Нарисуй меня (СИ) - Ланская Алина

— С тобой. Только с тобой. Если захочешь.

— Хочу, — тут же отвечаю, чтобы он не передумал. — Хочу.

Нет, я не верю. Все равно не верю. И никогда не поверю.

— Уверена? — От былой нежности в голосе ни следа, но меня это совершенно не трогает. — Со мной?

— Да.

Глаза в глаза. Просто мужчина. Просто женщина.

До конца.

Максим коротко кивнул, словно и не ждал другого. Хотя когда заговорил, я почувствовала, что он уже не такой напряженный.

— Никто не должен знать, Марина. Абсолютно никто. Любая утечка, минимальный намек, спекуляция приведут к краху, сотни людей пострадают. Это важно.

— Что ты задумал? Ты же продаешь компанию, да? Грину, как он и хотел.

— Так я сейчас хочу. Как только будет известно о… моей болезни, с нами никто не захочет иметь дела, никаких контрактов, заказчики сделают все, чтобы сменить нас на других. Но если продать компанию Алексу, есть шанс сохранить проекты, как минимум все получат неплохой «парашют».

Четко, сухо, спокойно. Только в глазах боль, которую... да я бы все отдала, лишь бы уничтожить, удалить ее из него. Как раковую опухоль.

— Пока Грин ничего не подозревает, ухватился за мое предложение как за последний шанс. У него сейчас тоже нелегкие времена, но деньги вроде нашел, чтобы нас купить.

— То есть… вот… А кто знает?

— В компании? Только Денис и Бабин. Но они будут молчать.

— Я тоже… Максим, но это же огромные деньги, неужели за них…

— Деньги бывают бесполезными, Марина. — Он замолчал ненадолго, а потом произнес: — Я хочу уехать с тобой. Сразу же, как только закроем сделку и получим основную часть денег. Ты точно уверена? Можешь подумать.

— Уверена. И больше никогда не спрашивай меня об этом.

Глава 56

Отрицание, злость, торг, депрессия, принятие. Кажется, такая последовательность отношения человека к горю. Листала как-то осенью очередную умную книжку По. У нее их много на полке стоит. Там еще было много написано про каждый период: что человек чувствует, сколько времени длится каждое состояние и много какой еще психологической фигни.

Я за неделю далеко не продвинулась — до сих пор не верю, что он болен, что ему осталось немного. Что он уйдет, а я должна буду жить без него.

Но пока живу как прежде, только ощущение безоблачного сумасшедшего счастья улетучилось. Теперь я просто тихо радуюсь, когда вижу его.  По утрам просыпаюсь раньше, намного раньше и слушаю спокойное дыхание, смотрю, как подрагивают длинные черные ресницы. Просто лежу рядом, боясь пошевелиться.

Я больше не хочу его рисовать. К незаконченной картине пока не могу подойти. И вряд ли подойду.

Не сейчас.

Жизнь не изменилась. Я изменилась. Этого, правда, никто не замечает, даже Максим. Я этому рада.

— Ты уверена, что хочешь с ними познакомиться? — Макс поправляет галстук и надевает пиджак.

Выглядит, как всегда, идеально. Никаких поблажек. Ни себе, ни другим. Может, чуть заметнее стали морщины в уголках глаз, а еще похудел за эту неделю, и теперь черты лица стали еще четче, даже острее.

— Конечно, уверена! Это же твои родители. Они, наверное, даже не знают о моем существовании.

Максима почему-то очень развеселили мои слова.

— Ну почему же? Я говорил маме, что у меня есть любимая девушка. Ты же знаешь, мы не так часто общаемся.

Я кивнула головой. Они и правда не очень близки — за все то время, что мы вместе, я лишь несколько раз слышала, как Генварский разговаривал с родителями, еще пару раз переносил наши встречи, потому что был у них в гостях. А я не просила с ними познакомить, стеснялась.

— Они ничего не знают, Марина. И не должны узнать.

Сейчас он первый раз сам напомнил о том, о чем мы, не сговариваясь, молчали целую неделю. С того самого момента, как вместе ушли из мансарды.

Я не понимаю этого, но точно не могу судить. Это его выбор. Указывать, что ему делать, как со своими собственными родителями общаться, точно не буду.

— Я ничего им не скажу, Макс. Можешь не сомневаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он молча кивнул.

