Казанова - Иен Келли

Весной 1760 года Казанова потерпел убытки. В апреле в Цюрихе он был вынужден заложить часть своего имущества в ломбард под залог, выручив около восьмисот золотых луи, в то время как чистая стоимость тех же активов в Париже оценивалась в серебряном эквиваленте свыше ста тысяч экю, шестисот тысяч турских ливров или не в одну тысячу луидоров. Он отправился в Берн, а затем периодически жил то в Лозанне, то в Золотурне, поскольку в Швейцарии, административно разделенной на независимые союзные кантоны, высшее общество не было собрано в одном столичном городе, а распределялось между соперничающими центрами. В библиотеке Берна сохранилось письмо, которое проливает свет на кочевую жизнь Казановы того периода. Его воспоминания полны любовных «схваток», главным образом с баронессой де Ролл, и подробностей о купании нагишом в Берне. Тем временем местные жители признали уникальность Казановы, что-то присущее ему, увлекательное и неуловимое одновременно. Письмо от магистрата Берна в Рош к академику Альбрехту Галлеру, которому хотел быть представлен Казанова, говорит:

У нас здесь в Берне появился иностранец, назвавшийся шевалье де Сенгальтом… которого настоятельно рекомендовала [нам] знатная дама из Парижа. Он уехал отсюда позавчера в Лозанну, откуда предполагает направиться к Вам в гости. Этот иностранец стоит того, чтобы Вы его увидели, он безусловно будет Вам любопытен, ибо он является загадкой, кою мы оказались не в состоянии разгадать здесь… Он не знает столько же, сколько Вы, но знает много. Он говорит обо всем с большим пылом, кажется, он повидал и прочел поразительно много. Он сказал, будто знает языки… Он получает каждый день по почте значительное количество писем и пишет каждое утро… Он говорит на французском языке как итальянец, поскольку получил образование в Италии. Он считает себя свободным человеком и гражданином мира… Ему больше всего по вкусу естественная история и химия, мой двоюродный брат Луи де Мюральт, который сильно привязался к нему, полагает, будто это — граф де Сен-Жермен. Он продемонстрировал мне свои познания в каббале, которые изумительны, если они истинны, и сделал какой-то колдовской ром… В целом, он очень необычный человек, и как нельзя лучше одет и экипирован.

Таким было впечатление, которое производил тридцатипятилетний шевалье де Сенгальт, безотносительно от стоящей отдельного упоминания его прежней славы как беглеца или будущей известности в качестве распутника.

Акт IV, сцена II

Шевалье де Сенгальт

1761–1763

«Я дурного мнения о тех, кто придает большое значение титулам», — однажды сказал император Иосиф II Казанове [шевалье де Сенгальту], и он, Казанова, каждое слово которого, являло мысль, а каждая мысль — книгу, ответил: «Так что же остается думать о тех, кто их продает?»

Князь Шарль де Линь

Казанова путешествует почти все время до начала 1760-х годов. Поскольку в Европе завершилась Семилетняя война — которая могла препятствовать легким поездкам — шевалье де Сенгальт недолго живет в Экс-ле-Бене, Гренобле; Авиньоне, Марселе, Ментоне, Монако, Ницце, Генуе, Флоренции, Риме и Неаполе. Затем, возвращаясь снова на север, он останавливается в Риме, Флоренции, Болонье, Модене, Парме и Турине, где сотрудничает с чиновниками португальского правительства и отправляется с ними на мирный конгресс в Аугсбурге в 1763 году. Туда он добрался через Шамбери, Лион, Париж, Шалон, Страсбург, Мюнхен и опять Париж, заехав еще и в Аахен. Потом он перебирается в Безансон и Женеву, Лион, Турин, Милан, Геную, Антиб, Авиньон, Лион и Париж, пока наконец не решает в 1763 году осесть в Лондоне.

Казанова закрывает дом в Париже, и его жизнь становится все более похожей на жизнь бродяги без родины. Он превращается в странствующего господина, персонаж, который, по всей видимости, был возможен только в восемнадцатом веке до революции.

