Булгаков и княгиня - Владимир Алексеевич Колганов

объяснения. Вдруг щёки её порозовели:

– Ах, мне кажется, что вы могли неправильно понять меня…

– Что вы, что вы, мадам. Да вовсе нет.

Она присела на стул, спиной к той самой тахте, закурила длинную, тонкую сигарету с золочёным мундштуком, и стала рассматривать меня. Я, было, подумал, что вот так смотрела Маргарита Карловна там, в Обуховом, когда я провожал Киру. Но нет, пожалуй, что не так. Подобный взгляд я уже встречал, но гораздо раньше, ещё когда знакомился с родителями Таси. Так выбирают товар где-нибудь в Пассаже – нет ли признаков, что мех потрачен молью, ровно ли шов прострочен на подкладке? А то ведь может оказаться, что шуба-то с чужого плеча – смотрите-ка, инициалы М.Б. вышиты за отворотом!

Судя по этому взгляду, меня было решено не покупать. Больше того, даже мысли такой у мадам не возникало. Но если это так, тогда зачем пришла? Я перебрал в уме кое-какие варианты, но ни один не подходил. Вот разве что…

– Да, я забыла вам сказать. Меня зовут Алекс, а Марина моя дочь, – и всё это, с понятным чувством глядя мне в глаза.

Тут всё и стало на свои места. Хотя, честно говоря, я бы предпочёл, чтобы меня в этой мизансцене вовсе не было.

– Очень приятно… То есть, я хочу сказать, приятно, что у Марины столь очаровательная мама.

– Давайте обойдёмся без излишних комплиментов.

– Я весь внимание, мадам.

– Я бы предпочла, чтобы вы называли меня Алекс.

– Я весь внимание, Алекс.

– Так-то лучше, – она сделала глубокую затяжку, загасила сигарету и начала…

По мне, так могла бы и не начинать, если бы не одно существенное «но». Хотя заранее было ясно, что скажет, но всё-таки это мать Марины, а потому… В общем, всё пришлось услышать – и обвинения в совращении малолеток, и что такого урода ей не приходилось встречать, и то, что я маньяк, сбежавший из лечебницы для психов, что перепортив всех молоденьких в Москве, теперь вот взялся за Париж. Ну, если не за весь Париж, то за потомков русской аристократии, которой и без того досталось…

Наконец, исчерпав весь свой внушительный запас обидных слов, Алекс замолчала. Я тоже молчал. В отличие от неё, мне была важна причина, а не результат. Желание матери предельно ясно – уберечь юную дочь от влияния взрослого мужчины. Ну хотя бы потому, что близкие отношения при столь заметной разнице в возрасте, да ещё и в материальном положении – это муветон, попросту абсурд! Такие соображения Алекс наверняка впитала с молоком матери, это меня не удивляет. Но вот зачем она пришла сюда, рискую и в самом деле нарваться на маньяка? Могла бы как-то иначе выразить неудовольствие – скажем, нанять пару крепких мужиков… Да чтобы меня изрядно напугать, хватило бы одного биндюжника. Так почему, мадам? В чём причина вашего прихода?

Словно почувствовав, услышав мой незаданный вопрос, Алекс снова закурила.

– Как некстати всё это! Если б вы знали, Михаил, как всё это некстати…

– Чем я могу помочь, мадам?

– Мы же договорились. Алекс. Признаюсь, меня стало раздражать слово «мадам». Видимо, потому, что оно немного старит. Вы не находите?

– Могу лишь сказать, что, если бы тогда, у могилы княгини, я повстречал вас, а не Марину… – я решил, что можно и слегка слукавить. – Почёл бы за честь… То есть был бы рад нашему знакомству.

Тут я смешался, поскольку почувствовал, что говорю что-то не то. К счастью, Марина этого не слышит.

Алекс улыбнулась и посмотрела на меня, как принято писать в подобных случаях, долгим и задумчивым взглядом.

– Возможно, я была не совсем права. Вы мне простите всё то, что я тут в сердцах наговорила.

– Ну что вы, Алекс! Мне весьма лестно сознавать, что столь привлекательная особа пришла сюда ради меня, – я развёл руками, не зная, что бы ещё такое, приятное, сказать. Мой запас комплиментов явно не подходил для подобных случаев.

– Да вы шалун, – Алекс рассмеялась.

Вот так нередко нелицеприятный разговор перерастает в задушевную беседу. Надо только обнаружить ту струну, затронув которую, можно услышать дивную мелодию, а не бабий вой на коммунальной кухне. И всё же непонятен столь резкий переход. Видимо, дело не во мне или же не во мне одном. Что же такое с ней случилось? Я так и спросил.

– Ах, Михаил! Я так несчастна, – вздохнула Алекс. – А тут ещё Марина и вы…

– Так что случилось-то?

– Вы знаете… Вы теперь почти что свой… В общем, муж мне изменяет.

Сказала и смотрит на меня, как будто я обязан спасти её от позора и тоски… Как будто бы именно я и никто другой. Мне, конечно, лестно, когда называют своим, но что могу сказать в ответ? Выразить сочувствие? Дать поплакаться в жилетку? Или протянуть свежий носовой платок? Да и не нужно ей всё это. Тогда зачем пришла?

– Алекс, если я чем-то вам смогу помочь…

– Ой, да что вы можете? – махнула безнадёжно рукой.

И вдруг посмотрела на меня как-то по-особенному. Товар, конечно, залежалый, но ведь на крайний случай-то и он сойдёт.

Увы, мне эта её идея не понравилась. Честно скажу, никак не улыбалась. И дело даже не в том, что не хотел Марине изменять. Клятву верности я ей не давал, так что в иных обстоятельствах всё было бы возможно, но… Но здесь всё было не так. И неожиданный визит, и жалоба на мужа, и эти её слова: «Да вы шалун!» Всё это укладывалось совсем в другую схему. Во мне росло убеждение… Я просто чувствовал подвох. Ах, эта Алекс! Сразу припомнились повадки князя. Донос, угрозы… Теперь вот и до провокации дошло. Да, эта, видимо, вся в деда.

Я посмотрел на её сумку – в ней уместился бы и диктофон. А после дать прослушать Марине наш разговор и уж непременно то, что произойдёт в постели. Не надо быть провидцем, чтобы описать реакцию… Да, чуть не влип. Вот ведь какой невиданный расклад! Единственный способ избежать скандала в том, чтобы сейчас же выпроводить её отсюда! Но как?

Я вдруг схватился за живот и стал оседать на пол.

– Боже мой! Что с вами? – Алекс поднялась со стула и с ужасом смотрит на меня.

– Да вот опять… Вы уж меня простите, мадам… Но эта французская еда… лягушки в пряном соусе…

– Ах, извините, мне пора! – держа надушенный платок у своего рта, Алекс устремилась к выходу.

Её и след простыл. А я вдруг почувствовал, что и