Всю эту неделю я вижу его только утром, немножко днем, когда вместе обедаем, и уже дома поздно вечерам. Послезавтра будет подписан договор о продаже компании. А потом мы должны улететь в Германию: Максим пройдет еще одно обследование. Он сам так решил, а еще я видела переписку с одним иностранным онкологическим центром, потом пробила в поисковике — очень солидное заведение. Как я поняла, Генварский пересылал им свои результаты, но моих знаний немецкого не хватило, чтобы понять ответ. А у Максима я боюсь спрашивать.

Отрицание. Я не знаю, сколько еще пробуду в этом состоянии неверия. Умные книжки советуют быстрее принять реальность, и тогда станет легче.

А у меня другая реальность — в ней мы с Максом собираемся в Париж, как и планировали «до». Из-за придирок Грина Максу пришлось все выходные проторчать в офисе.

«Мы еще обязательно погуляем по Рю де Риволи, обещаю».

— Завтра тогда поужинаем с ними, про продажу я им сам скажу. Увидимся в обед!

Долгий протяжный поцелуй обнажает, выворачивает душу, заставляет, наплевав на все обещания самой себе, вцепиться в него, сжать до боли в руках, замереть, не дышать, провалиться в спасительную тьму и мечтать остаться в ней навсегда. Вместе с ним.

Я не вижу своей жизни без него. Ее просто нет.

Время окончательно обезумело — умирает, когда его нет рядом со мной, и несется со скоростью света, едва мы оказываемся рядом.

Время превратилось в личного врага, но я обязательно придумаю, как его обхитрить.

Нужно собираться к Полине. Сердце сжимается от боли, когда думаю о ней, когда разрываюсь между ними. Макс, конечно, уже все продумал — договорился с самым лучшим реабилитационным центром в городе, По переедет туда после больницы, а я время от времени буду к ней приезжать. Пока так. Но она еще не знает, я все оттягиваю, не говорю ничего, а она вчера первый раз встала с кровати. С помощью, конечно, но ведь встала. Комок к горлу подступает, когда сейчас вспоминаю. Три шага сделала с поддержкой.

Все будет хорошо. С По все будет хорошо.

У сестры сегодня гость. Глазам не верю — Владимир Петрович! Ну надо же, снова вспомнил о дочери. Смотрю, с какой нежностью он говорит По, как сильно скучал. Даже не сразу заметила, что он не один — его жена тоже с ними.

— Привет! Марина, заходи, пожалуйста! — Бросилась ко мне, даже хотела обнять, но вовремя остановилась, увидев мое ошеломленное лицо. — Да, мы приехали… вот… к Полине.

Долго же вы ехали!

— Это очень здорово.

Замечаю, как По смотрит на отца. Как маленькая девочка, которая хочет, чтобы ее обняли и прижали к себе. Я даже не представляла всю силу ее любви. И одиночества.

— Мы надолго, Марина. — Оборачивается ко мне Лученко. — Мне без разницы, откуда бизнесом управлять, а Катя… — Он кивнул на жену. — Кате здесь понравится. Да, дорогая?

Та поспешно кивнула.

Ничего не понимаю, но По довольна. И это главное. А еще сердце распирает от огромного облегчения, что рядом с сестрой будет родной человек. Каким бы черствым он ни был, но он ее отец.

Макс молча слушает меня, не перебивает, пока я сбивчиво рассказываю о внезапном появлении отца По. И про то, что они с женой уже на полгода сняли дом в престижном поселке, а там на первом этаже будет у сестры своя комната, и  они будут забирать ее из реабилитационного центра на выходные, да и не только на выходные.

— Представляешь, он притащил два альбома ее детских фотографий! Я просто в шоке была, что у него все это есть, что не выбросил. Сидел у нее на кровати и столько всего рассказывал, напоминал ей о детстве, да я половину всего не знаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты рада? — коротко спросил Макс.

— Рада? — переспрашиваю. — Я счастлива! Ты даже не представляешь, как тяжело мне было... делать выбор. Он не самый лучший человек, я его не очень люблю, но она не будет одна. Я все равно буду приезжать к ней, но, слушай… — От избытка эмоций машу руками. Чуть не задела проходящего мимо официанта. — Я очень надеюсь, он будет хорошо с ней обращаться и не обидит ее. По сейчас очень нужна любовь близких.