. Неужели он скажет то, чего я так боюсь? Те самые слова, что разгневают и разочаруют меня? Не могу представить другого повода, который мог бы привести Рэндалла в такую ярость, но и не верится, что это возможно.

Волосы спадают на лоб Уилкинса, он взволнованно выкрикивает:

— Они раскрыли ее! Уотсон и Крик обнаружили последние фрагменты структуры ДНК. Мы уже знали, что фосфаты образуют двойной внешний спиральный каркас, а основаниями эти спирали обращены друг к другу подобно ступеням винтовой лестницы, но Крик и Уотсон узнали, что две пары оснований аденин и тимин, а также гуанин и цитозин образуют ступени, соединяющие поручни. И они обнаружили еще кое-что — когда спирали расходятся, каждое из оснований ищет свое комплементарное основание, образуя новые ступени, идентичные