Конан и Морская Ведьма - Сэм Феллан

Конан рассматривал свою связь с колдуньей как неприятную необходимость. В настоящее время он удовлетворял ее во всех отношениях. Но забота о прихотях и капризах безумной женщины утомила даже Конана и стала действовать ему на нервы. Ее привычка вечно соблюдать тщательно продуманную таинственность и ее непрерывные намеки на какие-то одной ей известные секреты раздражали его значительно больше, чем он показывал. Непредсказуемые припадки неистового бешенства тоже, мягко говоря, вызывали в нем глубокую досаду. Изуродованная плоть не вызывала у киммерийца никакого желания, но ему приходилось удовлетворять почти звериную похоть Эфрель. Мало того, он всегда ощущал к ней отвращение, от которого никак не мог избавиться. Конан обнаружил, что подсознательно считает каждый шаг на лестнице по разносящимся гулким эхом ударам деревянной ноги. Он решил, что она приближается в каком-то почти гипнотическом ритме.

Вскоре изувеченная фигура Эфрель перевалилась через дверной порог, и Конан вопросительно посмотрел на свою повелительницу.

— Добрый вечер, Конан, — начала она своим странным надтреснутым голосом, прекрасные тона которого были искажены ничуть не меньше, чем ее исковерканное тело. — Итак, ты работаешь здесь допоздна, как прилежный чиновник.

— Хороший генерал должен знать свои сильные и слабые места, все до малейших деталей, — объяснил северянин, несколько досадуя на приход колдуньи. — На самом деле, так долго здесь его держала бессонница, а не усердие. — Успех в битве достигается не применением готовых рецептов и повторением ошибок. Многие самоуверенные дилетанты думают, что достаточно сойтись с противником на поле битвы, а там уж пусть провидение решает исход сражения. Они считают, что боги помогут правому делу. Мой меч уже затупился о головы таких дураков, которые несметное количество раз давали мне повод для этого.

— Не обижайся, я пошутила. Разумеется, после победы, одержанной на этой неделе, мне не в чем упрекнуть тебя. Теперь я не сомневаюсь в твоих способностях и не смею спорить с твоей философией. — Эфрель утонула в кресле, стоящем рядом с Конаном. — Я пришла рассказать тебе об Имиле. Он еще раз доказал свою преданность. Сегодня вечером Имиль сообщил мне, что ему удалось уговорить одного своего высокородного друга из Хоарезма помочь нам. Этот вельможа решил присоединить свои силы к нашим. В том городе ныне он наиболее могущественный дворянин, как ты должно быть уже знаешь. Он собирается прибыть к нам на днях с флотом, состоящим из восемнадцати военных кораблей. Мне надо бы решить, каким способом выразить Имилю свою признательность, как отблагодарить его за работу.

Конан рассмеялся.

— Подумать только, какое совпадение! Я как раз думал о том, не может ли Имиль привлечь на нашу сторону дополнительных союзников. Что же касается благодарности? Ну, купи ему новый гардероб, и он завоюет для тебя Хоарезм. A если серьезно, это хорошая новость. Мне нужен сильный флот, чтобы смочь защитить воды Пеллина, на случай если Марил сделает очередной бросок раньше, чем мы ожидаем. На его месте, я бы поторопился предпринять небольшой рейд подобного рода, чтобы свести на нет наш заговор. Но, после того как мы побили Лейжеса, подозреваю, Марил мыслит теперь иначе. Прежде чем предпринять новую атаку, он соберет мощный флот империи.

— Предложения помощи сыпятся на нас со всех частей империи. — Эфрель торжествовала. — Каждый предприимчивый человек, авантюрист или грабитель, каждый знатный купец, все, кто имеет причины ненавидеть Туран, объединились, когда новость о твоей победе распространилась по всей империи.

Колдунья замолчала и в упор уставилась на Конана. Ее взгляд остановился на грубых рубцах и более мелких царапинах, полученных ее генералом в битве.

«Странно, всего только струпья и чуть розоватые шрамы остались на месте ранений. Какие потрясающие способности у этого организма к восстановлению! — Размышляя о прошлом Конана, Эфрель подумала — «Если бы раны так же заживали у меня, я могла бы снова стать прежней, без единого шрама, если бы с ним случилось то, что стало с моим несчастным телом?» Ей было приятно сознавать, что еще одно создание могло бы пережить такое увечье.

— Да, наша популярность растет с каждым днем, как я посмотрю, — ответил Конан, — но как говорил один философ Кхитая:

В твоих словах правда, но они — ложь. Я наполняю свой кубок по каплям, А ты потоком льешь ее из амфоры.

— Увы, на туранском мне так и не удалось срифмовать это трехстрочие.

— Я никогда прежде не слышала эту поговорку, — удивленно сказала Эфрель.

Конан забыл, что прошло уже так много лет с тех пор, как погиб Хидуси и проклято было его имя. Раздраженный тем, что сам загнал себя в ловушку своей излишней педантичностью, он горько произнес:

— Изначально это не было поговоркой. Это известная цитата из одной восточной пьесы.

— Итак, Конан — мало того что воин, так он еще и ученый. Как это необычно! — ехидно заметила колдунья. — Нам бы надо как-нибудь поговорить с тобой не о войне, а о высоких материях.

— Тебе бы не понравилось в Кхитае, — едко заметил Конан. — В пьесах, которые ставят бродячие труппы в городах Востока, ни с кого живого ни разу не содрали кожу. Но то, что я имею в виду, должно быть понятно каждому. Я уже говорил, и довольно часто, что мы не можем победить Нетистена Марила и всю империю Турана, имея в распоряжении лишь жалкие подачки, собранные по крохам отовсюду. Даже если силы империи пошатнулись. Почему? Да потому, что большинство из рекрутов, которых нам удастся собрать до начала битвы, ничего не стоят в бою против отрядов, состоящих из опытных, обученных воинов. Ведь это просто мясо, об которое враги немного затупят свои мечи. Да разве что подустанут руками размахивать. Если ты хочешь получить от меня какую-то реальную пользу, ты должна сказать мне точно, с какими сверхъестественными силами заключено соглашение. Что это за мощь, на которую ты все время намекаешь с таким таинственным видом? Тогда, возможно, мне удастся составить планы своих действий в соответствии с полученными от тебя сведениями.

Эфрель дико расхохоталась, и в какой-то момент Конан испугался, что у нее начался очередной припадок буйного помешательства. Но колдунья просто наслаждалась своим торжеством и через некоторое время успокоилась. Судя по ее необузданному веселью, все эти месяцы Эфрель, должно быть, предвкушала, как ей будет приятно приподнять завесу таинственности, когда приблизится час возмездия. На ее изуродованном лице появилась гримаса, которую следовало расценивать как загадочную улыбку. Конан уже научился распознавать это выражение. Вдруг королева неожиданно задала ему вопрос: