Пролегомены российской катастрофы. Трилогия. Ч. I–II - Рудольф Георгиевич Бармин

(Церетели… С. 229).

Нерешительность Керенского в отношении большевиков, открытая защита им их руководства вызывает среди еще сохраняющих верность Временному правительству антибольшевистски настроенных военных и гражданского населения недоумение, вскоре переходящее в недовольство и дальнейшее падение и так не столь высокого авторитета Временного правительства. Хотя июльский кризис и покончил с двоевластием, но прочность позиций Временного правительства и самого Керенского была довольно зыбкой. В ставке вновь назначенного главнокомандующего Корнилова все более укрепляется мнение, что ни Керенский как новый глава правительства после июльского кризиса, ни новый состав его не в состоянии обуздать продолжающее нарастать разложение фронта и тыла. Ни введение смертной казни в армии, ни угрозы применения военной силы против крестьян не остановили массового дезертирства солдат с фронта и насильственных действий крестьян против помещиков и выделившихся из общины столыпинских кулаков. Радикализм крестьянских выступлений подпитывался мощным потоком дезертиров-солдат. Если в июле властями было зарегистрировано 1777 случаев насилия, то с 1 сентября и по 20 октября — 5140. Посланные на усмирение воинские команды отказывались стрелять в братьев по классу (Н. Верт. История Советского государства. 1900–1991. М.: Издательская группа «Прогресс», «Прогресс-Академия». С. 96–97). Примиренческая политика Керенского по отношению к заговорщикам-большевикам, вновь поднявшим голову и усилившим антиправительственную агитацию, а также его обещания союзникам продолжать войну оттолкнули от него солдатские массы, совершенно не желавшие участия в этой бойне, бросив их в объятия вчерашних противников — большевиков, страстно призывавших к миру и решению земельного вопроса. Откладывание же решения этих вопросов Временным правительством до Учредительного собрания только еще больше озлобляло солдатскую массу и социальные низы общества, уставшие от изнурительных тягот продолжительной войны. Фронтовики массово отказывались строить теплые землянки, продавая шинели и сапоги, переходя целыми частями к врагу, со знаменами и оркестрами, включая артиллерию и кавалерию (Анатомия революции… С. 244).

С июля 1917 года во многих городах России были введены карточки на мясо, жиры, сахар, крупы, яйца. Нехватка продуктов вызвала рост цен в среднем в три раза, что значительно опережало рост зарплаты (Верт… С. 98). На резкое падение жизненного уровня рабочие ответили забастовками, движением рабочего контроля над производством и переходом политической власти в руки трудящихся (Виноградов В. А. Ленинские идеи рабочего контроля в действии. М.: Наука, 1969. С. 65). Чтобы удержать контроль над предприятиями, многие их владельцы объявили локаут. Только в Центральном промышленном районе было уволено 50 000 рабочих (Гусев К. В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционизма к контрреволюции. М.: Мысль, 1975. С. 123). Спасаясь от голода, тысячи рабочих, часто с семьями, вернулись в деревню. Как известно, к 1917 году 30 % фабрично-заводских рабочих имели землю, а 20 % из них постоянно всей семьей вели хозяйство на ней (Рашин А. Г. Формирование рабочего класса России. М., 1958. С. 577–578). В связи с «рабочим исходом» за годы войны, а также мобилизацией рабочих в армию многие предприятия в середине 1917 года стали испытывать острый дефицит в кадрах, что усиливало общий кризис в стране.

В условиях нарастания классовых противоречий, бурной подрывной деятельности большевиков, политической нестабильности в целом крупные банкиры, промышленники и землевладельцы усмотрели единственный выход из создавшегося критического положения в твердой руке, которую и узрели в лице нового главнокомандующего Корнилова, не раз высказывавшего мнение о необходимости незамедлительной ликвидации анархии, угрожающей существованию самого государства. Но генерал, не искушенный в лабиринтах большой политики, поспешил раскрыть свои карты (прямо как Рохлин!). Керенский, испугавшийся за свою судьбу, объединился в совместной борьбе даже с большевиками. Последние, объединив немалые силы солдат, матросов и красногвардейцев, получивших оружие с государственных складов, а также воинские части соседних гарнизонов, под лозунгами спасения демократии от реакционных генералов остановили воинство Корнилова на дальних подступах к столице. Диктатура провалилась, Корнилов был арестован. Но и Керенский лавров победителя не снискал. Ему не простило офицерство, ему не простила крупная буржуазия. Остатки его авторитета стали быстро растворяться среди набирающих популярность большевиков, твердо отстаивающих лозунги «Долой войну!», «Земля — крестьянам!» и вновь выдвинувшим лозунг «Вся власть Советам!». Прошедшие выборы в Петросовет дали победу большевикам, председателем его стал Троцкий. Началась агония Керенского и Временного правительства. Когда с первых дней дана команда сдать власть Ленину — другого финала и быть не могло. Пересказывать историю импотентной немощи последних недель власти Временного правительства, широко освещенную, я не стану. Есть смысл остановиться на драматических минутах, предшествовавших открытию II съезда Советов 25 октября 1917 года, в изложении Джона Рида, непосредственного участника тех событий, имевшего доступ во все властные структуры как Временного правительства, так и большевиков. Хроника событий тех дней, нашедшая свое отражение в книге Рида «Десять дней, которые потрясли мир», была высоко оценена Лениным как правдивая (Дж. Рид. Десять дней, которые потрясли мир. М.: Гос. изд-во полит. лит-ры, 1957. С. 5).

Рид констатирует: «Созыву (съезда. — Б.) сопротивлялось не только правительство, но и все умеренные социалисты. Центральные комитеты армии и флота, центральные комитеты некоторых профессиональных союзов, Советы крестьянских депутатов и особенно ЦИК изо всех сил старались предотвратить созыв съезда… газеты ЦИК “Известия” и “Голос солдата” ожесточенно выступали против съезда. Их поддерживала вся тяжелая артиллерия эсеровской печати — “Дело народа” и “Воля народа”.

По всей стране были разосланы делегаты, по всем телеграфным проводам летели инструкции, требовавшие от местных советов и армейских комитетов, чтобы они отменяли или откладывали выборы на съезд… заявления о том, что демократия не допустит его открытия перед самым Учредительным собранием, протесты представителей от фронтов, от земского союза, от крестьянского союза, от союза казачьих войск, от союза офицеров, от союза георгиевских кавалеров, от “батальонов смерти”… Совет Российской республики тоже единогласно выражал неодобрение. Весь огромный аппарат, созданный мартовской революцией в России, изо всех сил работал, чтобы не допустить съезда Советов.

А на другой стороне были неоформленные желания пролетариата — рабочих, рядовых солдат и крестьян-бедняков. Многие местные Советы уже стали большевистскими; кроме того, имелись организации промышленного пролетариата, фабрично-заводские комитеты и готовые к восстанию революционные организации армии и флота. Во многих местах народ… собирался на самочинные митинги, где и выбирал делегатов в Петроград. В других местах народ смещал стоявшие на его пути старые комитеты и выбирал новые… Всероссийский съезд Советов мог состояться только в результате стихийного движения масс… День за днем большевистские ораторы обходили казармы и фабрики, яростно нападая на “правительство гражданской войны”» (Дж. Рид. Избранное. М.: Изд-во полит. лит-ры, 1987. Кн. 1. С. 47–48).

Эти наблюдения Джона Рида ярко свидетельствуют о том, что официально выбранные властные структуры фронта и тыла в масштабах России