Черная книга коммунизма - Стефан Куртуа

С конца 1926 года, после смерти Дзержинского, ОГПУ, управляемое отныне правой рукой основателя ЧК Вячеславом Рудольфовичем Менжинским (как и Дзержинский, поляком по происхождению), снова понадобилось Сталину, готовившему политическое наступление против Троцкого и Бухарина. В январе 1927 года ОГПУ получило приказ усилить работу по учету «социально опасных и антисоветских элементов» на селе. За год число учтенных увеличилось с 30 000 до примерно 72 000. В сентябре 1927 года ОГПУ начало многочисленные кампании по аресту кулаков и других «социально опасных и антисоветских элементов» сразу во многих областях. Впоследствии эти операции будут рассматриваться как подготовительные к большим «чисткам» периода «борьбы с кулачеством» зимой 1929–1930 годов.

В 1926–1927 годах ОПТУ проявило также большую активность в преследовании оппозиционеров, одни из которых были «зиновьевцами», другие — «троцкистами». Практика учета и преследования членов коммунистической оппозиции началась очень рано, еще в 1921–1922 годах. Летом 1923 года Дзержинский предложил коммунистам для «идеологического сплочения партии» передавать органам ОГПУ всю информацию о существовании фракций или уклонов внутри партии. Это предложение вызвало возмущение некоторых партийных руководителей, в частности — Троцкого. Тем не менее опыт слежки за оппозиционерами в последующие годы стал всеобщим. Чистка возглавляемой Зиновьевым партийной организации Ленинграда в январе — феврале 1926 года была вменена в обязанность службам ОГПУ. Оппозиционеры не только были исключены из партии; сотнями они были высланы в удаленные города страны, где оставались без средств к существованию, так как никто не осмеливался взять их на работу. В 1927 году началась охота на троцкистскую оппозицию — троцкистов оставалось в стране несколько тысяч, — и для этого также был мобилизован ряд служб ОГПУ.

Все троцкисты были взяты на учет, сотни активных троцкистов — арестованы и высланы. В декабре 1927 года все основные руководители оппозиции — Троцкий, Зиновьев, Каменев, Радек, Раковский — были исключены из партии, а затем арестованы. Все оппозиционеры, отказавшиеся от публичных саморазоблачений, были высланы. 19 января 1928 года «Правда» объявила об отъезде из Москвы Троцкого и группы из тридцати оппозиционеров, сосланных в Алма-Ату. Год спустя Троцкий был выслан из СССР. С момента превращения одного из главных вдохновителей большевистского террора в контрреволюционера начался новый этап в жизни страны под руководством Сталина.

В начале 1928 года, сразу после удаления троцкистской оппозиции, сталинское большинство в Политбюро приняло решение закончить временную передышку в обществе, которое, как им казалось, уходило все дальше от намеченного большевиками пути. Главным врагом оставалось, как и десять лет назад, крестьянское большинство, которое воспринималось как громадная, враждебная масса, не поддающаяся контролю. Так начался второй этап борьбы против крестьянства; как справедливо отмечает историк Андреа Грациози, «он весьма отличался от первого. Инициатива отныне была в руках государства, крестьяне же, постепенно ослабевая, могли лишь кое-как реагировать на атаки с его стороны».

Несмотря на то что концу 20-х годов сельское хозяйство заметно поднялось после катастрофы 1918–1922 годов, «крестьянский враг» все равно был слабее, а государство сильнее. Об этом свидетельствуют, например, подробные информационные сводки о том, что происходило в деревне, а также перепись «социально опасных элементов», позволившая ОГПУ успешно провести первые акции по раскулачиванию, искоренению «бандитизма», разоружению крестьян, увеличению процента военнообязанных среди них. Как свидетельствуют письма большевиков и стенограммы дискуссий в высших эшелонах партийной власти, сторонники Сталина, как, впрочем, и его противники — Бухарин, Рыков и Каменев, — прекрасно знали в 1928 году чего может стоить новое наступление против крестьянства. «Вы получите крестьянскую войну как в 1918–1919 годах», — предупреждал Бухарин. Сталин к этому был готов: он знал, что на этот раз власть выйдет победительницей, какой бы ни была цена победы.

