Частный детектив Выпуск 4 - Алистер Маклин

– Вот это правильно, – кивнул я. Это было мрачное согласие на аккуратное устранение своего собственного трупа, но я не сошел с ума и не был таким безумным, как Лэрри. Я делал ставку на свою последнюю надежду, хотя эту игру вполне можно было назвать безумной.

– А потом они будут бегать кругом и искать тебя, – задумчиво сказал Лэрри, – и я буду бегать вместе с ними, и все время буду смеяться про себя, думая о том, что твой труп уже, наверное, сожрала акула. Акула будет плавать среди морских водорослей, а я буду знать, что я хитрее всех твоих копов.

– Прекрасно, – сказал я. – Оказывается, ты и вправду умный парень.

– А разве нет? – снова захихикал он отвратительным фальцетом. Я почувствовал, что волосы на моей голове встают дыбом. Он пырнул Мэри ногой, но она не пошевелилась. – Девушка полежит, пока я вернусь. Я ведь задержусь ненадолго, правда, коп? Вставай и выходи первым. И помни, что у меня в руках фонарь и пистолет.

– Буду помнить.

Ни Мэри, ни оператор не шевелились. Я был уверен, что пройдет достаточно времени, прежде чем оператор зашевелится. У меня до сих пор болели кулак и нога. Правда, что касалось Мэри, то тут я сомневался. Не был уверен в том, что она действительно потеряла сознание. Мне казалось, что она просто притворяется: уж слишком частым и неровным было ее дыхание для человека, потерявшего сознание.

– Иди же, – нетерпеливо сказал Лэрри и больно пнул меня пистолетом в бок. – Выходи отсюда.

Я прошел дверь радиорубки, коридор и вышел через входную дверь на палубу, где по–прежнему свирепствовали ветер и дождь. Входная дверь открывалась на защищенную от стихии сторону радиорубки, но не пройдет и минуты, как мы окажемся под бешеным напором ветра. Я знал: когда эта минута настанет, тогда все и должно решиться. Тогда или никогда.

Все произошло именно тогда. Подталкиваемый пистолетом, уткнувшимся мне в бок, я завернул за угол радиорубки, низко наклонился и, почувствовав первый резкий порыв ветра, рванулся ему навстречу. Лэрри растерялся. Он не ожидал ничего подобного. Лэрри был слабосильным и к тому же он стоял, выпрямившись во весь рост. Колеблющийся и раскачивающийся луч фонаря на палубе у моих ног яснее ясного говорил о том, что Лэрри нетвердо стоит на ногах. Возможно даже, что напор ветра отбросил его назад. Я еще больше наклонил голову и принял такое положение, которое принимает спринтер, когда он, делая первые два шага стометровки, бросается навстречу ветру. И тут же понял, что неправильно рассчитал силу ветра: ворваться в ураган было равносильно тому, чтобы пробежать сквозь огромную бездонную бочку, наполненную патокой. К тому же я не учел, что встречный ветер, дующий со скоростью, близкой к ста десяти километрам в час, создавая непреодолимые препятствия для человека, не может оказать заметного воздействия на тяжелую пулю из кольта, вылетающую с начальной скоростью шестьсот метров в секунду. Удалось преодолеть не более семи метров, когда бешено шарахающийся из стороны в сторону свет фонарика выхватил меня из темноты и замер. Отчаянным усилием удалось одолеть еще около двух метров. Лэрри выстрелил.

Гангстеры и бандиты – самые плохие стрелки в мире. Обычно они применяют один и тот же метод стрельбы: прежде чем выстрелить, подходят к своей жертве на расстояние около двух метров и обстреливают ее градом пуль, чтобы заставить работать на себя закон средних арифметических чисел. Я сотни раз слышал, что эти парни не могут даже с десяти шагов попасть в дверь сарая. Но, видимо, Лэрри никогда не слышал об этом, а возможно, это правило относилось только к дверям сараев.

Если кого–то лягнет копытом мул, то это ничто в сравнении с оглушительным хлопком выстрела из пистолета 45–го калибра, когда пуля вылетает из дула, как пробка из горлышка бутылки с шампанским. Пуля ударила в левое плечо, крутанула меня волчком, опрокинула и отбросила в сторону. Но именно это спасло мне жизнь. Падая, я почувствовал резкий рывок своего брезентового плаща, прошитого второй пулей. Лэрри не давал предупредительных выстрелов. Он стрелял с намерением убить меня.

И он, конечно, убил бы, если бы я хоть пару секунд задержался на палубе. Я снова услышал приглушенный хлопок выстрела из кольта – на расстоянии девяти метров. Я едва слышал его сквозь завывание ветра, но увидел, как от поверхности палубы отлетели искры и прошли в нескольких сантиметрах от моего лица. Потом услышал свист использованных гильз, отлетевших от чего–то рикошетом в темноте ночи. Искры вселяли в меня какую–то надежду, так как это означало, что Лэрри пользуется пулями в металлической оболочке. Точно такими же пулями пользуются полицейские для стрельбы в кузова машин и запертые двери. После стрельбы такими пулями остаются отверстия с совершенно ровными краями, совсем непохожие на отверстия с рваными краями от грибообразных мягких пуль. Возможно, что пуля, которой был ранен я, тоже прошла через плечо навылет.

Я поднялся и побежал, не видя, куда бегу. Мне это было безразлично. Значение имело только одно: не куда бежать, а от чего бежать. И надо было убежать как можно дальше. Ослепляющая канонада дождя свистела по палубе, заставляя одновременно плотно закрывать оба глаза. Меня это радовало: если мои глаза закрыты, значит, глаза Лэрри тоже закрыты.

Устремляясь вперед с закрытыми глазами, остановился только тогда, когда налетел на металлическую лестницу. Я ухватился за нее, чтобы не упасть, и, не сознавая, что делаю, успел подняться по лестнице метра на три, прежде чем понял, что поднимаюсь. Я продолжал неуклонно лезть вверх. Возможно, это был стародавний инстинкт человека: влезть повыше, чтобы избавиться от опасности, заставившей меня искать спасения на высоте. Сознание, что лестница должна окончиться площадкой, на которой я мог бы дать отпор Лэрри, заставляло меня подниматься все выше. Это был тяжелый и изнурительный подъем. Если бы не было этого бешеного ветра, подъем не был бы для меня слишком тяжелым. Кроме того, я мог пользоваться только одной рукой. Левое плечо болело не очень сильно, потому что онемело. Боль придет позже. Теперь же у меня было такое ощущение, что вся левая рука парализована, и каждый раз, как правая рука отпускала очередную ступеньку, чтобы схватиться за следующую, расположенную выше, ветер сдувал меня с лестницы, и мои пальцы хватались за следующее кольцо при полностью вытянутой руке. Затем я должен был, вплотную прижавшись к лестнице, подтянуться здоровой рукой вверх, и утомительный процесс начинался снова. После того, как одолел ступенек сорок, моя здоровая правая рука и плечо горели, как в огне.

Я набрал в легкие воздуха, закинул руку на следующую ступеньку и посмотрел вниз. Этого мимолетного взгляда было достаточно, чтобы начисто забыть о боли, усталости и, сгорбившись, как гигантский сумчатый медведь–коала, подниматься еще быстрее. У подножия лестницы, размахивая фонариком во всех направлениях, стоял Лэрри. Несмотря на то, что у него птичьи мозги, он все же догадается посветить наверх. Только вопрос времени, когда он осветит меня.

Это была самая длинная лестница, на которую я когда–либо взбирался. Она казалась бесконечной. Теперь я понял, что лестница – какая–то часть буровой вышки. Более того, я понял, что эта лестница приведет меня к «обезьяньей доске» – узенькой доске, стоя на которой, кто–то из работающих на вышке направлял полутонные секции бура, поднимающегося из земли на находящиеся сзади стеллажи. Я мог вспомнить об этой «обезьяньей доске» только то, что на ней не было оградительных канатов или перил, так как они только помешали бы направлять тяжелые секции бура в нужном направлении.

Резкая дребезжащая вибрация сопровождалась каким–то лязгающим звуком. Было такое впечатление, что по железной лестнице бьют кувалдой. Так Лэрри объявил, что обнаружил меня. Пуля ударилась о ступеньку, на которой стояла моя нога. Какое–то кошмарное мгновение! Мне казалось, что она пробила мне ногу. Потом я понял, что с ногой все в порядке, и снова посмотрел вниз.

Лэрри лез вслед за мной. Я не видел его, но видел кольт, которым он размахивал, поднимаясь по лестнице в три раза быстрее меня. Лэрри не отличался особой храбростью, но то ли подбодрил себя наркотиками, то ли его гнал вверх страх, что мне удастся уйти от него и Вилэнду станет известно, что он пытался убить меня. А возможно то, что в его пистолете осталась всего одна, максимум две пули. Он наверняка считал, сколько сделал выстрелов и сколько пуль осталось.

И тут я почувствовал, что над моей головой и вокруг как–то посветлело. Вначале решил, что свет идет от сигнальных огней, горящих на буровой вышке, но как только мне в голову пришла эта мысль, понял, что ошибаюсь. Крыша буровой вышки была все еще более чем в тридцати метрах у меня над головой. Я снова набрал воздух в легкие, прищурил глаза так, что ресницы почти сомкнулись, чтобы предохранить глаза от дождя, и сквозь ресницы посмотрел вверх в сумрачную мглу.