Синий шепот. Книга 1 - Цзюлу Фэйсян

когда‐нибудь упорхнет в безбрежное море. Все вокруг принимали ее за могучую птицу Пэн[24], парящую высоко в небе, позабыв, что на самом деле она слаба, бессильна и загнана в угол.

Ни разу в жизни Цзи Юньхэ не проявляла на публике своих чувств, впервые выдав себя только сейчас – из-за тритона. Неужели причина в одной только жалости к никчемному достоинству демона? Припоминая все, что Цзи Юньхэ сделала для пленника в последнее время, Линь Хаоцин машинально сжал алую плеть и перевел взгляд на Чан И. Цзи Юньхэ и этот тритон…

– Отпусти ее. Я скажу то, что ты хочешь услышать, – вновь прервал молчание Чан И.

– Хм, голос у него приятный. – Принцесса Шуньдэ прищурилась от удовольствия. – Говорят, подводный народ искусен в пении. Спой для меня.

При этих словах стоявшая на коленях Цзи Юньхэ напряглась, сжав пальцы в кулак. Живая игрушка – вот кого видела перед собой принцесса. Чан И – ее игрушка, все прочие – прислуга и рабы. Их можно поколотить, убить, лишить языка или ослепить. Горы и реки на десять тысяч ли вокруг принадлежат принцессе Шуньдэ. Народы, их населяющие, тоже принадлежат ей.

Тишину подземелья нарушила мелодичная песнь, полная упоительного очарования. Услышав первые ноты, Цзи Юньхэ затаила дыхание. Эта песнь уже звучала прежде. Всего лишь однажды. Но разве можно позабыть напев, рожденный в мире бессмертных?

Цзи Юньхэ мысленно перенеслась в недавнее прошлое. Оказавшись внутри сломанной печати Десяти Сторон, Цзи Юньхэ прикинулась Изменчивым Мудрецом, чтобы рассеять морок двойника птицы Луань. Когда чернокрылая птица упорхнула на небеса в грациозном танце, Чан И проводил ее этой песней. Бросившись вместе с тритоном в пруд, Цзи Юньхэ спросила, о чем он пел, и узнала, что в песне Чан И восхвалял свободу. В то время девушка всей душой стремилась к свободе, до которой, казалось, было рукой подать, поэтому отголоски песни звучали в ее сердце легко и беззаботно.

Теперь чудесные переливы вызывали лишь неизъяснимую печаль. И все же, лишившись хвоста и томясь в плену, тритон по-прежнему пел гимн свободе. Принцесса Шуньдэ велела Чан И спеть для нее, но песнь предназначалась Цзи Юньхэ. Закрыв глаза, чтобы не видеть невыносимой картины, девушка отрешилась от уныния и скорби, которые проросли сорной травой в ее сердце, и молча внимала песне.

Когда смолкли последние звуки неземного напева, в подземелье воцарилась тишина. Стихло даже людское дыхание. Темница словно очистилась от скверны убийств, совершенных в ее стенах. Время остановило свой бег, и даже принцесса Шуньдэ не делала попыток нарушить молчание.

Чан И шагнул вперед.

– Отпустите ее, – потребовал он.

Все вокруг разом очнулись и глубоко вздохнули. Принцесса Шуньдэ смотрела на Чан И. В ее глазах, красоту которых подчеркивал яркий макияж, читалась решимость заполучить желаемое.

– Я не приказывала взять ее под стражу.

Принцесса бросила быстрый взгляд в сторону. Евнух Чжан вышел вперед и принял из рук Линь Хаоцина алую плеть.

– Мастера долины успешно выполнили два моих желания. Я довольна.

Высокая гостья поднялась с кресла. Стоило ей пошевелиться, как свита за ее спиной ожила, готовая тронуться в путь.

– Однако я не хочу ждать слишком долго. – Принцесса обернулась к Цзи Юньхэ. – Я даю вам десять дней. Надеюсь, мне не придется приезжать снова, чтобы увидеть покорность в его глазах.

После этих слов принцесса Шуньдэ без промедления направилась к выходу. Прочая публика покинула темницу, следуя гуськом за принцессой. Линь Хаоцин посмотрел на Цзи Юньхэ, на запертого в клетке тритона и ушел, так ничего и не сказав.

Вскоре в подземелье остались только Цзи Юньхэ и Чан И. В стены темницы вернулась былая тишина, но атмосфера и общий настрой переменились совершенно.

Девушка все еще стояла на коленях. Прошло немало времени, прежде чем Чан И решился окликнуть ее:

– Юньхэ.

Так и не повернув головы, девушка закрыла лицо руками. Ее дыхание участилось. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки: обуздать клокочущий в груди гнев, непримиримое отвращение ко всему вокруг и бесконечную обиду на человеческий мир. Чан И молча наблюдал. Вскоре Цзи Юньхэ опустила руки, словно наконец приняла важное решение. Она немедля встала, вытерла лицо и повернулась к тритону. Ее глаза слегка покраснели, в остальном к ней вернулось обычное самообладание.

Девушка подошла к клетке и решительно взглянула на Чан И сквозь прутья решетки. Не упоминая последних событий, она сразу перешла к делу:

– Ты лишился хвоста, но ведь твоя магическая сила осталась с тобой, верно?

Чан И молчал.

– У нас десять дней. Я принесу тебе лекарство, и ты восстановишь былую силу. Эта клетка и талисманы не смогут тебя удержать.

– Что ты хочешь сделать? – задал Чан И прямой вопрос.

– Я хочу выпустить тебя на свободу, – призналась девушка.

Эта клетка значительно уступала прежней в прочности. Когда Чан И доставили в долину из резиденции Наставника государства, тритон чуть не разнес старое подземелье. Новая темница не сможет его удержать. Печать Десяти Сторон в основании долины сломана, Линь Цанлань мертв, сила Чан И не иссякла. Побег не составит труда. Чан И мог бы покинуть долину хоть сейчас. Вот только он…

– Если я уйду, что будешь делать ты?

Цзи Юньхэ знала, что этот вопрос прозвучит. Все это время Чан И заботился о ней. Когда они выбрались из печати Десяти Сторон и вынырнули из пруда на задворках зала Штормового Ветра, Чан И мог бежать. Но он остался, потому что оберегал Цзи Юньхэ «ценой собственной жизни». Когда тритона заточили в клетку, он дал согласие Линь Хаоцину на рассечение хвоста – потому что оберегал Цзи Юньхэ «ценой собственной жизни». Сегодня принцесса Шуньдэ приказала ему говорить. Он мог отказаться, но смирил гордость и нарушил молчание – потому что оберегал Цзи Юньхэ «ценой собственной жизни». Чан И не уходил из долины не потому, что не мог, а потому, что хотел бежать вместе с ней.

Цзи Юньхэ закрыла глаза, пытаясь сдержать слезы. Справившись с наплывом чувств, она прямо взглянула в ясные глаза Чан И:

– Я здесь уже давно и всегда надеялась, что в будущем смогу жить иначе. Я бунтовала, боролась и не сдавалась, чтобы быть достойной каждого цветка, который подарил мне свой аромат, и каждого куска пищи, который мне достался! Я хочу жить и радоваться жизни! Но если в конце концов я не получу того, чего желаю, значит, так тому и быть. Понимаешь, Чан И? Значит, такова моя судьба.

Помолчав немного, Цзи Юньхэ закончила свою мысль:

– Но это не