Оружейник-2. Азартные игры со смертью [СИ] - Олег Шовкуненко

— Нет, со мной все в норме, — я плавно отстранил его руку. — Вот он ваш клиент.

Вытолкнув на свет Блюмера, я показал на обрубок его руки.

— Ого! — медик присвистнул. — Где ж это ты, приятель, так влип?

— Упыри отгрызли, — мне пришлось ответить за уже основательно отмороженного Сергея.

— Это шутка? — человек в белом поднял на меня расширившиеся от удивления глаза.

— Мы разве смеемся? Особенно он, — я кивнул в сторону нашего с майором подопечного.

Взглянув в лицо Блюмеру, медик мигом помрачнел.

— Так какого ж вы сразу не сказали!

— Я пытался, — пришла моя очередь делать страшное лицо.

— Живо за мной!

Медик быстрым шагом рванул по полутемному коридору, а мы с Нестеровым поволокли Блюмера вслед за ним. По пути наш проводник заглянул в одну из комнат и громко крикнул:

— Лидия Сергеевна, у нас раненый! Готовьте операционную!

Кердык тебе, парень… полный кердык! — подумал я, скосив глаза на Блюмера. — Оттяпают всю руку. Аспирант, похоже, думал о том же. По крайней мере его и без того не пышущее румянцем лицо стало и вовсе белым.

Люди, которые появились на крик главврача, а, скорее всего, это был именно главврач, приняли у нас Блюмера. Напоследок, глядя в его покрасневшие глаза, я попросил:

— Ты держись, парень. Ты нам нужен.

— Это я знаю.

Сделав над собой усилие, Сергей слегка улыбнулся, из чего стало понятно, что он слышал наш разговор с Лешим. В первое мгновение мне даже стало как-то неловко, а потом подумалось: цирк-зоопарк, какого хрена, будем играть в открытую.

Когда Сергея унесли, мы с майором стребовали назад его автомат и подсумок, в котором еще оставалось два полных рожка. Такие вещи просто так не оставляют. У них сразу ноги появляются, ищи-свищи потом. Получив блюмеровский АК-74, я повесил его себе на плечо и потянул Нестерова на второй этаж. Там я надеялся отыскать не только Пашку с Лизой, но и таблетки для милиционера.

Расчет оказался верным. Хирургия располагалась на первом, а всех остальных больных и убогих отправляли на верхние этажи. Туда они забирались своим ходом, это в отличие от клиентов хирургии, которых чаще всего приносили чуть ли не в мешке, засыпанных туда, как суповый набор.

Второй этаж, как и полагалось по канонам отечественной архитектуры, являлся точной копией первого. Тот же узкий, бесконечно длинный коридор, та же череда одинаковых дверей. Единственное отличие от нижнего уровня это гораздо более приличное состояние. Керамическая плитка на полу была в основном целой, штукатурка на стенах почти без трещин и царапин, а главное минимум похабных надписей. Пока я разглядел лишь две: «Верните в хирургию, там классные телки» и «Коли помру, считайте меня онанистом». Мило. По крайне мере автор второго, высеченного на стене перла, был не полный дуболом и даже слегка знаком с родной историей.

— Как их будем искать? — милиционер оглядел пустой коридор.

— Элементарно, методом исключения, — я взялся за дверную ручку первой, ближайшей к лестнице палаты.

Комната, в которую поместили Пашку, оказалась пятой или шестой по счету. Освещалась она одной, болтавшейся на длинном проводе электролампочкой. У противоположной от входа стены стояли четыре металлические армейские койки, в двух углах тумбочки, рядом с входной дверью обшарпанный стул. Панцирные сетки покрывали лишь грязные ватные матрасы. Конечно же, никакого постельного белья. Подольск хотя и был позажиточней, поцивилизованней остальных колоний, но даже в нем тратить драгоценную, с таким трудом отфильтрованную воду на регулярные стирки считалось роскошью.

Пашка лежал на койке возле окна. Я глянул на парнишку и тут же, среагировав на яркую вспышку, поднял глаза к залитому бурыми потеками, заклеенному крест-накрест оконному стеклу. Внимание привлекли исполинские багровые зарницы. Они сверкали где-то очень далеко, должно быть над самыми Проклятыми землями. Такое там иногда бывает. Что-то типа бури. Странной… очень странной бури. Один раз видел ее совсем близко. Помнится, тогда я чуть не обмочил штаны.

От малоприятных воспоминаний я затряс головой. Лучше не надо… Не думать, не вспоминать! Сейчас мы далеко, сейчас мы в безопасности. Пытаясь вернуться к реальности, я перевел взгляд на Лизу. Она сидела в ногах у брата, тихая, подавленная, молчаливая. Помимо моих подопечных в палате находилось еще два человека в белых халатах. Выбрав того, что постарше и посолидней, я обратился к нему с вопросом:

— Чем порадуете, уважаемый?

