Закон Моисея - Эми Хармон

сила. Я бы с легкостью мог их нарисовать.

Кожа мужчины была такой же темной, как у меня, но он не показался мне черным – скорее, индейцем. А высокий рост и мускулистое телосложение сразу наводили на мысль, что он военный. Женщина выглядела очень хрупкой в своей девчачьей розовой юбке, белой блузке и сандалиях, и когда они повернулись к выходу, становясь в профиль, я сразу же ее узнал.

В детстве, когда я приезжал к Пиби, она заставляла меня ходить с ней в церковь. В одно воскресенье – мне тогда было где-то девять – во время службы за органом играла девочка. Ей было не больше тринадцати-четырнадцати, но играла она просто невероятно. Ее звали Джози.

Ее имя прозвучало у меня в голове голосом бабушки, и я слабо улыбнулся.

Музыка Джози была прекрасной и волнующей. И что лучше всего: она внушала мне чувство безопасности и спокойствия. Пиби сразу же это подметила, и мы начали приходить на репетиции, слушая игру Джози с задних рядов. Иногда она играла на пианино, часто на органе, но я в любом случае испытывал умиротворение. Помню, как Пиби вздохнула и сказала: «Эта Джози Дженсен самое настоящее музыкальное чудо».

А затем бабушка добавила, что я тоже чудо. Прошептала мне на ушко, что я создавал музыку, когда рисовал, прямо как Джози создавала музыку, когда играла. В обоих случаях это дар, и в обоих случаях его нужно ценить. Я совершенно забыл об этом, до сегодня. Женщину звали Джози Дженсен, а могила, у которой она стояла, должно быть, принадлежала ее матери.

Я наблюдал за их уходом, потерявшись в воспоминаниях о ее музыке, как вдруг в последнюю секунду Джози обернулась. Затем сказала что-то мужчине, и, посмотрев на меня, он кивнул.

Джози направилась ко мне, лавируя между надгробных камней, и остановилась на почтительном расстоянии. Мило улыбнувшись, протянула мне руку, и я быстро ее пожал.

– Ты Моисей, верно?

– А ты Джози Дженсен, верно?

Ей явно польстило, что я тоже ее узнал.

– Теперь я Джози Йейтс. Мой муж, Сэмюель, недолюбливает кладбища. Ох уж эти суеверия навахо! Он сопровождает меня, но всегда ждет под деревьями.

Навахо. Значит, я не ошибся.

– Я просто хотела сказать, что мне очень нравилась твоя бабушка… прабабушка, если точнее, да? – Я кивнул, и она продолжила: – Кэтлин всегда умела внушить, что, что бы ни происходило в нашей жизни, в конечном итоге все будет хорошо. После того как моя мама умерла, когда я была маленькой, прихожанки из церкви присматривали за моей семьей, а Кэтлин присматривала за мной. Она учила меня уму-разуму и позволяла приходить к ней в гости, когда мне нужна была помощь или совет. Чудесная была женщина.

Джози говорила от души, и я согласно кивнул.

– Это да. Она всегда вызывала во мне подобные чувства.

Я сглотнул и смущенно отвернулся, понимая, что это слишком интимный разговор, чтобы вести его с незнакомкой.

– Спасибо, – я мимолетно встретился с ней взглядом. – Это много для меня значит.

Джози кивнула, грустно улыбнувшись, и снова развернулась.

– Моисей?

– Да?

– Ты слышал об Эдгаре Аллане По?

Я озадаченно поднял брови. Я-то слышал, но вопрос был странным. Когда я кивнул, Джози продолжила:

– Его слова не выходят у меня из головы. Видишь ли, я люблю слова. Можешь спросить у моего мужа – я изнуряла его тирадами и музыкой, пока он не взмолился о пощаде и не женился на мне, – она подмигнула. – Эдгар Аллан По говорил много прекрасных и тревожных вещей, но они зачастую идут рука об руку, не так ли?

Я ждал, гадая, чего от меня хочет эта женщина.

– По сказал: «Не бывает красоты изысканной без некоторой странности в пропорциях». – Джози наклонила голову вбок и посмотрела на своего мужа, который даже не шелохнулся за все время нашей беседы. И тихо пробормотала: – Я считаю твою работу странной и красивой, Моисей. Как диссонирующая мелодия, которая упорядочивается сама по себе. Просто хотела, чтобы ты знал.

У меня отняло дар речи. Я гадал, где и когда она видела мои работы, удивлялся, что она вообще меня знала, и все равно не побоялась подойти. Разумеется, ее муж стоял всего в нескольких метрах от нас, и я сильно сомневался, что кто-то смел обидеть Джози Дженсен на его дежурстве.

В конце концов они ушли, и я остался один. Леванское кладбище напоминало ухоженное пионерское[10] – относительно небольшое, но постоянно расширяющееся пропорционально самому населению города и их мертвым близким. Оно тянулось на запад и возвышалось над долиной с предгорья Такавэй-хилл, с которого были видны фермы и пастбища. С моего места виднелось только старое шоссе – длинная серебристая полоса, рассекающая поля до самого горизонта. Вполне умиротворяющий и безмятежный вид. Я был рад, что Пиби похоронили именно здесь.

Я прошелся вдоль ряда надгробных плит, минуя маму Джози, и начал искать длинную линию Райтов, состоящую как минимум из четырех поколений. На секунду задержался у могилы Пиби, благоговейно касаясь пальцами ее имени, но затем отправился дальше. Новые надгробия, старые надгробия, плоские и глянцевые. Букеты и вертушки, венки и свечи. Я гадал, зачем люди их оставляли. Мертвым ни к чему это дерьмо, заслоняющее их имена. Но, как и многое другое, в основном это делалось для живых. Это живые чувствовали необходимость доказывать себе и всем вокруг, что они не забыли. А в таком маленьком городке, как этот, на кладбищах всегда проходили своего рода соревнования. Мыслили они примерно так: «Я люблю больше всех, я страдаю больше всех, поэтому каждый раз буду выставлять эти чувства напоказ, чтобы все о них знали и жалели меня». Да, это цинично. Да, я та еще сволочь. Но мне не нравилась вся эта мишура, и я сомневался, что мертвые в ней нуждались.

Я нашел длинный ряд Шепердов и чуть не рассмеялся из-за имени одного из них. Варлок[11] Шеперд. Ну и ну! Может, меня стоило назвать Варлок Райт? Прежде меня уже называли ведьмой. Изучив надгробия, я осознал, что тут похоронено пять поколений Шепердов и их жен. Я нашел первую Джорджию Шеперд и вспомнил тот день, когда дразнил Джорджию из-за ее имени. Джорджи-Порджи.

А чуть дальше – еще одно поколение, хотя место перед ним было пропущено. Квадратный камень – около шестидесяти сантиметров, простой и ухоженный – стоял в самом конце ряда с пустыми участками травы по бокам, словно берег место для тех, кто придет после.

Эли Мартин Шеперд. Родился 27 июля 2007-го, умер 25 октября 2011-го. Вот и все,