Сделка с дьяволом - Жюльетта Бенцони

— Да, Вильгельмина действительно наилучшее прикрытие, которое вы могли бы найти. Меттерних все еще влюблен в нее…

Принц заметил:

— Мне не нравится только одно. То, что мне придется занять место госпожи де Лозарг. Я не хочу подвергать ее ни малейшему риску. Это не слишком уж безопасно — возвращаться в мужском костюме вместе с Дюшаном.

— Пожалуйста, не говорите о нем с презрением, монсеньор! — заговорила молчавшая до сих пор Гортензия. — Он был одним из лучших и вернейших солдат вашего отца. С ним я буду в полной безопасности.

— Может быть, вам будет безопаснее со мной? — спросил Прокеш. — У меня в Богемии есть сестра, она приблизительно ваших лет и похожа на вас. Вы можете ехать под ее именем вместе со мной, так как, если монсеньор уедет, я последую за ним…

— Я ждал этого! — воскликнул принц. — Вы же знаете, что без вас я не поеду, ведь я так нуждаюсь в ваших советах. — Он снова обратился к Фелисии:

— Ваш план мне кажется заманчивым. Но что я буду делать в Париже?

— Если ваша светлость соблаговолит оказать мне честь и остановиться на несколько дней в моем доме, пока соберутся ваши сторонники, я буду самой счастливой женщиной на свете.

— Где расположен ваш дом? — спросил принц с детским любопытством.

— На улице Бабилон.

— Улица Бабилон! В Париже! Как, должно быть, приятно жить на улице Бабилон в Париже! А сад у вас есть?

— Есть, правда, небольшой, но он полон цветов, а скоро весна. Вы увидите, как красив Париж весной!

— Я знаю. Я еще не забыл каштаны Тюильри и сад, спускающийся к реке… Вновь увидеть Париж!

— Это случится скоро, если Ваше Высочество доверится нам, — негромко проговорила Гортензия.

Некоторое время они еще поговорили о деталях плана, была определена дата побега: 11 марта, день рождения принца и Гортензии.

— Я не забыл, что мы почти близнецы, — сказал сын Наполеона Гортензии. — Если все будет благополучно, вы станете моей сестрой. Я вам дам…

— Только вашу дружбу, и ничего больше. Я привыкла к жизни в провинции, мой дом в Оверни. Но, близко или далеко, я всегда буду верной подданной Вашего Высочества, — ответила Гортензия, приседая в реверансе. Принц протянул ей руку.

— Тогда я приеду в Овернь! — весело сказал он. — Мы оккупируем ваш дом вместе с моим двором. Пусть все знают, как я вас люблю! И что…

Он замолчал на полуслове. Дверь открылась, и на пороге появилась эрцгерцогиня София. Она была прекрасна в платье из голубой тафты под цвет глаз, но казалась очень взволнованной.

— Франц, — сказала она, ответив улыбкой на приветствия и реверансы, — мне кажется, что ваш разговор несколько затянулся. Это уже не похоже на правду…

— ..и вы не представляете, о чем бы мы могли говорить столько времени с этими дамами? — закончил за нее фразу принц, целуя ей руку. — Вы, как всегда, правы, но мы уже закончили. Позвольте все-таки представить вам княгиню Фелисию Орсини и графиню Гортензию де Лозарг, крестную дочь моего отца и моей тетки Гортензии.

— Я рада вас видеть, — с улыбкой сказала эрцгерцогиня, протягивая обе руки для поцелуя. — Мне радостно видеть верные сердца вокруг герцога Рейхштадтского. Но, умоляю вас, будьте осторожны! Не подвергайте его опасности!

— Я буду следить за этим! — воскликнул Прокеш. — Ваше Высочество знает, что может мне доверять.

— Вам — да, потому что я вас знаю, вы мудрый человек. Без вас я не стала бы помогать Францу бежать. Я его тоже люблю и желаю ему счастья.

— Ваше Высочество может доверять нам, — сказала Фелисия. — Мы обе готовы пожертвовать всем ради нашего… императора!

— Да услышит вас бог! Пусть он поможет вам! А теперь прощайте!

Фелисия и Гортензия готовы были петь от радости, возвращаясь во дворец Пальм. У герцогини де Саган был приемный день, и Шенкенштрассе была запружена каретами. Картина была прелестная и красочная.

Вильгельмина приглашала и своих соседок, но те отказались под предлогом болезни Гортензии. Им трудно было бы разделить свою радость с кем-либо в этом салоне, где Меттерних был желанным гостем, и подруги решили наслаждаться своей радостью в одиночестве.

Впереди у них было две недели. Завтра они предупредят Марию Липона. Дюшана Фелисия предупредит, когда пойдет на урок фехтования. Было условлено, что не следует менять привычки, чтобы у полиции Седлинского не возникло подозрений.

Фелисия предложила выпить шампанского, чтобы отпраздновать событие.

— Сейчас пост, — возразила ей Гортензия, — мы совершим грех.

Это было правдой. После окончания карнавальной недели начался пост. Опустели бальные залы, а церкви заполнились молящимися. Прием у Вильгельмины был всего лишь встречей друзей, но их у нее было столько, что он принял огромные размеры.

— Мы выпьем за веру и надежду. Даже во время покаяния священники добавляют белое вино в чашу…

И они выпили за возвращение во Францию, за воцарение Наполеона II, за исполнение мечты, казавшейся еще недавно несбыточной, за счастье Франции и Италии. А про себя Гортензия добавила: «За мое возвращение в Комбер к тем, кого я люблю».

Следующие несколько дней прошли внешне спокойно, но с глубоким внутренним волнением. Фелисия продолжала свои уроки фехтования и вместе с Гортензией посещала церковь. Дни проходили за днями, слишком медленно, по мнению заговорщиц, но они несли надежду. Много волнений доставило письмо Прокеша с просьбой перенести дату побега на 30 марта. Но эта задержка была связана лишь с тем, что надо было подождать окончания поста, чтобы организовать праздник.

— Мы должны были об этом подумать, — заметила Фелисия. — Если говорить правду, то мы представляем занятную пару заговорщиц.

Но она не говорила, насколько тяжела стала для нее мысль расстаться с Гортензией, даже зная, что она находится в надежных руках Дюшана и Прокеша. Они договорились, что Прокеш приедет вместе с принцем во дворец Пальм, потом вернется в Хофбург с тем, кто будет играть его роль, и приедет обратно за Гортензией, которая временно станет его сестрой.

Все казалось продуманным, но Фелисия все-таки беспокоилась. Говоря откровенно, этот план был единственно приемлемым, он один имел шансы на успех.

Может быть, потому, что он был слегка сумасшедшим…

— Вы подвергаете себя риску, — в свою очередь беспокоилась Гортензия, — а я не рискую ничем. Ведь если вас схватят вместе с принцем, вас посадят в тюрьму. Вас могут обоих убить.

— Это было бы для меня большой радостью и большой честью, но не бойтесь за принца. Он слишком ценная фигура. Меттерних его ненавидит, но ему нравится роль человека, от которого зависит судьба Наполеона.