Капитали$т: Часть 2. 1988 - Деметрио Росси

и бумагой, делал пометки.

— Можно будет что-нибудь сделать? — спросил я в конце своего рассказа.

Отец неопределенно пожал плечами.

— У Госснаба свое начальство, сырье распределяется по фондам, фонды привязаны к предприятиям… Но… сейчас там такой же бардак, как и везде. Если не хуже. Завтра я узнаю, что здесь можно сделать. Я думаю, что нет ничего ужасного в том, что какая-то организация получит возможность выпуска дефицитной продукции. Мировая революция от этого точно не пострадает. — Он горько усмехнулся.

— Спасибо! — искренне сказал я.

Он махнул рукой.

— Пока еще не за что. Все, Алексей, иди отдыхай.

Спал я той ночью плохо, неспокойно.

Вопрос решился наилучшим образом. На следующий день отец сказал, что выяснил, что можно сделать. Он объявил, что вопрос, скорее всего, будет решен положительно и сунул мне бумажку, где был адрес, номер кабинета и фамилия ответственного товарища. На следующий день мы с Яковом Наумовичем отправились по адресу. Ответственный товарищ принял нас тепло, но общался в основном с Яковом Наумовичем — деловые люди сразу почуяли друг друга! Сходу была придумана хитрая схема, всей сути которой я так и не понял, но в конечном итоге сводилась она к тому, что сырье мы получим. Были бумаги — множество бумаг! Нас занесли в какие-то реестры. Записали в какие-то очень официальные книги. Были подписаны бумаги и поставлены печати. В конце концов, мы официально оплатили первую партию — десять тонн полиэтилена высокого давления, всего около трех тысяч рублей.

Мы получили через три дня и уже на следующий день наш экструдер заработал. Мы были взволнованны и почти счастливы. Рабочие были хмуры и деловиты. Начальник ремонтно-строительного выделил нам целых трех рабочих — трезвых взрослых мужиков, поначалу смотревших на нас с некоторой неприязнью. Как выяснилось впоследствии, дело было даже не в том, что мы эксплуататоры, а они — эксплуатируемые. Все дело оказалось в нашем возрасте, мы были слишком молоды — взрослым солидным мужикам не пристало подчиняться малолеткам. И если Серегу они еще как-то воспринимали, то нас с Валериком первое время почти игнорировали.

За первый день наш заработок составил примерно полторы тысячи. С продажей мы заморачиваться не стали, не было времени, так что готовую продукцию мы, не мудрствуя лукаво, отправили в кооперативный магазин, к одному из приятелей Евгения Михайловича — толстому золотозубому мужику непонятной национальности по имени Илья. Его комиссия составляла десять процентов, что вызвало глухой ропот моих компаньонов, но деваться было некуда — пришлось согласиться на драконовские условия. На следующий день Илья был сильно недоволен — продукции мы поставили гораздо меньше, чем было желающих купить.

— Все расхватали за два часа! — сказал он хмуро. — Очередь выстроилась, как за водкой. Толпа недовольных осталась, скандалили, грозились в газету написать и в обком. Не гоните беса, пацаны, давайте больше товара!

На второй день мы заработали две тысячи. На третий — две триста. Практически все накладные расходы мы отбили в первые дни, дальше уже пошла чистая прибыль. Мои партнеры были слегка оглушены деньгами, которые сыпались и сыпались. Честно говоря, я тоже был слегка в шоке от прибылей. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, полной перспектив и радостей.

За первую неделю деятельности мы получили больше шестнадцати тысяч. За вычетом накладных расходов, по четыре тысячи на каждого. Первую прибыль торжественно поделили в «Театральном».

— Три штуки… — задумчиво сказал Серега после первого тоста. — Это что получается? Это получается, что «тачку» можно взять за месяц⁈ Нет, пацаны, вы ущипните меня. Это я сплю, такого не бывает.

— Все только начинается… — загадочно сказал я.

Шампанское полилось в бокалы, мы выпили за наш успех, а потом Валерик привел каких-то девушек — очень сильно накрашенных и очень сильно надушенных, мы тут же познакомились и выпили за знакомство, и я тут же забыл кого из них как зовут, а потом выпили еще и еще… Девушки смеялись и не пьянели, с эстрады ресторанные музыканты исполняли грустную песню Талькова «Чистые пруды», а мне стало очень грустно — я-то знал, что Талькова застрелит московский гангстер в собственной гримерке в самом начале 90-х…

Следующие несколько недель у нас просто срывало крышу от денег, которые мы тратили, не считая, и которые будто бы не убавлялись. Лисинский все верно говорил — наш экструдер оказался «философским камнем», который превращал все в чистое золото.

Видеосалон и звукозапись мы оставили на попечение нашего старого приятеля-неформала Петровича; после тех денег, которые нам поперли в последнее время, собирать по рублю с посетителей казалось чем-то очень смешным и унизительным. Но из ДК медиков мы не съехали — неплохое место, да и прижились мы в нем, менять не хотелось. Всей троицей отправились мы к директору и вежливо попросили небольшое помещение в аренду. Свою просьбу мы подкрепили пакетом с двумя бутылками коньяка. Директор ДК — хороший, по большому счету, мужик, с которым у нас никогда не было проблем (а у него с нами как раз были, например, знаменитый милицейский рейд по борьбе с нелегальным кинопрокатом), мечтательно посмотрел на коньяк и сказал твердым голосом:

— Сто пятьдесят в месяц в кассу. Как раз шахматисты съехали. Вот и заселяйтесь вместо них!

— Ну что вы, товарищ директор! — сказал я, подражая булгаковскому Коровьеву. — В кассу понятно — сто пятьдесят. Но вам тоже нужно — как минимум стольник! Лично вам!

— И магарыч, само собой! — с улыбкой добавил Серега.

В честных глазах директора блеснула слеза. Он явно растрогался.

— Ну что вы, ребята… — сказал он. — Ну разве можно…

— Нужно! — твердо сказал Серега и отсчитал шесть сотен. — Вам, за полгода вперед!

— Только нам и телефон нужно, — сказал я быстро.

Директор посмотрел на россыпь полтинников и вздохнул.

— Сделаем телефон, — сказал он.

Он долго пожимал нам руки.

Мы заселились в офис. Офисной мебели в те славные времена в наших широтах еще не существовало, так что, пришлось довольствоваться тем, что есть — два письменных стола и шесть стульев нам с барского плеча выделил директор ДК, а бывший в употреблении диван и пару кресел мы купили в комиссионке. Еще в наследство от бывших хозяев кабинета нам досталась полка, на которую Серега взгромоздил какой-то боксерский кубок, выигранный им лично. Также кабинет был украшен вымпелами боксерского клуба и боксерскими перчатками. Возражать я не стал —