Призрак - Ю Несбё

— Прекрати! — закричала Ракель, захлебываясь слезами.

Но Харри не прекратил:

— …ей приходится освободить птичку из клетки.

Он слышал, как она рыдает. Знал, что произнес вслух то, о чем она отчасти сама догадывалась, но не находила в себе сил додумать до конца.

— Ты не мог бы меня успокоить, Харри?

Он не ответил.

— Я больше не буду бояться, — прошептала она.

Харри сделал вдох.

— Мы справлялись с таким раньше, справимся и сейчас, Ракель.

Он положил трубку. И вновь пришел к заключению, что стал прекрасным лжецом.

Женщина в окне на другой стороне двора лениво помахала ему тремя пальцами.

Харри провел по лицу рукой.

Теперь вопрос только в том, кто первым найдет Олега: он или они.

Думать.

Олега освободили вчера во второй половине дня где-то в Восточной Норвегии. Он наркоман, которому нужна «скрипка». Он отправится прямиком в Осло, на Плату, если только у него нет нычки. Он не может пойти на улицу Хаусманна: место преступления по-прежнему опечатано. Так где же ему переночевать, не имея ни денег, ни друзей? На улице Уртегата? Нет, Олег бы понял, что там его увидят и поползут слухи.

Олег мог быть только в одном месте.

Харри посмотрел на часы. Ему надо было попасть туда до того, как птичка улетит.

На стадионе «Валле Ховин» было так же безлюдно, как и в прошлый раз. Поворачивая за угол к раздевалкам, Харри сразу заметил, что одно из окон, выходящих на улицу, разбито. Он заглянул в него. Осколки стекла лежали внутри. Харри быстро пошел к двери и отпер ее имевшимся у него ключом. Открыл дверь раздевалки и вошел внутрь.

Ему показалось, что в него врезался товарняк.

Харри ловил ртом воздух, лежа на полу и борясь с тем, что на него навалилось. Это что-то было мокрым, вонючим и полным отчаяния. Харри крутился, пытаясь освободиться от захвата. Подавив рефлекторное желание ударить, он вместо этого схватил противника за руку, за ладонь, и заломил ее. Он встал на колени, выкручивая руку противника так, чтобы тот оказался прижат лицом к полу.

— Ой! Черт! Отпусти!

— Олег, это я, Харри!

Он отпустил руку, помог Олегу подняться и усадил его на скамейку.

Мальчик выглядел жалко. Бледный. Худой. С выпученными глазами. И пах он неопределенной смесью запахов зубного врача и экскрементов. Но он был чист.

— Я думал… — произнес Олег.

— Ты думал, что это они.

Олег уткнулся лицом в ладони.

— Пошли, — сказал Харри. — Мы уходим.

Они уселись на трибуне. Их окутывал бледный свет дня, отраженный от растрескавшейся бетонной поверхности стадиона. Харри вспоминал, сколько раз сидел здесь и смотрел, как бегает Олег, слушал звон полозьев коньков перед тем, как они врезались в лед, разглядывал отражение света прожекторов от поверхности льда, цвет которого варьировался от аквамаринового до молочно-белого.

Они сидели, прижавшись друг к другу, как будто на трибуне было тесно.

Какое-то время Харри слушал дыхание Олега, а потом начал говорить:

— Кто они, Олег? Ты должен доверять мне. Если я смог найти тебя, смогут и они.

— А как ты меня нашел?

— Это называется дедукцией.

— Я знаю, что это такое. Исключить невозможное и посмотреть, что осталось.

— Когда ты пришел сюда?

Олег пожал плечами:

— Вчера вечером, часов в девять.

— А почему ты не позвонил маме, когда тебя выпустили? Ты же знаешь, тебе смертельно опасно находиться сейчас на улице.

— Она бы просто увезла меня куда-нибудь и спрятала. Она или этот Нильс Кристиан.

— Ханс Кристиан. Они найдут тебя, ты же знаешь.

Олег посмотрел на свои руки.

— Я подумал, что ты приедешь в Осло раздобыть себе дозу, — сказал Харри, — но ты чист.

— Я уже больше недели чист.

— Почему?

Олег не ответил.

— Дело в ней? В Ирене?

Олег уставился вниз, на бетон, как будто тоже мог увидеть там себя. Услышать высокий звук толчка. Он медленно кивнул:

— Я единственный, кто пытается разыскать ее. У нее есть только я.

Харри ничего не сказал.

— Та шкатулка с драгоценностями, что я украл у мамы…

— Да?

— Я продал ее, чтобы купить наркоту. Только колечко оставил, которое ты ей купил.

— А его почему не продал?

Олег улыбнулся:

— Во-первых, оно не слишком дорогое.

— Что? — Харри изобразил ужас на лице. — Неужели меня обманули?

