Последний контакт 2 - Евгений Юрьевич Ильичев

«Интересно, что это с ним? Ведет себя, как школьник перед свиданием».

— Да-да, вот это самое. В общем, когда вы наладите с ними диалог…

— Если наладим.

— Да, если наладите, то согласовывайте все фразы со мной.

Касаткина пристально посмотрела капитану в глаза. Она действительно раньше не замечала за ним такой реакции на женщин. В экипаже их действительно было не так много: штатный врач, девушка-физик, еще одна женщина трудилась у связистов и последняя, кажется, была в штате астронавигаторов. Может, капитан при них не так тушуется, поскольку они не являются в своих областях руководителями? Если так, то придется ему смириться с тем, что Касаткина на время возьмет на себя руководство миссией. Девушку порадовала эта мысль, и она решила разрядить ситуацию:

— Если я налажу диалог, вы сможете сами говорить с ними. По-русски. А ИИ «Прорыва» будет переводить.

Капитан кивнул и замолчал. Варвара вновь посмотрела ему в глаза, сощурилась и поинтересовалась.

— Капитан, еще что-то?

— Нет, Варвара Сергеевна, вы свободны.

— Хорошо.

Девушка ушла с мостика, оставив Кольского в ступоре от самого себя. И что это с ним сейчас было?

«Кольский, тебе под сраку лет, а ты вспотел от этой… — он потряс головой, прогоняя внезапно нахлынувший на него морок вожделения. — Жуть какая, кому скажешь, не поверят».

* * *

За всей этой курьезной ситуацией наблюдала Валерия Мирская.

— А ты говорила, не дотянемся, — произнес голос у нее за спиной.

— Дотянулись, — улыбнулась девушка. Ее чешуйчатая кожа на лице вновь зачесалась, напоминая о том, в кого она превратилась за эти семь лет. — Добряк, а ты не рано начал?

— Нет, Валерия, — ответил искин «Юкко». — Самое время, чтобы наладить ментальный контроль.

— Может, этих мне отдашь? Я все равно в китайской культуре ни в зуб ногой… Издевайся над азиатами, а я поиграю со своими.

— Ты здесь босс, — довольно быстро сдался Добряк и отдал команду аватарам, сидящим в рубке управления крейсером. — Приготовиться к захвату второго крейсера.

Глава 20

Роман, инопланетный крейсер «Юкко»

Роман смотрел на мать и не мог поверить в то, что долгожданное прибытие земных кораблей не вызывает в ней никаких эмоций. Как же сильно она изменилась за эти семь лет! Нет, не только внешне, хотя и внешнее сходство с «этими» уже было разительным. Она изменилась внутри.

Аватаров на «Юкко» Роман по привычке называл «эти». Мать пыталась навязать ему их общество, но он не мог перешагнуть через себя, даже несмотря на то, что все они с Валерией были связаны ментально. Если саму Валерию он еще помнил человеком, то «этих» он знал только такими — скользкими, чешуйчатыми рыбоподобными существами с огромными головами и пустыми глазами-блюдцами.

Смотреть сейчас на мать было больно. Юноша помнил, как отчаянно она боролась за свою жизнь, знал, как она жаждала вестей с Земли, как мечтала увидеть хоть одно человеческое лицо перед смертью. И вот она дождалась, причем раньше, чем планировала, но в ее глазах — пустота, ни намека на радость. Холод, логика, расчет, сталь — что угодно, только не радость.

Промелькнула мысль, которая в последнее время все чаще терзала Романа: «Как же дорого ей пришлось заплатить за мою жизнь! Как же дорого…»

Молодой человек постарался выбросить из головы эти болезненные мысли. Он знал, что матери это не понравится. Вернее, это не понравится той Валерии, которой она стала сейчас. Он чувствовал, еще немного — и ее не станет вовсе. Она попросту растворится в этой расе, станет ее частью. Что в этом случае произойдет с ним самим, Роман не знал.

Раньше он был волен думать, как и когда ему хочется, и мысли свои он мог озвучивать без колебаний. Раньше мама не только позволяла собственные мысли, но и поощряла их. Вопросы, размышления, выводы — всем она просила делиться с ней. И он делился. Делился охотно и жадно, и слушал все, что она говорила ему по поводу тех или иных его умозаключений. Эти беседы с каждым днем делали из Романа существо, все больше и больше напоминающее человека. Но в то же время сама Валерия — женщина, подарившая ему новую жизнь, та, кого он называл матерью — с каждым месяцем на человека походила все меньше.

Стоило ли платить такую цену за его жизнь? Стоило ли так упорно очеловечивать его, чтобы впоследствии оставить на этом корабле одного? Сейчас, когда Роман уже полностью осознавал себя и свое место в мире, он мог однозначно ответить, что да, стоило. Он даже понимал, что это очень эгоистично с его стороны — считать, что его жизнь стоила того, чтобы Валерия пожертвовала своей. Он не мог думать иначе, он был почти человеком. Он испытывал все те же чувства, которые должен испытывать настоящий человек, раз за разом примерял на себя качества, которые свойственны только людям. И одним из таких качеств, роднившим его с людьми, был эгоизм.

Он знал, что рожден из пробирки, знал, что должен был умереть, и даже помнил, что делали с ним ваэрры. И, когда его тело вновь собрали воедино, именно это знание помогло ему почувствовать себя полноценной личностью — знание и, разумеется, работа Валерии. Да, безусловно, без ее влияния, без ее работы над ним, без ее «уроков жизни и чувств» он не смог бы понять, кто он есть на самом деле. Как же он был благодарен ей за эти уроки, как же он страдал от того, что они практически прекратились.

Все это время Роман ни о чем не сожалел. Он радовался возможности жить, радовался вниманию матери. Огорчала его лишь одна мысль — он так и не смог стать для нее тем, кого она хотела видеть рядом с собой. Однако со временем и эта горечь стала улетучиваться. Какая разница теперь, что чувствует его мать, если она с каждым днем все больше отдаляется от него? Еще немного — и она сломается. Еще немного — и ему придется…

Последнюю мысль он додумывать отказался. Не сегодня, не сейчас. Он подумает об этом позже. Он примет окончательное решение, когда матери не станет. А пока она все еще рядом. Она еще борется. Все еще…

А ведь Валерия боролась очень долго. Роман не был уверен в том, что любое другое человеческое существо смогло бы продержаться под натиском ваэрров столько лет. А она продержалась. Более того, она успела воспитать из Романа полноценного человека. Почти человека. Сам себя Роман к людям отнести не мог, поскольку знал, что лишен тех врожденных пороков, которые свойственны всем им. Это ему объяснила Валерия.

— В тебе нет ни алчности, — часто повторяла она, — ни зависти, ни корысти, ни ревности, ни