Срыв плана хлебозаготовок в конце 1927 года дал Сталину искомый предлог. Ноябрь 1927 года был отмечен заметным падением поставок сельскохозяйственной продукции в государственные закрома, которое приняло катастрофические размеры в декабре. В январе 1928 года стало ясно, что, несмотря на хороший урожай, крестьяне обеспечили поставки только 4,8 миллиона тонн, вместо 6,8 миллионов тонн предыдущего года. Понижение цен на закупку сельскохозяйственной продукции, дороговизна и нищета, отсутствие промышленных товаров, дезорганизация закупочных органов, слухи о предстоящей войне — все это вызывало всеобщее недовольство крестьянства правящей властью и явилось причиной кризиса, который Сталин назвал «кулацкой забастовкой».

Сталин и его сторонники воспользовались этим недовольством как предлогом для того, чтобы вновь начать репрессии, как это уже было сделано при военном коммунизме. Сталин самолично отправился в Сибирь. Другие руководители, такие как Андреев, Микоян, Постышев и Косиор, поехали в хлебные районы Черноземья, на Украину и Северный Кавказ. 14 января 1928 года Политбюро направило местным властям циркуляр с требованием «арестовать спекулянтов, кулаков и других дезорганизаторов рынка и политики цен». Вновь появилось слово «уполномоченные», напоминающее о реквизициях 1918–1921 годов, об отрядах коммунистических борцов, направленных в деревню для «чисток» местной власти, которую обвиняли в сочувствии кулакам, и для того, чтобы поискать припрятанные излишки, «столь необходимые беднейшему крестьянству», причем беднякам была обещана четверть найденных у «богатых» излишков зерна.

В арсенале средств наказания непокорного крестьянства было постановление в предписанные сроки сдать по смехотворно заниженным ценам — в три-четыре раза дешевле, чем на рынке, — свою сельскохозяйственную продукцию. Статья 107 Уголовного кодекса предусматривала заключение на три года в тюрьму за любую попытку поднять цену, и эта статья широко применялась. Наконец, налоги для кулаков были увеличены за два года в десять раз. ОПТУ приступило также к закрытию рынков как таковых, а эта мера касалась уже не только зажиточных крестьян. За несколько недель все эти меры свели на нет передышку, которая с 1922–1923 годов, хорошо ли, плохо ли, но все-таки наладила отношения между властью и крестьянством. Реквизиции и репрессивные меры, конечно, только углубили кризис; очень скоро власти силой добились выполнения плана хлебозаготовок с несколько худшими показателями, чем в 1927 году, однако на следующий год крестьяне, как во времена военного коммунизма, отреагировали на эти меры тем, что понизили размеры своих посевных площадей.

«Кризис хлебозаготовок» зимой 1927–1928 годов сыграл решающую роль в ходе дальнейших событий. Сталин сделал свои выводы из того, что произошло, и решил, что необходимо создать на селе «бастионы социализма» — колхозы и гигантские совхозы; итогом коллективизации сельского хозяйства должен был стать постоянный контроль над производством сельскохозяйственной продукции и над самими производителями, которых нельзя допускать на рынок; и тогда можно будет избавиться сразу от всех кулаков, «ликвидировать их как класс».

В 1928 году власть решила покончить также с передышкой и для другой социальной категории — так называемых спецов, тех «буржуазных специалистов», представителей дореволюционной интеллигенции, которые в конце 20-х годов занимали большую часть должностей на предприятиях и в администрациях. На Пленуме Центрального комитета в апреле 1928 года обсуждалось «шахтинское дело»: в городе Шахты на одном из предприятий треста Донуголь, который использовал «буржуазных специалистов» и поддерживал отношения с западными финансовыми кругами, был обнаружен так называемый промышленный саботаж. Спустя несколько месяцев 53 обвиняемых, в большинстве своем инженеры, предстали на первом со времен процесса эсеров в 1922 году публичном политическом разбирательстве. Суд завершился пятью смертными приговорами, остальные подсудимые были приговорены к различным мерам наказания. Этот показательный процесс, о котором писали все газеты, должен был подтвердить одну из главных легенд власти — о присутствии на предприятиях «саботажников, финансируемых из-за рубежа»; эта легенда делала оправданной новую мобилизацию сил ОГПУ, призванных «предотвратить» возможный экономический ущерб, позволила «ликвидировать» старые кадры, а также организовать «специальные конструкторские бюро», где инженеры, ученые, исследователи работали над стратегическими проектами, находясь в заключении. В народе такие КБ назывались шарашками[27]. Тысячи инженеров и техников, осужденных за саботаж, «заглаживали свою вину» принудительным трудом на стройках и предприятиях первой пятилетки. В месяцы, которые последовали после первого процесса в Шахтах, экономический отдел ОГПУ подготовил десятки подобных дел, особенно на Украине. Только на одном промышленном комплексе Югосталь в Днепропетровске 112 сотрудников были арестованы в мае 1928 года.