Олег засмеялся:

— Золотистое колечко с черной зазубринкой? Это покрытая патиной медь. С добавлением свинца для большего веса.

— Почему ты тогда просто не оставил эту бижутерию дома?

— Мама больше не носила его. И я хотел подарить его Ирене.

— Медь, свинец и золотая краска.

Олег пожал плечами:

— Мне это казалось правильным. Я помню, как радовалась мама, когда ты надел кольцо ей на палец.

— Что еще ты помнишь?

— Воскресенье. Площадь Весткантторге. Солнце не в зените, и мы утопаем в сухой осенней листве. Вы с мамой улыбаетесь и над чем-то смеетесь. А мне хочется взять тебя за руку. Но я уже не маленький мальчик. Ты купил колечко в лавке, где распродавали вещи умершего человека.

— И ты все это помнишь?

— Да. И я подумал, что если Ирена обрадуется хотя бы вполовину того, как радовалась мама…

— Она обрадовалась?

Олег посмотрел на Харри. Моргнул.

— Не помню. Мы были под кайфом, когда я ей его подарил.

Харри сглотнул.

— Она у него, — сказал Олег.

— У кого?

— У Дубая. Ирена у него. Он держит ее в заложниках, чтобы я не начал говорить.

Харри посмотрел на уныло склоненную голову Олега.

— Поэтому я ничего не сказал.

— Они что, угрожали расправиться с Иреной, если ты начнешь говорить?

— Этого не требуется. Они знают, что я не дурак. К тому же им надо и ей заткнуть рот. Она у них, Харри.

Харри поерзал на каменной скамейке. Вспомнил, что именно так они обычно сидели перед важными соревнованиями. Склонив головы, в молчании, вместе концентрируясь. Олег не хотел слушать советов. А у Харри их и не было. Но Олегу нравилось, когда они просто сидели вот так.

Харри кашлянул. Этот забег не для Олега.

— Если ты хочешь, чтобы у нас появился шанс спасти Ирену, ты должен помочь мне найти Дубая.

Олег посмотрел на Харри. Засунул руки под себя и пошевелил ногами. Как обычно. Потом он кивнул.

— Начни с убийства, — сказал Харри. — Не торопись.

Олег на несколько секунд закрыл глаза. Потом открыл.

— Я был под кайфом, только что всадил себе дозу «скрипки» на берегу реки, прямо за нашим домом на улице Хаусманна. Так было безопаснее, ведь когда я кололся в квартире, случалось, другие приходили в такое отчаяние, что набрасывались на меня, чтобы отобрать дозу, понимаешь?

Харри кивнул.

— Первое, что я заметил, поднявшись по лестнице, — это взломанная дверь в офисе напротив. В очередной раз. Больше я над этим не задумывался. Я прошел в нашу гостиную, там был Густо. Перед ним стоял мужик в лыжной маске. Он целился в Густо из пистолета. И я не знаю, то ли наркотик мне сказал, то ли что-то другое во мне, но я понял, что это не ограбление и что Густо сейчас убьют. Я отреагировал инстинктивно. Бросился на руку, держащую пистолет. Но слишком поздно, он успел выстрелить. Я упал на пол, а когда снова открыл глаза, то увидел, что лежу рядом с Густо, а в лоб мне упирается ствол пистолета. Мужик не сказал ни слова, и я был уверен, что сейчас умру.

Олег замолчал и сделал глубокий вдох.

— Но он, похоже, никак не мог принять решение. Потом мужик провел рукой по горлу.

Харри кивнул. «Молчи или умрешь».

— Он повторил движение, и я кивнул, подтверждая, что понял. И мужик ушел. Густо истекал кровью, как свинья, и я понял, что ему срочно требуется медицинская помощь. Но я не мог заставить себя пойти за ней, я был уверен, что мужик с пистолетом стоит прямо за дверью, потому что я не слышал, как он спускается по лестнице. Я думал, что если он меня увидит, то может передумать и застрелить.

Ноги Олега ходили ходуном.

— Я пытался прощупать пульс Густо, пытался поговорить с ним, сказал, что пойду за помощью. Но он не отвечал. А потом я перестал чувствовать его пульс. И не смог больше там находиться. Я ушел.

Олег выпрямился, как будто у него заболела спина, сложил руки в замок и заложил их на голову. Он продолжил менее внятным голосом:

— Я был под кайфом и не мог мыслить ясно. Я спустился к реке. Хотел поплыть. Вдруг мне бы повезло и я бы утонул. Потом я услышал сирены. И вот они пришли… Единственное, о чем я мог тогда думать, — это пальцы мужика и рука, чиркающая по горлу. И о том, что мне надо молчать. Потому что я знаю этих людей, я слышал, как они это делают.

— И как же они это делают?

— Они бьют по самому уязвимому месту. Сначала я боялся за маму.