История шрамов - Кая Север

к моим словам о том, что я хочу напиться вдребезги.

— Конечно ты не отказывала, — делая глоток, поддразнил меня он. — Ведь не было таких просьб.

— Загадывай давай, — я хотела было ткнуть его в привычной манере кулачком в плечо, но отчего-то промахнулась. Алкоголь действовал на меня слишком быстро.

— Ладно... Я никогда не был близок с родителями, — уже серьезнее сказал Альк, после чего зачем-то сам приложился к стакану. 

Мне пришлось даже моргнуть пару раз, чтобы понять, что он имеет ввиду.

— О, так ты решил себя завалить, — я могла бы ощутить некоторую неловкость от того, что тема грозила стать слишком личной, но решила свести все в шутку. — А я вот пить не буду. Мои родители проводили со мной все свое время — так что я была близка с ними как никто. Возможно, если б они работали и растили меня, как нормального ребенка, вместо того, чтобы разъезжать по стране и валять дурака, я бы сейчас и выпила. Была бы одним из этих трудных подростков... "Меня никто не понимает и не любит", — я и сама не заметила, как невзначай выпила снова, просто так, вне игровых рамок. — Боже, Альк, какие классные и нормальные из нас могли получиться дети. Я бы сплетничала с девчонками из класса, ходила на вечеринки и точно бы на тебя запала. А ты играл бы в группе и разбил бы сердца половине старшеклассниц, но непременно тоже бы ходил на вечеринки и был популярным. Я что, слишком много фильмов таких смотрела, да? — решив, что пора заканчивать с подобными размышлениями, я непринужденно сменила тему, оборвав саму себя на полуслове.

Альк все это время смотрел словно бы сквозь меня. А после моей тирады и вовсе опрокинул в себя весь стакан.

— Мы с родителями не общались даже тогда, когда я жил дома, — сухо заметил он, снова подливая себе ром.

Так, кажется, игра начинает заходить не туда.

— Эй, — мне пришлось подобраться поближе к Альку, почти вплотную, сев с ним рядом, чтобы иметь возможность посмотреть ему в глаза. — Кажется, ты все-таки не знаешь правил этой игры. Ее смысл — в том, чтобы веселиться, а не наоборот. Отвлекись, подумай, сколько все у тебя было хорошего... Или ты хочешь об этом поговорить? Вот, к слову, — я приподняла свой стакан, явно намекая на продолжение игры. — У меня никогда не было такой замечательной сестры, с которой было бы связано столько классных воспоминаний! Ой, или ты уже это говорил... Тогда — я никогда не умела так проникновенно петь и играть на гитаре, и вообще мне никогда не быть такой умной, сообразительной и надежной, как ты. Альк, — я снова заглянула парню в глаза. — Пей за все эти пункты. Немедленно. И больше не думай о плохом, особенно теперь, когда мы в паре шагов от настоящей свободы. Идет?

— Ты ведь тут хотела напиться, — огрызнулся он, отводя глаза.

Я надавила на его пальцы, вынуждая поднять стакан к лицу, и все же сделать так, как я сказала. Альк вздохнул и послушно сделал глоток. 

— Я никогда не носил юбку, — тихо произнес он, все еще глядя в пустоту.

Мысленно я выдохнула, радуясь тому, что все же сумела его отвлечь. Снова.

— Ходишь по краю пропасти, — все так же весело усмехнулась я, как ни в чем не бывало. — Если бы не парочка случаев в детстве, когда мама все же наряжала меня в платье, ты бы попал впросак с этим вопросом. Черт, ну и нахваталась же я от тебя заумных словечек, — выпив пару глотков, я продолжила: — А я никогда не брила лицо. Раз уж мы решили пройтись по всем этим гендерным штучкам. Пей-пей. И мой стакан снова пустой. Это я на твой этикет намекаю, да-да.

Я уже чувствовала, что язык мой не принадлежит мне сильнее, чем обычно.

Наверное, стоило слегка притормозить и совсем немного от Алька отодвинуться, сохраняя дистанцию. А вот так заглядываю в его глаза — и снова все мысли совсем не о том, что у нас просто дружеская беседа и игра как способ напиться.

Альк послушно наполнил оба наших стакана, после чего сделал свой законный глоток.

— Я никогда ничего не выпекал, — с каждой новой порцией рома его голос становился все более низким и тихим. А мне все сильнее хотелось прижаться к нему и забить на эту дурацкую игру, но я держалась за нее, как за способ поддерживать хоть какую-то видимость того, что мы все еще можем оставаться обычными подростками. Детьми, с которыми жизнь обошлась слишком жестоко, но мы все еще остаемся собой. А главное — помним, кто мы такие на самом деле.

Скрепив сердце, я постаралась рассмеяться. Он помнит то печенье. Я всегда считала, что такие моменты — и есть самое важное, а все остальное, боль и лишения — всего лишь стремные декорации, о которых можно не вспоминать понапрасну.

— А зря, — слегка чокнувшись с Альком, по-доброму усмехнулась я. — Мне кажется, у тебя бы прекрасно вышло. Почему-то очень хорошо представляю твой образ в фартучке, раскатывающего тесто вот этими самыми руками, — я неосмотрительно взяла Алька за руку и сжала его пальцы, после чего снова глупо хихикнула и отпустила, чтобы взяться обеими ладошками за свой бумажный стакан и отпить из него.

И снова заняла свою любимую позу — лечь на ковер. чтобы смотреть в потолок, только теперь как-то внезапно под головой оказалось колено Алька, и я, недолго думая, решила устроиться прямо на нем. Запоздало подумала о том, что надо бы не уронить бутылку… Но вроде бы все было неплохо.

О, из такой позы даже не в потолок можно было смотреть, а сразу — в его лицо. Удобно.

— У меня плохо эта выпечка получалась. Как и любое блюдо сложнее яичницы или макарон с сыром. А у тебя какое любимое блюдо? Этого ты мне, кажется, не рассказывал.

Кажется, я начинала постепенно напрочь забывать, в чем смысл игры.

Альк слегка нахмурился, и я не поняла — то ли от того, что моя голова вот так бесцеремонно оказалась у него на коленях, то ли и впрямь размышлял над моим вопросом.

— Вареники с вишней, — несколько задумчиво подытожил он. — Такие чуть