Пожилой мужчина в очках повернул ко мне голову и, не выказав даже тени удивления от моего появления, ответил:

— Почти три часа без сознания. Ушиб мозга. Полагаю средней степени. Кое-какие препараты мы ему уже ввели. Теперь будем ждать.

— Доктор, а как по вашим прогнозам, очнется он скоро?

По выражению лица медика я понял, что последние пятнадцать минут он только и делает, что отвечает на этот вопрос. Но нервы у старика видать были крепкие.

— Препараты скоро подействуют. Если в течение часа не очнется, то все очень плохо. Боюсь, начнется оттек.

При этих его словах Лиза громко всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Понятно, — я тяжело вздохнул.

— Малец на вид крепкий, очухается, — голос, прозвучавший откуда-то сзади, заставил нас с Нестеровым обернуться.

В комнату не спеша вошел какой-то мужик в старом спортивном костюме, поверх которого был надет такой же как и у меня серый ватник. Вновь прибывший проковылял мимо нас и грузно опустился на одну из коек.

— Я раньше монтажником-высотником работал, — пояснил мужик. — Видал как люди с высоты падают. Если сразу не убьются и дырок в голове себе не наделают, то значит выкарабкаются, выживут.

— Раньше выживали, — уточнил второй находившийся в комнате медик, судя по всему санитар.

— Все от внутреннего стрежня зависит, — не согласился высотник. — Ладно склепанный человек он и не такое выдюжит.

Может этот Пашкин сосед по палате и нес чушь, но на душе от нее чуток полегчало. Вспомнилась сила и проворство мальчишки, его хлещущая через край энергия. Цирк-зоопарк, а ведь может и вправду у смерти руки коротки, чтобы сцапать вот таких!

— Борис Иванович, тебе укол сделали? — врач, похоже, не очень интересовался теориями пациентов.

— Вот оттуда и пришкандыбал, — высотник потер рукой задницу. — Ленка, медсестра эта ваша… Ей в Гестапо работать надо.

— Нету у нас больше тонких иголок, — зло, можно даже сказать угрожающе прошипел санитар. — Так что терпи. Ты и так тут со своей язвой… Устроился как в санатории.

При слове «язва» мы с милиционером переглянулись. Отношение к язвеннику Борису Ивановичу угадывалось вполне определенное. И ясно почему. В нынешние, прямо сказать весьма непростые времена болеть очень и очень не рекомендовалось. Те немногие оставшиеся в живых медработники едва успевали штопать и латать бойцов, вышедших из схваток с кошмарными чудовищами наводнившими наш мир. А тут еще и астматики, аллергики и всякие там ревматики-неврастеники!

Однако язва это, в конце концов, не простуда, она сама по себе не пройдет. От нее ведь и скопытиться можно. Памятуя все это, я решился:

— У нас тут аналогичная проблема. У майора тоже язва обострилась.

Я назвал Анатолия майором и сделал это сознательно. Хотелось поднять его значимость в глазах окружающих. Военные сейчас одни из самых уважаемых людей. Именно военные главная надежда и опора поселений, именно военные лучше всех знают, как убивать ненавистных тварей.

— Я по госпиталям отлеживаться не собираюсь, — Нестеров сразу прояснил ситуацию. — Мне бы только таблеток каких-никаких или укол. Утихомирить эту заразу. А то болит спасу нет.

— А ты мент, что ли? — высотник первым обратил внимание на серые с кантом штаны и того же цвета бушлат.

— Сейчас вас осмотрим, — пожилому врачу, похоже, было глубоко наплевать кто перед ним. Человек пришел за помощью, и он должен был ее получить.

От предложения медика в восторг я не пришел, о чем тут же поставил в известность милиционера. Сделал я это быстрым хмурым взглядом.

— Зачем осматривать? Только зря время терять!

На удивление Нестеров нашелся очень быстро, а может даже он был готов к такому развитию сюжета. Точно готов. Это я понял, когда увидел, что Анатолий лезет во внутренний карман своего бушлата. Майор добыл оттуда старую затертую записную книжку, развернул ее и выудил сложенный вчетверо листок бумаги.

— Вот, мой лечащий врач написал, — Нестеров передал эпикриз подольчанину. — Здесь вся история болезни и даже кое-какие анализы имеются.

Фух, кажется, пронесло! У меня отлегло от сердца. Ну, Нестеров, ну, сукин сын! Это же надо, предусмотрительный какой! Перед тем как одинцовская санчасть свернулась, стребовал официальный документ. Осознав все это, я с уважением взглянул на милиционера. Но во взгляде моем было не только восхищение, там появилось еще что-то… какая-то жадность, что ли. Так на призывном пункте «покупатель» смотрит на рослого мускулистого призывника или альпинист в магазине выбирает горное снаряжение. Как это ни странно, второе сравнение показалось куда более удачным. В нем имелась одна тонкость. От качества, от надежности приобретения всецело зависела человеческая жизнь, и даже не одна. На карту ставились жизни всех, кто окажется в связке.