* * *

После длительного визита к Вольтеру Казанова пересек Альпы и направился в Рим и Неаполь. Последний был особым местом: городом, который всегда был добр к нему в прошлом и где у него были основания считать себя отцом, по крайней мере, двоих детей — дочки Анны Марии Монти-Валлати и сына от Терезы Ланти. Он остановился в Экс-ле-Бен, а затем в Экс-ан-Савойе, где в июле 1760 года на водах встретил монахиню-аристократку, которую сначала принял за М. М. Это была не она, но в мемуарах он оставил за женщиной тот же псевдоним. Она напоминала его бывшую любовницу внешне и в привычках и кроме того, тоже была в определенной степени распутна и была «на водах» в том. смысле, какой часто подразумевался в восемнадцатом столетии: она скрывала в Эксе свою беременность. Казанова помогал ей в этом и в поиске опиума, чтобы усыпить ее компаньонку, но план обернулся бедой — произошла передозировка, и компаньонка умерла. Двое виновных, они на какое-то время стали любовниками, и Казанова, как часто у него случалось, сочетал в себе альтруизм и эгоистичное желание доставить себе удовольствие, использовав ситуацию. «С учетом моего характера, было невозможно мне отказаться от нее, но сие не делает мне чести; я стал любовником этой новой М. М. с черными глазами и был полон решимости сделать все для нее и, конечно же, не позволить ей вернуться в монастырь в том состоянии, в котором она была». Но тем не менее она отправляется обратно в монастырь, а Казанова уезжает в Гренобль.

Здесь он получает письмо от маркизы д’Юрфе, с которой по-прежнему поддерживал хорошие отношения, к мадемуазель Ромэн-Купье. Далее история могла бы показаться придуманной, но она целиком совпадает с известными нам фактами драмы, вскоре разыгрывавшейся в Париже. Казанова составил гороскоп мадемуазель Ромэн-Купье и расшифровал ее имя и дату рождения и т. п. в соответствии с каббалистическими цифрами, предсказав, что она станет любовницей Людовика XV. Джакомо представляет свой рассказ как неудачную попытку соблазнения, основанную на той вере, что он в нее вселил. Действительно, он так никогда и не добился от этой дамы желаемого, но она перебралась в Париж и к маю 1761 года на самом деле попала в ряды многочисленных любовниц короля. В январе 1762 года она родила ему дочь, и это был второй раз, когда Казанова пополнил королевский Олений парк. История может показаться придуманной задним числом, однако описания Казановой неприятностей мадмуазель Ромэн-Купье после ее переезда из провинциального Гренобля в будуар Версаля совпадают с ее собственными мемуарами, увидевшими свет много позднее.

Из Гренобля Казанова отправился в Авиньон, чтобы увидеть места, связанные с Петраркой, и задержался на маршруте южнее, желая просто недорого развлечься. Провинциальный театр обеспечил ему легкий доступ к авиньонскому полусвету, где он встретился с сестрами-актрисами Маргаритой и Розали Астрбди. С Маргаритой он уже переспал в Париже, а с Розалии завел экзотический любовный треугольник с участием ее горбатого костюмера. В Авиньоне он также представил себя некой паре, по фамилии Стюард, жившей в той же гостинице. В то же самое время, пока Казанова опустошал свой кошелек в погоне за театральным развратом он ссужал деньги и безденежным Стюардам, к которым испытывал обычное сочувствие. Эта пара состояла в тайном браке, возможно, и муж, и жена имели других законных супругов, и их история, открывая нашего героя с другой стороны, дополняет портрет беззаботного и аморального распутника Казановы. В течение нескольких месяцев он помогал людям скрываться, пристраивал ребенка в воспитательный дом, оказался замешан в случайном убийстве, развратничал с двумя актрисами (не говоря уже о горбатом костюмере), был тронут до слез судьбой женщины-беглянки и отдал ей большую часть своих постоянно оскудевавших средств.

Он ездил в Марсель, а затем в Антиб, где оставил недавно купленный экипаж — который заберет обратно через три года, — чтобы поехать на felucca вниз по итальянскому побережью. Он взял с собой служанку из Марселя, ею стала Розали, которую приодел и представлял как свою компаньонку. Они высадились в Ницце, из-за плохой погоды, а потом прибыли в разгар лета в Геную и сразу столкнулись со звездой венецианской комедии дель арте Гритти, немедленно признавшей Казанову.

Он [Казанова] прибыл из Антиба в великолепном экипаже и в компании еще одной путешественницы [Розали]. Гритти [знаменитый Панталоне] увидел его и побежал к нему с распростертыми объятиями. Авантюрист вдохнул воздуха и, бросив строгий взгляд, сказал: «Вы ошибаетесь, я — шевалье де Сенгальт». [Гритти] был поражен, но, прежде чем он смог оправиться от удивления, псевдо-рыцарь подмигнул ему, как бы желая сказать: «Слушай, смотри и молчи».

Так путешествовал Казанова. Венецианец Луиджи Гритти скоро стал должным образом общаться с Казановой, поняв необходимость подыграть Джакомо с его импровизированным титулом. Казанова предложил ему свой перевод на итальянский язык пьесы Вольтера «Шотландка», которую хотел ставить Пьетро Росси, менеджер Гритти. Несколько позднее тем же летом Казанова выступал на сцене, читая свой текст и играя одну из ведущих ролей, Мюррея.